День за днем-3 (гет)

Пролетело еще две недели. Очень противные и злые две недели, в течение которых клубок ядовитых змей, в лице Каролины с Наташей, полностью подмял под себя Егорова, заставив его продать радио, сделав будущее Сомовой призрачным и наговорив ему черт, знает чего и про меня — в частности, что номер я делаю исключительно в угоду турфирме в обмен за обещанную бесплатную поездку. В результате новый «МЖ» будет делать Зимовский с откровенным уклоном на скандалы и желтизну. Категорически отказываюсь участвовать в этом мероприятии. Мы даже с Кадугиным ссоримся на этой почве за его предложение сделать вид, что мы сдались, а на самом деле уйти в подполье и отложить все решения до лучших времен. А на днях меня в редакции ожидал еще один сюрприз — мой кабинет заняла Каролина, и все личные вещи были вынесены в холл. Егоров же просто отмахнулся от моих претензий, старый дурак.

Обиженная, уезжаю с работы прошвырнуться и успокоиться. И надо же — гуляя по торговому центру, неожиданно сталкиваюсь с Кариной. Да-да, с той самой! Пока прихожу в себя, та уже уходит достаточно далеко и на каблуках догнать ее не получается — сев в машину, гадина уезжает. А в номере уехавшей машины успеваю запомнить лишь три цифры, 199. Правда есть идея попытаться что-то разузнать через знакомого гаишника, если конечно найду его телефонный номер.

* * *

В выходные, поиски нужного номера по записным книжкам, успеха не приносят, но есть вероятность обнаружить его в ежедневнике на работе. Так что, собираюсь там появиться уже с утра. Правда и задерживаться в издательстве не в моих планах, и потому утренние сборы на работу коротки: красная водолазка с брюками и хвост на голове — самое удобное и практичное решение для беготни на весь день.

Когда двери редакционного лифта раскрываются, передо мной картина маслом — «Сотрудники «МЖ» дружно празднуют поражение Маргариты Ребровой в борьбе за имидж журнала». Ну и хрен с вами! С деловым видом лавирую среди народа в холле, топчущимся здесь с шампанским и аплодисментами. Приходиться и отодвинуть слишком неповоротливых. Судя по крикливым воплям, сиим торжеством заправляет Каролина. Стараясь не обращать внимания на насмешливые взгляды, сразу ныряю в кабинет Калугина. Вслед слышится новый радостный визг:

— А вот нам расходиться нельзя! Ну, буквально по бокальчику шампанского и все, снова за работу!

Андрей видимо тоже «с бокальчиком», его в комнате нет. Подойдя к столу, освещенному лампой, стаскиваю сумку с плеча и раздраженно бросаю ее в сторонку, на тумбочку:

— Празднуют они…. Нашли чего праздновать!

Не снимая куртку и не присаживаясь, торопливо перебираю папки в коробке со своим барахлом, разыскивая ежедневник. Как Каролина сюда накидала все подряд без разбора, так все и лежит — никакого желания навести порядок нет. А зачем, раз Егорову пофиг, где мое рабочее место?

Надув щеки, ворчу, с шумом выдыхая воздух:

— Фу-у-ух… Капец, куда эта дура его засунула?

В дверях появляется Калугин, видимо, шипучка кончилась:

— Марго! Маргарит.

Ни тебе «здрасьте», ни «привет».

— Что?

— Пойдем.

Недоуменно поднимаю голову, отрываясь от поисков:

— Куда?

— Ну, Марго, там все и...

Где же эта чертова книжка? О, вот! Облегченно вздохнув, вытаскиваю со дна потерю и победно поднимаю ее вверх:

— Фу-у-ух, вот она!

— Марго.

Да плевать мне на всю их пьянку! В моем голосе невольно проскакивает недовольство настойчивостью Калугина:

— Что-о-о? Андрей, я к этому выпуску не имею никакого отношения.

Более того, он мне неприятен, и Калугин об этом прекрасно знает!

— Маргарит, ну, зачем ты так. Это же наш журнал.

Вот уж чего нет, того нет.

— Андрей, ошибаешься, это их журнал.

— Марго, ну, я тебя прошу.

Спор бессмысленный, позицию Калугина смириться и затаиться я знаю, так что протестующе вскидываю вверх руку:

— Андрюш, ты извини, пожалуйста, у меня сейчас о-о-очень много дел. Ладно?

— Ладно, извини.

Снаружи слышатся новые поздравления, и я торопливо открываю ежедневник, пролистывая страницы. Калугин, помаявшись несколько секунд с бокалом в руке, тихонько уходит праздновать дальше…

— Капец…Фу-у-ух… Машины… А, вот оно!

Нашла…. Открыв пальцем крышку мобильника, кося глаза на страницу с номером, начинаю нажимать кнопки. Потом прижимаю трубку к уху, внутренне сосредотачиваясь и даже высунув от усердия кончик языка.

— ГИБДД Центрального округа, дежурный Федотов.

— Алло, здравствуйте.

— Здравствуйте.

— Скажите, пожалуйста, а я могу поговорить с капитаном Шулеповым?

— А кто его спрашивает?

— А это его двоюродная сестра Игоря Реброва беспокоит.

— Он на выезде. У руководства на совещании.

— Да? А когда будет?

— Перезвоните после шестнадцати часов, но гарантий нет.

Ждать до вечера? Расстроено фыркаю:

— Понятно. Да я, вообще-то, хотела его об одной услуге попросить.

— Может быть, я смогу помочь?

— Скажите, пожалуйста, а вы по трем цифрам номерного знака, можете пробить машину?

— Поцарапали? А какие буквы знаете?

— Нет, я буквы не помню.

— Это уже сложнее. А марка?

— Марка…М-м-м, вы знаете, я не обратила внимания.

— Девушка, это приблизительно двести тысяч вариантов, причем только по Москве и области.

От услышанной цифры столбенею, истерично хмыкая:

— Сколько вариантов?

— Не менее двухсот тысяч.

Остается только огорченно вздохнуть:

— Понятно… Ну, тем не менее, когда он появится, пусть тогда он мне на этот номер перезвонит, ладно?

— Хорошо, записал.

Поджав губы, разочарованно вскидываю подбородок вверх:

— Спасибо.

Сложив раскладушку телефона, уныло качаю головой:

— Капец.

И что теперь делать? Сдаться? Дернувшись из стороны в сторону, обегаю вокруг стола, торопясь взять сумку. Подхватив ее, спешу на выход — надежда умирает последней: скоро обеденное время и есть вероятность, что Карина возле кафе в торговом центре оказалась неслучайно. Так что мой путь теперь — на Трубную площадь. Опять приходится проходить сквозь толпу сотрудников, под осуждающие взгляды, под издевательский голос Зимовского:

— Ой, ой, ой…

Радостный взвизг Каролины заставляет ускорить шаг:

— По-здра-вля-ю!

Хорошо лифт быстро приезжает и не приходится, отвернувшись, скрипеть зубами.

* * *

Наконец, я опять в кафе, в «Неглинная Плаза». Зайдя внутрь, застываю, осматриваясь по сторонам и нерешительно теребя пояс куртки — раздеваться или нет? Увы, Карина отсутствует, и я уже не уверена, что не зря теряю время. Наконец, решаюсь — сняв сумку с плеча и положив ее в кресло у ближайшего столика, расстегиваю ремень и присаживаюсь. Тут же подбегает официант с меню, и я забираю у него книжку:

— Спасибо.

Что-то заказывать серьезное глупо — я же не жрать сюда пришла, но и не заказать нельзя. Может взять кофе? Сколько оно тут? Начинаю перелистывать страницы и вдруг чувствую рядом чужое дыхание. Упершись одной рукой в спинку моего диванчика, а другой в стол, надо мной нависает незнакомый мужик:

— Девушка, а вы случайно не меня ждете?

Блин, еще один козел.

— Молодой человек, вы так замечательно куда-то шли.

Не найдя понимания, парень меняет позу, вставая прямо, и я ехидно добавляю:

— Хотите, чтобы я вас в другое место послала?

Повернувшись к неудачливому мачо спиной, откидываюсь на спинку дивана, прикрыв рукой глаза… Слышится разочарованное:

— Извините.

Вот и славно… Минуты идут и появляются сомнения: бросив взгляд на часы, вздыхаю — так можно просидеть до морковкиного заговенья и ничего не дождаться. Подходит официант за заказом, но я пока надеюсь обойтись без рассиживаний — извиняюсь, поднимая просящий взгляд:

— Я… Я попозже.

И снова с тоской смотрю на часы — еще полчаса бесполезно просидеть или как?

* * *

Спустя пятнадцать тягостных минут, все же заказываю кофе, и когда его подают, благодарно придвигаю чашку с блюдцем поближе:

— Спасибо.

Вздохнув, опять таращусь на часы, потом оглядываюсь на вход и по сторонам. Блин, люди отдыхают, кушают, одна я как белая ворона. Очередной раз оглянувшись, неожиданно натыкаюсь взглядом на приближающуюся Карину. Вся напрягшись, меняю позу, внутренне собираясь и готовясь вскочить. Будущая жертва проходит за моей спиной к столику у окна, и я провожаю ее убийственным взглядом. Попалась, дрянь, попалась… Присев, мерзкая девица с улыбкой принимает меню от официанта:

— Спасибо.

Не в силах больше сидеть, срываюсь с места и через пару секунд самоуверенно вешаю сумку на спинку кресла напротив Карины:

— Ну, здравствуйте девушка.

В глазах этой дуры непонимание:

— Здравствуйте.

Встряхнув хвостом волос, забираюсь в кресло, подмяв под себя одну ногу и, положив локти на стол, грозно усмехаясь:

— Потрещим про жизнь?

Лицо Карины вытягивается:

— Простите, а мы знакомы?

— Мы?… Хэ, еще как!

Ближе некуда. Карина напряженно молчит, смотрит не мигая, может быть, решив, что я какая-нибудь обиженная жена или любовница. Мало ли у нее мужиков было после Игоря.

— Гошу помнишь?

— Какого Гошу?

— Реброва, какого же еще?

Та сразу скучнеет и вся напружинивается, садясь прямо.

— Допустим.

Точно. Думает, что я одна из его пассий. Оглядываюсь в сторону зала, не смотрит ли на нас кто, потом снова буравлю взглядом собеседницу:

— Так это я!

— Что, я?

— Игорь Ребров — это я.

Все тот же немигающий взгляд змеи:

— Девушка, это не смешно.

Да? А может письмецо напомнить или телефонный звонок про новую оболочку? «Береги силы для брачной ночи»? От воспоминаний мое лицо принимает звериное выражение и не только лицо:

— Ты, знаешь, мне тоже ржать особо не хочется.

Карина молчит, видимо решая, как поступить. Но у меня слишком клокотно внутри, чтобы соблюдать политес:

— Ну, что ты вылупилась?! Давай, соображай своими мозгами куриными!

Оскорбленная невинность теряет самообладание:

— Послушай, ты, хамка, тебя с помощью охраны вывести или сама выйдешь? Я тебя в первый раз в жизни вижу!

Оглядываюсь по сторонам — привлекать внимание публики к нашим разборкам себе дороже. А девка, похоже, пошла в отказ — хочет подтверждений и железных фактов. Уж этого я могу предоставить воз и маленькую тележку, вплоть до сопливых речей в койке и признаний в любви.

Снова напираю на Карину:

— Значит, так, слушай меня внимательно. Мы с тобой познакомились в баре. Ты там была еще со своим пуделем недоделанным. Потом выпили по две самбуки.

Вижу, как в глазах Карины появляется неуверенность, и она сдерживает дыхание. То-то же!

— Потом поехали в гостиницу. На следующий день ты мне наяривала на работу как полоумная, а к вечеру приперлась в бар.

«Гоша, я из-за тебя жениха бросила!». Хорош жених, если в первый же вечер знакомства ложишься под другого мужика. Несколько раз киваю утвердительно:

— Мы не очень хорошо поговорили, и ты поперлась к повитухе. Ну, что, память возвращается? Вижу, возвращается.

И действительно видок у поганки испуганно — растерянный.

— Так вот, перед тобой сидит произведение твоего же искусства.

Карина начинает отрицательно мотать головой:

— Этого не может быть.

Ага! Тогда за каким хреном с квартиры съехала, следы заметала, письма гадкие слала? Горько усмехаюсь:

— Хотя, знаешь, я в первые пять минут тоже так думала.

Расслаблено откидываюсь на спинку кресла, отворачиваясь, но видимо этого момента и ждала Карина, пулей срывающаяся со своего места и устремляющаяся к выходу из кафе. Такого финта я никак не ожидала — несколько секунд ошарашенно таращусь вслед, не реагируя, только шлепая губами. Только потом меня прорывает:

— Куда! Стоять! Э! Эй!

Схватив сумку, дергаюсь бежать вслед, но официант ловит за локоть:

— Девушка, извините, а счет за кофе?

Резко торможу, едва не поскользнувшись, взмахивая рукой с сумкой и с трудом удерживая равновесие.

— Че-е-е-ерт!

Даже не пила этого дурацкого кофе, а приходится лезть за кошельком. Только бы не ушла! Только бы не ушла… Наконец, выуживаю две сотки и бросаю их на стол — подавись!

Когда через три минуты выбегаю на подземную парковку, беглянка уже сидит в машине и заводит мотор. К888ТВ199! Крик не останавливает ее:

— Карина, подожди!

Дергаю за ручку дверцы, но та, увы, заблокирована.

— Открой, дверь! Стой, я сказала!

Автомобиль трогается не оставляя мне ни единого шанса… Струсила, дрянь! Нагадила и струсила! Испугалась, что придется отвечать. Это тебе не письма мерзкие писать исподтишка. Грожу вслед кулаком:

— Я все равно тебя найду! Я твой номер машины запомнила, тварь!

Вдруг чувствую, как кто-то сзади трогает за руку, и оглядываюсь — за спиной торчит худощавый улыбающийся мужик, нерусской внешности, прилично одетый, с козлиной бородкой и с хвостом длинных волос.

— Девушка, извините, здрасьте.

Это еще что за фрукт? Не отвечая, смотрю в сторону уехавшей машины. Любитель знакомств на парковках не отстает:

— А чего вы так раскричались?

Запыхавшись от бега, пытаюсь отдышаться. На заигрывания джигита, огрызаюсь:

— А тебе какое дело?

— Да так, интересно. А кто вы, Карине?

Он знает эту гадину? Тут же меняю тактику, поворачиваясь лицом к лицу:

— Я?

— Да, да вы…

Его доброжелательная улыбка не вводит в заблуждение, и я пытаюсь придумать что-то нейтральное:

— Э-э-э, ну-у-у… Мы вообще-то подруги, а ты кто такой?

— Ну, интересно… Так свою подругу тварью называете.

Блин, въедливый какой. Срочно соображаю, что ответить, но мозг слишком расстроен неудачной погоней. Поведя головой из стороны в сторону, огрызаюсь:

— Слушай, чего ты докопался, а?

— Ну, я ее парень, солнышко.

Так это вообще туз в рукаве! Переспрашиваю:

— Парень Карины?

Тот, сунув руку в карман, в другой держит мобильник и уже набирает номер:

— Да, да… Куда она уехала-то?

Он прикладывает мобильник к уху. Отвечаю честно:

— Понятия не имею.

— Черт не берет. Сама же здесь встречу назначила. Вы чего, с ней поцапались?

Поморщившись, отвожу взгляд:

— Ну, да, типа того.

— А ты случайно не Кострова, а?

Слава богу, нет... Все равно заложит Карине, так что лучше не влезать в дебри чужих фамилий. Устало вздыхаю, приглаживая волосы:

— Нет, не Кострова.

— Мда? Странно, что-то в последнее время Карина со всеми своими подругами не ладит.

Он опять прикладывает телефон к уху, но безуспешно. С подругами она не ладит… Потому что, тварь последняя! Ворчу, не без издевки:

— Да? Хорошая, значит, у тебя девочка. Очень людей любит, сразу видно.

Отвернувшись, вешаю сумку на плечо и отхожу подальше, размышляя, что теперь предпринять.

— Карина, да возьми ты трубку!

Мужик уходит, и я провожаю его взглядом — если он ее парень, рано или поздно, все равно приведет к подружке. Так что решительно направляюсь следом.

* * *

Приятель Карины не уезжает, а наоборот, возвращается в кафе на второй этаж и даже усаживается за тот же самый столик у окна, туда, где раньше сидела его подружка. Устраиваюсь неподалеку, осторожно наблюдая, как мужик сначала читает газету, попивая кофе, а потом начинает нервно елозить и похлопывать газетой по столу — видимо, думал, что эта дура отскочила ненадолго, вернется или перезвонит, в конце концов, а его надежды не оправдались.

Пожалуй, и мне стоит позвонить Сомику. Набрав номер, прикладываю трубку к уху и оглядываюсь на мужика — сидит спокойно, пьет кофе, не дергается. Наконец, Анька откликается:

— Алло, Ань! Ань, привет, это я.

— Да? Ну, что там у тебя?

— Ань, ты сейчас можешь ко мне подъехать?

— А ты где?

— Да все там же, в кафе этом долбанном.

— И что, не появлялась она?

— Да уже и появилась и тут же испарилась. Короче, давай не по телефону, приезжай.

— Слушай, Марго, я сейчас не могу.

Раз не можешь, тогда зачем спрашивать, где я?

— Почему? У тебя же эфир до обеда был.

— Да причем тут эфир, ну, у меня тут…, короче… Тоже не по телефону.

— Ч-ч-черт!

— Слушай, так если Карина свалила, чего ты там торчишь? Приезжай ко мне на радио.

— Да не могу я никуда ехать — тут ее бойфренд ошивается!

— Чей, бойфренд, Карины?

— Да, Ань. Мне нужен кто-нибудь на колесах.

— Слушай, ну, я сейчас реально не могу. Ну, мне еще максимум час нужен.

— А что у тебя там такое-то?

— Ну, короче, мне тут Корнеев …, ну…. Марго, лучше давай потом, а?

Оглядываюсь на парня уже теряющего терпение — вряд ли его на час хватит. Решительно рублю рукой воздух:

— Ладно, все, нет, значит, нет! Все, давай.

Захлопнув крышку, нервно шлепаю телефоном по ладони — ничего нет хуже, чем ждать и догонять! Поглядывая на Карининого мачо, раздраженно всплескиваю руками:

— Блин, мы еще долго будем чаи гонять?

* * *

Официант в третий раз подходит с вопросом в глазах и приходится заказать стакан апельсинового сока, сразу испросив и счет. Правда пить опасаюсь — не дай бог, приспичит в туалет в самое неподходящее время. Время от времени осторожно поглядываю в сторону окна — блин, чел все сидит со своей чашкой и сопит, никак не упьется. Звенит мобильник, лежащий на столе, и я дергаюсь схватить и посмотреть, кто это, неужто Сомова освободилась? Но нет, на дисплее высвечивается «сб.13.01.07 14.51 Калугин вызывает». Капец, меняла аккумулятор, да так и не сподобилась установить правильную дату. Прошу назойливую трубу:

— Андрюша, не сейчас!

Сама оглядываюсь на мужика, который начинает елозить, и вроде как собираться, отодвигая чашку в центр стола. Повторяю трезвонящему телефону:

— Черт, ну, не могу я.

Звонки не утихают.

— Блин!

Приходится приглушенно бормотать в трубку:

— Говори, только быстро.

— Марго, это я, привет. Ты, где?

В Караганде. Сказала же — быстро!

— На улице.

— На какой еще улице, Маргарит?!

Раздраженно тороплю:

— Андрей, что ты хотел?

— Ну, вообще-то, хотел узнать, как у тебя дела.

Два часа назад, в офисе, спрашивал уже.

— Дела у меня нормальные. Это все?

— Нет, Марго, не все.

Голос становится приглушенней:

— Тебя тут все ищут.

Шампанское некому допить?

— Пусть ищут.

— Марго, подожди, у тебя точно все в порядке?

— Точно…

Тороплюсь прекратить пустой разговор:

— Извини, я тебе потом перезвоню.

Дав отбой и захлопнув крышку телефона, оборачиваюсь посмотреть, как там у окна. Увы… И я тоскливо вздыхаю… Неужто и правда придется искать Карину по номеру машины?

Мужик вдруг взмахивает рукой, призывая официанта, и будто пишет пальцем в воздухе:

— Молодой человек! Можно счет мне?

Он вытаскивает из портмоне тысячную и, получив книжку со счетом, отдает деньги. Я тут же лезу в кошелек за пятисотенной, оставляя ее на столе. Как только дядя встает, хватаю сумку, готовая стартовать следом. Пора! Вскочив с дивана, пробираюсь, лавируя между столиками к выходу. Преследовать приходится полубегом, так спешит кавказский мачо. Только, вот, куда? Не в подземный гараж, точно. Выйдя на улицу, он садится в машину, которую тут оставил, а я кидаюсь к ближайшему такси, открывая дверь и влезая на пассажирское место впереди:

— Вон за той машиной! Заплачу, сколько скажешь.

Таксист молча выруливает на свободную полосу, и я лезу за кошельком, сразу доставая деньги. Автомобиль вдруг тормозит. Блин, упустим же!

— Ну, чего, встали?

— Красный.

Сую под нос шоферу пятитысячную:

— На-ка! Она тоже красная!

Водитель забирает и безропотно трогает с места. Нетерпеливо бью ладонью по коленке — быстрее, быстрее! Грызя ноготь, вытягиваю шею, пытаясь высмотреть впереди машину… Вот, она!

Едем недалеко, минут десять не больше, машина впереди останавливается и такси практически упирается ей в хвост. Сквозь лобовое стекло вижу, как Каринин кавказец выбирается наружу и нажимает кнопку электронного ключа, запирая свою тачку, потом направляется ко входу в здание. Это что, офис, гостиница? Непонятно. Но судя по множеству флагов над входом, скорее гостиница. Выскочив из автомобиля, быстрым шагом устремляюсь следом, иногда переходя на перебежки. Притормозив, жду за колонной, пока интересующий меня субъект зайдет внутрь, и сама устремляюсь к дверям.

Холл внутри большой и я издали наблюдаю за Карининым кавалером, который уже добрался до ресепшена и получает карточку от номера. Наконец, он удаляется в сторону лифта. Идет быстрым шагом, не глядя по сторонам, прихватив по пути газету из стопки, лежащей на журнальном столике.

Проводив хвостатого мачо взглядом, стою в задумчивости — он сам снимает здесь номер или его мочалка? Если вместе, то зачем назначать свидания в кафе? А если тут поселилась она одна, то почему ему тоже выдают карточку от номера? По всему выходит здесь его лежбище, и он приезжий. А значит, скорее всего, поторопится дальше, рыскать Карину. Может он командировочный? Уточнить все можно на ресепшене и я, внутренне сосредоточившись, направляюсь к стоящему там сотруднику, еще на подходе растягивая на лице улыбку:

— Добрый день.

— Добрый день.

Вцепившись обеими руками в стойку, изображаю смущение, мнительность и переступаю с ноги на ногу:

— Скажите, пожалуйста, вы не могли бы мне помочь?

Круглощекий парень с большой выступающей челюстью излучает радушие:

— Да, конечно, я вас слушаю.

Потупив взгляд, продолжаю:

— Скажите, пожалуйста, а в каком номере остановился, вот тот, молодой человек?

И тыкаю пальчиком в сторону лифта. Человек-челюсть вежливо улыбается:

— Простите, но подобную информацию мы не имеем право разглашать.

К этому я готова и потому, нежно вздохнув, строю ему глазки:

— Скажите, как вас зовут?

— Меня зовут Дмитрий.

Точно, на бейджике так и написано. Виновато усмехаюсь:

— Дми… Дмитрий, да.

Тот тоже смеется, а я опять смущенно опускаю глаза в пол:

— А…, скажите, Дмитрий, а у вас девушка есть?

— Ну, а причем здесь это?

Сделав губки бантиком, продолжаю играть выбранную роль:

— Просто понимаете, парни с девушками они иногда ссорятся, а вы сейчас реально можете помочь нам помириться.

Собеседник молчит, борясь с чувством долга, и я усиливаю эффект, выпятив губки и просяще склонив голову на бок:

— Ну, пожалуйста. Дмитрий, я же по глазам вижу, что вы добрый.

Лесть великое оружие и сотрудник смягчается, склоняясь заговорщицки в мою сторону:

— Простите, пожалуйста, но этот молодой человек остановился в номере с другой девушкой.

Оп-па-на! То есть у рыжей твари и дома собственного нет, по гостиницам шастает с мужиками? Теперь главное додавить и я радостно киваю:

— В том-то и дело!

— Ну, извините, за подобную информацию меня могут уволить.

Раздвинув губы в узкую полоску, понимающе киваю:

— Хорошо…. А-а-а, можно тогда хотя бы позвонить?… Ну, пожалуйста, мне очень надо, всего один звоночек.

— Ну, хорошо.

Он нажимает три кнопки, а я, вытянув шею, повторяю про себя: 3, 0, 6.

Тут же прячу глаза и круглощекий протягивает трубку:

— Пожалуйста.

Благодарно улыбнувшись, прижимаю телефон к уху и тут же слышу знакомый голос Карины:

— Алло, алло-о-о, говорите… Алло.

Ну, что, тварь, влипла? Зажав трубку ладонью, сокрушенно гляжу на администратора:

— Не берет.

— В ванной наверно.

Ага, вдвоем с хвостатым. Как тот пришел, так сразу в пальто под душ и полез. Чел забирает трубку назад, и я посылаю ему еще одну виноватую улыбку:

— Ну, да, может быть. Спасибо, извините.

— Не за что.

Напряженная как струна, удаляюсь деревянным шагом, прислушиваясь, что там за спиной, и надеясь, таки, выбрать момент, когда щекастый отвлечется. Как только слышу голоса у стойки ресепшена, останавливаюсь у колонны, вроде как, поправить волосы…

— Три, ноль, шесть… триста шестой, значит.

Привалившись плечом к каменному столбу и сложив руки на груди, осторожно оглядываюсь — там, у стойки, парочка новых гостей, получив анкеты, начинают их заполнять, а закончив, забирают ключ-карточку от номера:

— Спасибо.

И долго мне тут торчать, подпирая стену? Ворчу:

— Капец, ты что, даже в туалет не ходишь никогда?

У чела звонит мобильник, и он прижимает его к уху, отворачиваясь от холла:

— Да, алло.

Отлично! Пока трендит и не смотрит, быстрым шагом направляюсь к лестнице — ждать лифт опасаюсь. Поднявшись на третий этаж, затаиваюсь за углом, поглядывая время от времени в коридор…. Так, теперь нужно решить, что делать дальше. Понятно, что при хвостатом кавказце разговаривать с Кариной бесполезно, но может у него есть дела в рабочее время и он появился, здесь, ненадолго? Хуже всего, если они сейчас соберутся и вместе свалят и мне придется и дальше таскаться, вслед за ними. Нервно расстегиваю пояс куртки — сопреешь тут, стоя, с такими-то стрессами.

Чу! В дальнем конце коридора слышится шум, и я выглядываю — ура, в дверях номера уже знакомый мужик, в пальто, что-то говорит в дверь и явно готовится уйти. Быстро перебегаю в нишу дверного проема номера напротив и там прячусь. Как только шаги приближаются, разворачиваюсь спиной, делая вид, что ищу в сумке ключ-карточку от номера. Торопливая поступь стихает на лестнице, и я осторожно оглядываюсь в ту сторону, а потом почти бегом спешу к заветной двери 306. Посмотрев в оба конца коридора и не обнаружив свидетелей, стучусь. Как только дверь распахивается, стремительно врываюсь внутрь, обрывая попытку захлопнуть ее у себя перед носом. Прижавшись спиной к двери, перекрываю проход наружу:

-Э, нет, родная, так дело не пойдет.

Карина отступает, явно растерянная:

— Чего тебе надо?!

— Мармелада.

Эта дура стискивает зубы, переходя к активной обороне:

— Я сейчас буду орать!

Возбужденно дыша, только раззадориваюсь сильнее:

— Давай ори, сейчас люди придут, и я им расскажу, какая ты у нас волшебница.

Чушь, конечно, никто такой бред слушать не станет, просто пугаю, и Карина это отлично понимает, злорадно смеясь:

— Тебе никто не поверит.

Есть и другие варианты. Сверкнув глазами, выдаю первый:

— Да? Я тебя сейчас стукну, один раз по башке и все!

Карина, сложив руки на груди и набычившись, начинает оправдываться:

— Я не хотела, Игорь.

О, как! Только что, знать не знала, и уже Игорь!

Наглая лживая дрянь — съехала с квартиры, отключила телефоны, заплатила тучу бабок и все потому, что не хотела? Срываюсь на возмущенный вопль:

— Да? Чего ты не хотела, тварь?

— Я не думала.

Киваю, принимая ответ:

— Вот это уже ближе. Тем более, что тебе думать там особо нечем.

Эмоции переполняют, и я даже тычу в сторону пустой емкости на плечах этой курицы, но тут же бессильно роняю руку вниз — чего теперь-то кулаками махать.

— Поверь, я не знала, что так получится.

Оперевшись рукой на угол пристенка, тяжело дышу, распсиховавшись. Мое отчаяние выплескивается в слезливом крике:

— А-а-а…, так получилось?

— Бабка говорила, что неделю, максимум две.

Похоже, не врет, но от этого только горше… Слезы так и просятся:

— Да, а я в этом коконе уже год живу!

Или сколько там с прошлого мая прошло…

— Точнее не живу, а существую, ясно тебе?

Во взгляде Карины жалость и она качает головой:

— Я, правда, не хотела.

Злобная гадина! Так я тебе и поверила… Сама же пугала — Игорек, это навсегда, «береги силы для брачной ночи». Дура!

— Не хотела она… Ладно, одевайся.

Хватаю лежащее на постели пальто и сую его Карине в руке. Та, словно кукла, не шевелится:

— Зачем?

— Одевайся, говорю! Спрашивает она еще, зачем.

Отвернувшись, закидываю голову вверх, упирая руки в бока и делая глубокие вдохи — стараюсь успокоиться:

— О, господи.

Сердце стучит как бешенное, и я упираюсь рукой в стену, прикрывая глаза. Карина упрямится и, отбросив пальто на постель, проходит к пуфику у стены, усаживаясь:

— Я никуда не пойду!

— Пойдешь!

Снова хватаю пальто, и кидаю его ей на колени:

— Как миленькая пойдешь! Сейчас оденешься, и мы потопаем с тобой к колдунье.

Карина поднимает голову:

— Говорили же, что она умерла.

— Кто умерла?

— Бабка.

То есть она узнавала? А говорила, что ничего не знает…. Даже если и умерла? Уверенно киваю:

— Ничего, у нее сестра осталась, занимается той же фигней. Давай, собирайся!

Карина отрицательно мотает головой:

— Я туда не пойду.

Вот упертая… Но и я упряма:

— Пойдешь!

Карина отворачивается:

— Нет, не пойду.

Злость опять начинает подниматься вверх, заливая глаза, и я наклоняюсь вплотную к этой дуре, упираясь ладонями себе в колени:

— Слушай, ты! Ты мне всю жизнь испоганила!

Карина упрямо прячет глаза и виновато поджимает губы. Выпрямившись, пытаюсь сообразить, как заставить упрямицу... Снова угрожать?

— Надо будет, ты к черту лысому пойдешь. Или что, туда тебя тушкой доставить?

Карина не реагирует, ковыряя ногти, и я зло поджимаю губы, делая глубокий вдох:

— Значит, так… Считаю до трех или начинаю воздействовать физически… Раз!

Реакция следует незамедлительно:

— Подожди, я была там. Там никого нет, они все съехали!

И, чтобы родить эту мысль, надо полчаса сидеть болванчиком? Недоверчиво смотрю на хитрую дрянь — выкручивается или говорит правду?

— Врешь?!

Карина встает и пересаживается на кровать, явно собираясь что-то поведать новенькое. Тащусь следом, располагаясь в кресле напротив, устало уронив руки между коленями — ладно, послушаем.

— Я не вру. Я туда поехала, потому что…. В общем, я не могу спать по ночам, мне снятся кошмары.

Кивая, ворчу, отвернувшись:

— Заслужила ты эти кошмары… Дальше!

— Дальше, я приехала, там дверь нараспашку, никого нет... Мебели вообще ноль и мусор везде на полу.

Такие детали нет смысла выдумывать, похоже, на правду.

— Так она что, реально съехала?

— Мне кажется, да.

Последняя ниточка обрывается и меня буквально перекашивает от бессилия. Че-е-ерт! Поелозив, возмущенно шлепаю внешней стороной кисти по ладони:

— Капец! Ну, вот где ты была все это время, а?!

Если бы эта дура не пряталась, все еще можно было разрулить… Драная овца, только блеет:

— Игорь, но я… А вообще, как такое вообще получилось?

Откуда я знаю!? Вконец расстроенная, передразниваю, кудахча:

— Как, как… Вот, так, молча!

Слезы наполняют глаза, и я поднимаю их к потолку:

— Заснул мужиком, проснулся бабой.

— Мутировал, что ли?

Ишь, какие умные слова употребляет... Корова тупая!… Язвлю, хотя голос срывается:

— Слушай, ты такая умная, вообще, я тебя умоляюсь… «Мутировал»!

Подняв глаза в потолок, трясу безнадежно головой — похоже, эта курица вообще не понимает, чего натворила.

— Это, вообще, кокон Маши Васильевой, а мое туловище гуляет где-то с ее куриными мозгами.

Карина непонимающе хмурится:

— Какой еще Маши Васильевой.

Такой… Отвернувшись молчу, потом все-таки, объясняю:

— Деревянной… Тоже жил себе человек, горя не знал и тут на тебе — новую оболочку.

— С ума сойти.

Блин, чего, без толку, кудахтать и блеять. Надо продолжать копать и я с шумом выдыхаю:

— Сейчас ты у меня реально с ума сойдешь. Давай, вспоминай!

— Что вспоминать-то?

— Что вы там с той бабкой шептали, мышей варили, откуда я знаю?!

У Карины несчастный вид и она качает головой:

— Я не помню.

Врет, собака страшная — такие события не забываются.

— Придется вспомнить.

Сверлю глазами собеседницу, и та со вздохом рожает:

— Она что-то говорила, а я повторяла за ней.

Повышая голос, напираю:

— Что говорила?

— Да, говорю же, не помню, я! Помню только, что было затмение.

Мое терпение на исходе:

— Слушай, вот сейчас у тебя будет затмение! Вспоминай, давай.

— Я не помню…. Я в этой квартире кое-что нашла.

Она тащит к себе свою сумку и лезет в нее. Странно, нашла и таскает с собой? Терпеливо жду и, вытянув шею, пытаюсь усмотреть, что же там. Карина вытаскивает фотографию и протягивает мне:

— Это ты.

Я? Беру фотку в руки — там Маша сидит рядом с Павлом, за столом с винищем, и улыбается.

— Фу-у-ух… Это не я, это Маша Васильева.

И огорченно отворачиваюсь — столько усилий и опять мимо. Одно непонятно — почему Карина именно эту фотку забрала из пустого дома? Чувствую, есть, есть какой-то разрыв в логике — либо Карина видела раньше это фото, либо видела саму Васильеву. Или Шульгина. И еще вопрос — если она заприметила Машину физиономию, то почему разыграла удивление в кафе? Нет, рыльце у этой овцы явно в пушку и она еще что-то знает, какие-то детали. Вот только толку от них никакого, если нет уже ни бабки, ни ее сестры… Разочарованно веду головой, откладывая фотографию на круглый столик возле кресла:

— Капец! Это… Это даже не облом, это я не знаю, что вообще!

От обиды мой голос срывается:

— Вот, что мне теперь делать?!

Карина жалобно ноет:

— Не знаю.

Дура бестолковая. Нет, чтобы сначала думать, а потом делать. Скривившись, передразниваю:

— А кто знает?

Опустив понуро голову, только вздыхаю... Карина, отложив пальто в сторону, поднимается с дивана, пересаживаясь в кресло по другую сторону журнального столика:

— Гош, ну, прости меня, пожалуйста, а?

Вяло бормочу в ответ:

— Прости… Что мне твое прости?

— Да я уже сама себя проклинаю.

Ага, а сама сбежала, едва увидела.

— Проклинает она…

Если и проклинает, то потому что ни одна подлость безнаказанно не проходит — не делала бы гадостей, не пришлось бы шастать по гостиницам. Покачав в сомнении головой, грожу пальцем Карине:

— Вот, твое счастье, что я тебя не нашел тогда. Если б тогда ты мне попалась, я бы тебе уже цветочки носил на холмик, вот ей-богу!

Лицо девицы скукоживается:

— Ну, что мне сделать, что бы ты меня простил?

А оно ей надо? Прощение-то? Отвернувшись, горько хмыкаю:

— Да, ничего… Что уже сделаешь?

— Какая же я дура!

С этим не поспоришь….

— Да, ладно…

Кошусь на пригорюнившуюся Карину:

— Сама-то, как?

— Что, как?

— Ну, поживаешь как, спрашиваю?

— Н-н-нормально.

Не очень, похоже, раз «со всеми подругами разругалась».

— Типа замуж собралась?

— Типа, да.

— Любит?

— Говорит, что да.

Даже у таких вредных дур счастье мимо не проходит. У одной у меня все сикось-накось. Снова забрав со столика фото, вздыхаю, оглядываясь в поисках сумки — та лежит на тумбе возле настольной лампы, и я подхватываю ее, поднимаясь:

— Ну, поздравляю тогда… Мне пора.

Карина тоже встает:

— Гош, давай я тебе свой телефон дам, мало ли.

Она извлекает визитку из сумочки, и я беру ее в руки:

— Мало ли, что?

— Ну, в жизни всякое бывает. Ты сам-то как? Совсем плохо?

Это с какой стороны посмотреть.

— Да, как тебе сказать… Не соскучишься.

Вздернув вверх подбородок, веду головой в сторону, поджимая губу:

— Перекроила ты меня конкретно.

— Ты понимаешь, я...

— Да, ладно, господи...

Вздохнув, с грустной усмешкой, гляжу на несчастную Карину:

— Поверь, у меня тоже бывают светлые моменты…. Ладно, давай.

— Позвони, если что.

Это вряд ли. Но не протестую:

— Если что, то обязательно.

Помявшись, чешу висок:

— Да и… Не рассказывай никому, а то в дурку засунут, не выпишешься.

Мы смотрим друг на друга уже без прежней агрессии и даже с сочувствием. Прощаюсь:

— Ладно, давай.

И ухожу, не оглядываясь.

* * *

На работу ехать настроения нет, и я отправляюсь к Аньке на радио — рассказывать о своем фиаско с Кариной. Потом мы едем вместе домой, и теперь уже я слушаю ахи и охи подруги о гитарных планах Корнеева, решившего превратить Сомову в суперзвезду эстрады. Пока Анюта готовит ужин, переодеваюсь в майку и слаксы и снова развлекаю подругу догадками о странном поведении чудной девушки Карины, которая, не зная никаких ни Маши Васильевой, ни Паши, вдруг якобы по наитию, прихватывает их застольное фото из пустой квартиры. Не странно ли, а? Зря я ее отпустила, все-таки, темнит дрянь такая, ох темнит….

Наконец, все съедено, Анька отправляется на кухню за чайником, а я иду в прихожую за сумкой. Повесив обе ее ручки на локоть, усердно шарю внутри в поисках упомянутой фотографии, потихоньку продвигаясь обратно в гостиную. В этих завалах фиг, что найдешь, и я ворчу:

— Ну, где, она?!

Сомова несет к столу чайник и доску под него:

— Чего ты ищешь?

— Да фотку, эту.

— Какую фотку?

Вот и рассказывай после этого. Зайдя за диван, кладу сумку поверх его спинки:

— Ну, из квартиры, я же тебе говорила…. Блин, капец.

Звонок в дверь заставляет поднять голову и оглянуться. Кого это на ночь глядя? Удивленно хмыкнув, смотрю на Аньку:

— Ты кого-то ждешь?

Но та тоже удивлена:

— Нет, а ты? Опять кто-то приперся.

Оставив сумку, спешу, шмаркая тапками по полу, обогнуть полки и пройти к входной двери. Из гостиной продолжается фырканье Сомовой и ее тихое ворчание:

— Надоело.

Кто это ей успел так надоесть? Распахнув дверь, недоуменно таращусь на Калугина — вот уж неожиданный визит, так неожиданный. Андрей заходит:

— Добрый…. Можно?

Как-то он сегодня странно весь день здоровается.

— Да, проходи… Э-э-э… По своей инициативе или прислали?

Иду в гостиную, а гость следом:

— Э-э-э, слушай надо поговорить.

— Ну, я уже поняла, говори.

Возвращаюсь за диван к своей сумке и опять лезу в нее, продолжить розыски фотки.

— Там, вообще-то весь офис гудит.

И о чем же он гудит? О том, как выперли главного редактора из собственного кабинета?

Занятие свое не прекращаю и головы не поднимаю:

— Неужели? Кто бы мог подумать! И c чего это вдруг?

— Марго, послушай, мне все равно, там … Зимовский или Каролина со своей дочерью…, пусть изгаляются, как хотят... Но мне, кажется, что это не повод, чтобы писать заявление сразу.

Под руку попадается ежедневник и я достаю его, листая — может карточка завалилась между страницами? Точно! Облегченно вздохнув, прижимаю ладошку к груди:

— О! Вот она, слава богу!

— Маргарит, ты меня вообще слышишь?

— Да, слышу, слышу. «Это не повод, чтобы писать заявление»… Кстати, какое заявление?

Подхватив сумку, обхожу диван, направляясь прямиком к Аньке.

— Маргарит, вот ты сейчас где?

Ей-богу, чего пристал со своим гадюшником… В празднике поучаствовал? Шампанское попил? Ко мне-то, чего лезть? Раздраженно огрызаюсь, плюхаясь на придиванный модуль:

— Я здесь.

Калугин устраивается рядом:

— Еще раз говорю — весь офис говорит по поводу того, что ты увольняешься!

Офис постоянно что-нибудь говорит и все невпопад. Пожав плечами, почесываю ноготком бровь:

— Андрей, пускай говорят. Им же нужно о чем-то говорить.

Если это все, то у меня сейчас мысли совсем о другом, о фотографии, которую надо показать Аньке и это гораздо важней любых сплетен в конторе.

— Но ведь это же неправда?

Капец! О чем он опять? Резко разворачиваюсь лицом к лицу, недовольная надоедливостью:

— Что-о-о?

— Ну, что ты увольняешься?

Зависаю, не сразу переключаясь на разговор о заявлениях, гудящем офисе и сплетнях.

— Андрей, вот ты, честное слово…, ей-богу!

Возмущенно всплескиваю руками:

— Мне все равно! У меня есть дела поважнее.

В ухо тут же звучит вкрадчивый голос:

— Какие дела, Марго?

Какие, какие… Разобраться надо. После этой Карины, непоняток, кажется, еще больше стало.

— Свои дела, Андрей.

Тянусь к чайнику, чтобы налить чай в чашку:

— Ты не допускаешь, что у меня могут быть свои дела?

— Допускаю, но… Когда ты мне начинаешь говорить слово «свои дела», меня это начинает настораживать.

Тему развивать не стоит, и я резко ее обрываю:

— Андрей!

— Хорошо, ОК, я понял. Я просто хотел тебе еще раз напомнить, чтобы ты не абстрагировалась.

Угу… Еще скажи «конгруэнтно». Киваю, глядя на его профиль.

— И помни, пожалуйста, что у тебя есть я.

Вот, поэтому мне и надо держать язык за зубами. Потому что, у меня есть ты! Мне бы только разобраться и все прояснить… И если там пустышка — забыть и успокоится.

— Я помню.

— Ну, вот это я и хотел услышать... Все, ладно, я побежал.

Андрей тянется чмокнуть куда-то в ухо, потом вскакивает, взмахивая рукой:

— Ой, Ань, привет!

И не дожидаясь ответа, идет на выход. Сомова смотрит вслед исподлобья:

— Угу. Счастливо.

— Давай, пока.

Калугин исчезает, щелкая дверным замком, а я виновато усмехаюсь подруге. Та присасывается к чашке, пряча глаза. Вздыхаю — и чего приходил, непонятно, даже неудобно перед Анькой. «Заявление, заявление»…

— Слушай, Марго у нас нет фиников, а?

Оторопело таращусь на Сомову — чего это вдруг?

— А…, э-э-э… Зачем?

Анюта трясет глянцем, который все время вертела в руках, пока мы пререкались с Калугой:

— Ну, здесь написано, что в них содержится вещество, которое препятствует инфаркту.

Издевается? Жуя печеньку, убираю рукой волосы за спину:

— А-а-а… Это ты к чему сейчас сказала?

Та с размаху шлепает по столу журналом:

— Мне, кажется, нам с тобой пора съесть, как минимум по килограмму.

— А… Ну, да.

Отправляю в рот остатки печенья, а потом запиваю чаем — интересно, чего это вдруг у Аньки от Калугина инфаркт? После чаепития мы еще долго рассматриваем фотографию Васильевой в обнимку с Пашей и гадаем, почему этот смазливый фрукт поступил так по-бабски: с гадалками, приворотами и прочей фигней — тем более, что до свадьбы, судя по отпечатанному приглашению, оставалось еще три месяца и все еще могло сто раз поменяться?