Птица на ветру (гет)

Миллисент смотрела на маску, а маска смотрела на Миллисент. Огоньки в ярко-лиловых глазах дрожали, как пламя свечи, и заключали в себе нечто гипнотизирующее. Казалось, целую вечность девушка готова была провести в дурманящем ожидании, пытаясь разглядеть за узкими зрачками рисунок хитросплетений судьбы, но дребезжащий голос вырвал ее из приятного оцепенения, а холодные руки с силой встряхнули за плечи, разворачивая в противоположную сторону.

— Накладывай защитный кокон, не накладывай, все равно отыщется бестолочь, которой закон не писан! Позволить разок шаману сделать свое дело, чтобы другим неповадно было соваться. Бесполезная идиотка!

— Что это было? — Миллисент сонно хлопала глазами. Интонации мистера Борджина настолько напугали ее, что она даже не подумала оскорбиться его резкими словами.

— Что это было, — издевательски передразнил старик, — ты бы выставила себя на смех, задай такой вопрос в экваториальной Африке, но здесь больше не считают нужным воспитывать детей. Это паразит, которому ты бы любезно себя скормила, если бы я не знал, как много скучающих зевак бродило по этим улочкам во все времена, а теперь и подавно.

Миллисент зажмурилась. Она помнила, как позвонила в дверной колокольчик и переступила порог магазина, как неестественно худая девушка за кассой пообещала позвать хозяина и удалилась, а дальше наступала черная пустота. Стрелки часов успели переместиться лишь на пять минут, но она полностью утратила ощущение времени.

— Уже полтора года не могу отделаться от этой твари, — посетовал Борджин, накидывая на гневно трепещущую ноздрями маску пыльное бархатное покрывало. — Перекупщикам шаман ни к чему, а посылать друг другу такие милые подарки люди в последнее время боятся. Такая безделушка способна за считанные часы полностью изуродовать лицо смотрящего. Уступлю всего за пятнадцать галеонов, — вдруг услужливо предложил торговец, — повесишь дома, раз уж шаман так тебе приглянулся. Кости настоящие, — он щелкнул пальцами и по комнате пошел глухой перезвон выпиленных подвесок.

— Нет, спасибо, — вежливо отказалась Миллисент. — У меня и дома-то нет. Если честно, я пришла сюда искать работу.

— Работу? — протянул Борджин, с сомнением хмыкая. — Здесь нет работы для малолеток. Ты хоть школу-то кончила?

— Мне уже семнадцать, — возразила девушка, — и я сдала С.О.В. Я могу колдовать. Моя фамилия Булстроуд.

— Как-как? — старик закусил губу и, к вящему ужасу Миллисент, лишь развел руками: — Булстрот? Кто такие, почему не слышал?

— Я подумала... вы могли знать моего отца, — памятуя о наставлениях Винса, Миллисент умолчала о родстве с Креббами. — После войны я осталась одна, так что если и отсюда меня прогонят... — не договорив, она очень достоверно всхлипнула.

Слезы ненадолго сбили Борджина с толку.

— Имей совесть, здесь не приют для сирых и убогих, — раздосадованно воскликнул он. — В былые времена приличную барышню никаким ветром не занесло бы в Ноктюрн аллею, а теперь вам здесь как будто медом помазано! Иди-ка ты к Малкин, у нее полно работы для недоучек. Поправлять ленты, держать иголки! У меня нет времени следить, как бы ты не попала в историю.

Какая-то часть Миллисент отчаянно призывала ее как можно скорее бежать из магазина, но вместе с тем, вопреки здравому смыслу, мистер Борджин вызывал у нее симпатию. Даже при недостатке жизненного опыта, Милли умела чувствовать людей. Быть может, за видимыми простотой и бесцеремонностью старика скрывалось доброе сердце?

— Мадам Малкин не даст мне работы, — с сожалением призналась она, и тут в голову к ней пришла очень удачная идея. — Папа... он погиб во время битвы за Хогвартс. Его осудили уже посмертно. Все имущество забрали. Тетя от меня отказалась. Кому нужна работница с такой дурной репутацией.

Борджин приглушенно выругался.

— А что с вашей матерью?

— Мама меня бросила, — ответила Миллисент, вспоминая о простом слизеринском принципе: лучшая ложь всегда основана на правде. — Я уже много лет ничего о ней не слышала.

— Мордред-знает-что-такое, — вознегодовал Борджин. — Да неужели в Ноктюрн аллее мало волшебных лавок, что вы зашли именно в мою? Пенелопа! Сюда, живо!

В соседнем помещении раздался перезвон музыки ветра, и в зал вошла девушка, с которой Миллисент уже успела перекинуться парой слов. Пенелопа могла бы считаться красавицей, если бы не болезненный, истощенный вид и разлитая по лицу нездоровая бледность. Судя по характерной вышивке на фартуке, в своих усилиях, направленных на поиск работы, она добилась большего успеха.

— Как прикажешь это понимать? — кивнул Борджин в сторону Милли. — Когда я согласился взять тебя, я пообещал себе, что больше не наступлю на те же грабли! Так откуда эта девица прознала про работу?

Пенелопа вопросительно взглянула на Миллисент, и по ее лицу скользнула улыбка узнавания.

— Эта девочка училась на Слизерине, — сообщила она с таким видом, словно встретила близкую подругу. — Но я ничего ей не говорила. Слава о ваших добрых делах вас опережает, мистер Борджин.

— Я тебе поговорю, — погрозил Борджин пальцем. — Развели мне пансион благородных девиц! Да половина квартала помрет со смеху... хотя туда им и дорога.

— Я давно прошу помощницу, — с энтузиазмом продолжала Пенелопа. — Лучше бы, конечно, это был кто-то постарше и посильнее, но думаю, Миллисент справится.

— Миллисент, — в устах Борджина ее имя прозвучало, как оскорбление. — Миллисент. Только этого мне не хватало. Предупреждаю, девочка, — прищурился он, — наведешь на меня авроров или, Мерлин тебя сохрани, отдел тайн, и шаман покажется тебе невинной забавой.

— Отдел тайн? Как вы могли подумать...

— Тебе в страшном сне не привидится то, что мне случалось наблюдать в своей жизни, — устало прервал ее Борджин. — Это дает мне право думать все, что угодно. Ты хотела работать? Поздравляю, ты принята в лондонское отделение семьи магазинов "Борджин и Бэрк", двести сорок восемь лет на колдовском рынке и почти сто пятьдесят — в лидерах продаж.

— Сто пятьдесят? — округлила глаза Милли, — впечатляет.

— Впечатляться будешь после работы, — цыкнул на нее Борджин, — а сейчас учи наизусть. Будешь повторять это всем новым клиентам и напоминать старым на тот случай, если они вдруг решат переметнуться к конкурентам.

— Хорошо, — растерянно кивнула Миллисент.

— Хорошо? — старик насмешливо изогнул бровь. — То есть ты благосклонно согласилась? Спасибо, я польщен.

Миллисент окончательно смутилась.

— Я вовсе не имела в виду...

— Мистер Борджин, перестаньте пугать бедную девочку, — вмешалась Пенелопа. — На ней и так лица нет.

— Лица, — веско заявил Борджин, — на ней не будет, причем в прямом смысле, если она продолжит разевать рот и улыбаться смертельно опасным артефактам. А в остальном пусть не слишком печется о своем драгоценном лице. Лет тридцать, от силы сорок, и трястись там будет не над чем, помяни мое слово.

Миллисент была готова побиться об заклад: если кузен сейчас каким-то образом мог слышать этот разговор, он наверняка уже живот надорвал со смеху.

— Ну, хватит пустой болтовни, — коротко распорядился Борджин. — Дела не ждут, клиенты — тем более. Пенелопа, что с партией слоновой кости из Ботсваны?

— Будет вечером. Поставщик обещал прислать с зомби, как только получит зеленый свет от своих людей на таможне.

— А зелье для миссис Ранкорн?

— Уже отправила с Бобом. Боб — это наша почтовая черепаха, — шепнула она Миллисент.

— Замечательно. Я все еще должен напоминать о нераспечатанных коробках с книгами? Не хочу прекрасным летним вечером свернуть себе шею, споткнувшись об одну из них.

— Сейчас я ими займусь, — пообещала Пенелопа. — Миллисент мне поможет.

— Сейчас, сейчас, — ворчал Борджин, поднимаясь по лестнице. — Уже месяц я слышу это сейчас. И не вздумайте обсуждать кавалеров и цацки, разбирая магические книги! Услышу — всех разгоню, ведьмы!

Борджин хлопнул дверью, и Пенелопа расхохоталась.

— Не обращай на него внимания! Он всегда такой, особенно если клиенты надоедают. У нас было то еще утро. Один проходимец чуть было не всучил мне горсть фальшивых монет. И главное, почти не отличить от гоблинского золота! Мистер Борджин устроил мне жуткую выволочку, а тут еще и ты... Пойдем, я быстренько расскажу тебе, чем мы здесь занимаемся!

— Постой, — Милли задержала Пенелопу, намеревающуюся проследовать в соседнее темное помещение. — Откуда ты меня знаешь? Ты тоже слизеринка?

Уголки губ Пенелопы поползли вверх, но улыбка получилась какой-то вымученной.

— Нет. Но тебя я помню, как и всех других студентов Хогвартса. Я была старостой школы.