Нет ярких красок в серебре (джен)

Примечания:

Глава получилась длинной, но я все же решила не делить ее на две части. С праздником всех, кто считает его своим и кто отмечает.

---

— Авада Кедавра!

Зеленая вспышка пролетела насквозь и позади что-то грохнуло со стеклянным звоном. Драко увидел, как сквозь него посыпались сверкающие осколки, разлетаясь по полу. Увидел широко распахнутые глаза Грейнджер и мимоходом поразился, насколько в них отсутствует мысль. Ярость, страх, бешенство — что угодно, только не разумная осмысленность происходящего. Его накрыло чувством дежавю. Точно так же она смотрела на него на поле боя, когда убивала. Не было вдумчивой умненькой гриффиндорки, была обезумевшая фурия, одержимая идеей гибели всего, что не разделяло ее убеждений о добре и зле.

Повторное заклинание не заставило себя долго ждать. Инстинктивно Драко пригнулся и рванул куда-то в сторону, не особо разбирая куда. Снова что-то грохнуло и на этот раз на него полетели книги и свитки. Должно быть, заклинание угодило в книжный шкаф.

— Стой! — заорал Драко, выставляя перед собой руки. — Стой, Грейнджер!

— Авада…

Заклинание осталось непроизнесенным, но Грейнджер не опустила палочку. Они так и стояли друг напротив друга. Драко с поднятыми руками и Грейнджер, готовая его убить. Снова. Она была похожа на дикую кошку, что будет до последнего вздоха защищать гнездо с котятами. Неподвижность затягивалась, но Драко увидел, как ее глаза возвращаются к нормальному размеру и линяют из безумия в осмысленность. Воочию увидел, как до нее доходит. Медленно-медленно опустилась рука с палочкой и безвольно повисла вдоль тела.

До него тоже вдруг дошло.

— Грейнджер… ты что, меня видишь?

Он-то по обыкновению хотел сначала осмотреться и понять, куда его занесло, но что-то пошло не так. Снова.

— Конечно, я тебя вижу, идиот.

— Я призрак. Ты меня убила, помнишь?

— Помню.

— Ты сейчас можешь хоть весь дом разнести, второй раз ты меня уже не убьешь. Ты это понимаешь?

Грейнджер не ответила. В принципе это было очевидно, но Драко хотел, чтобы она вернулась в нормальное состояние разума, а для этого надо было задать ей какую-нибудь задачу. За годы учебы он успел это понять про нее, хоть со стороны и казалось, что они только враждуют и ничего больше. Как не крути, а Грейнджер была лучшей студенткой не только своего факультета, но и всего курса. При жизни Драко очень не хотелось это признавать, но смерть несколько поменяла его взгляды на некоторые вещи. Как будто исчезли фильтры, искажавшие реальность, и теперь он видел яснее и четче, свободный от условностей мира живых.

— Но… почему? Почему ты меня видишь? Другие не могли, пока я сам не позволял.

— Потому что это я тебя убила. Убийца всегда видит призрак своей жертвы, потому что они остаются связаны mortem factor. Если бы в школе ты учился, а не… ты бы знал.

Если бы не доставал гриффиндорцев, если бы не якшался с Пожирателями, если бы не был одержим идеей стать лучшим. Ну да. Он понял. Основам латыни его учили задолго до Хогвартса, отец говорил, что это поможет ему лучше понимать природу и механизмы заклинаний, значит, поможет лучше владеть всем магическим арсеналом.

— Понятно. Так, давай сейчас оба успокоимся. Нам надо поговорить.

— Не о чем мне с тобой говорить, — буркнула Грейнджер, но все же ее поза стала более расслабленной. — Отойди.

Драко отошел в сторону, прислонился к стене и скрестил руки на груди, молча наблюдая за происходящим. Грейнджер подняла палочку, пропела заклинание и начала совершать палочкой плавные вращательные движения, постепенно меняя траекторию. Осколки на полу сползлись в кучу с тихим потрескиванием, засветились и восстановились в стекло, стекло вернулось на свое место в дверце шкафа. Книги приподнялись, закружились и расставились по местам на стеллаже. Перевернутое кресло крепко встало на четыре ножки, а рядом сложился из щепок журнальный столик. Чашка склеилась, но лужу чая с пола пришлось затирать обычной тряпкой.

Пока Грейнджер занималась уборкой, Драко огляделся. Это была маленькая квартира-студия, в которой комфортно жить одному человеку. Минимум мебели, только самое необходимое. Много книг, ну разумеется, это же Грейнджер. Кухня отделена от жилого пространства высокой барной стойкой, у которой стоял всего один стул. Камин, который явно регулярно разжигали. Из-под шкафа вылез большой пушистый кот. Увидел Драко и зашипел, выгнув спину и распушив хвост. Грейнджер обернулась на звук.

— Тихо, Косолап, не бойся. Он ничего тебе не сделает. А если сделает, то я снова его убью.

Драко вспомнил, в школе у нее был кот. Книззл. Драко много раз видел, как они с миссис Норрис прогуливались вдвоем. А один раз застал сразу троицу, но не поверил своим глазам. В голове не укладывалось, что профессор МакГонагалл может в анимагической форме составлять компанию настоящим кошкам. Хотя вот вопрос, а были ли они кошками?

Кот подошел к Драко, обнюхал его и удалился на кровать в дальнем углу. Свернулся клубком и следил за Драко глазами. От кошачьего взгляда было неуютно и жутковато. Как будто это не Драко тут призрак и по идее должен всех пугать.

Грейнджер закончила с последствиями погрома, но палочку так и не убрала. Повернулась к нему, крутанувшись на пятках.

— Ну? — требовательно спросила она.

— Что?

— Говори, что хотел.

— Я застрял, — сказал он и тут же себя мысленно выругал, скривившись. Это прозвучало так беспомощно и по-детски. Только не перед ней, не перед проклятой грязнокровкой.

— Я вижу, — Грейнджер закатила глаза. — И раз ты здесь, значит, тебе нужно что-то от меня, это очевидно. Что?

Что там Поттер говорил насчет того, что ей жаль? Она вовсе не выглядела так, что о чем-то сожалеет. Драко начал закипать.

— Я не знаю! Знал бы, давно бы уже свалил. И уж поверь, меньше всего я хочу иметь дело с тобой.

Грейнджер сделала по комнате нервный круг, подошла к окну и уселась на подоконник.

— Ладно, — она теперь выглядела не бешеной, а очень сосредоточенной. — Давай подумаем. Призрак не может упокоиться, пока не завершит все свои земные дела. Раз ты здесь, значит, твои дела связаны со мной. Из-за меня ты погиб и тебе, видимо, именно это не дает покоя. Ты сам-то хочешь уйти? Или собираешься доставать меня следующие пятьдесят лет?

Вот и она тоже…

— Хочу, — глухо ответил Драко. — Ты не представляешь, как хочу.

— Давай попробуем, — она несколько раз глубоко вздохнула и посмотрела ему прямо в глаза. — Малфой, мне жаль, что я тебя убила. Я не хотела. Прости меня. Я тебя отпускаю, найди покой. И отпусти меня, — пауза. — Все? Тогда вали.

Ничего не происходило. Они продолжали смотреть друг на друга. Бытие не двигалось, только звенело от напряжения. На лице Грейнджер проступила усталость.

— Не сработало, — сказала она каким-то упавшим голосом.

— Точно, — ехидно поддакнул Драко. С одной стороны, он был страшно разочарован, потому что на какой-то момент всерьез понадеялся, что сейчас умница Грейнджер, которая все всегда знает, скажет что-то такое, что освободит его наконец. С другой стороны, он злорадствовал, потому что пришел и ее черед понять, что не все она знает в этой жизни. И в смерти, как оказалось. Не всесильна. Отнять жизнь, как оказалось, это не крайняя степень проявления могущества. Можно отнять жизнь, но нельзя ее вернуть и нельзя даже подарить окончательную смерть, если что-то задержало душу, отделенную от тела.

— Значит, должно быть что-то другое.

— Может, есть какое-нибудь заклинание?

— Может. Я должна посмотреть в книгах.

Она подошла к стеллажу и начала копаться в библиотеке, откладывая фолианты в отдельную стопку. Драко молчал. Когда стопка собрала дюжину томов, Грейнджер перетащила ее на письменный стол и зажгла лампу.

— Уйди куда-нибудь и не мешай.

— Да не могу я уйти! — взорвался он.

— Тогда просто не мешай.

Он сел на подоконник, как только что сидела она. Прислонился спиной к откосу и стал смотреть на улицу.

Здесь вид был совсем иной, чем из особняка Блэков. Ночь сгустилась до темно-фиолетовой темноты, но Драко видел, что они на высоте второго-третьего этажа. Влажно блестели от дождя мостовые. Мелькали фары снующих туда и сюда машин, здесь их было намного больше. Вдалеке светились часы Биг-Бэна, и Драко сделал вывод, что квартира Грейнджер расположена в маггловской части Лондона. Грязнокровка решила держаться поближе к своим? Впрочем, какая теперь разница.

Какая вообще теперь была разница до всего? Он слишком устал мотаться неприкаянной душой на грани миров. Драко вспомнил призраков Хогвартса. Не удивительно, что многие из них никогда ни с кем не разговаривали. Все они, должно быть, были такими же уставшими душами и потеряли веру в покой. Вспомнилась леди Моргана. Однажды может оказаться слишком поздно, сказала она. Что, если он уже опоздал? Момент для ухода прошел, и он теперь так и останется неупокоенным призраком. Что, если он останется здесь, в маленькой квартире Грейнджер? А если она решит съехать, он последует за ней? Или будет пугать по ночам следующих жильцов. Драко знал, что магглы иногда видят призраков и верят в них. Наверное, так и рождаются городские легенды. Призраки ведь не живут очень долго, столетиями. Некоторые сходят с ума. Говорят, есть такая призрачная болезнь, когда призраки сходят с ума от невозможности обрести покой. Теряют память, теряют остатки себя, теряют даже тусклую нежизнь, которая остается после физической смерти. Остается только оболочка. От этого сделалось совсем тоскливо. Раньше Драко думал, что хуже смерти нет ничего. Теперь знал — есть. Сейчас с ним происходило это самое хуже смерти.

Краем глаза он посмотрел на Грейнджер, сидящую за столом и целиком ушедшую в чтение. Шелестели страницы, скрипело перо, когда она делала какие-то заметки на пергаменте. Она сильно сутулилась, волосы падали на глаза. Девчонка, засидевшаяся за домашним заданием.

Было глубоко за полночь, когда она закрыла очередную книгу, свернула пергамент и поставила перо на подставку. Устало потерла глаза.

— Ты что-нибудь нашла? — подал голос Драко.

— Когда найду, ты узнаешь об этом первым.

Грейнджер погасила свет, но в темноте Драко все равно видел, как она пересекла комнату, легла на кровать, не раздеваясь, и отвернулась к стене. Он не стал больше ничего спрашивать. Остался сидеть на подоконнике и смотреть на огромный мир за окном, такой живой, такой прекрасный, такой волнующий. Который теперь был не для него.

* * *

Утром Грейнджер приняла душ, выпила чашку кофе, переоделась и вымелась из дома в неизвестном направлении. На все у нее ушло не более трех четвертей часа, за которые она не сказала Драко ни слова. Старалась даже не смотреть в его сторону, хотя и ушла переодеваться в ванную. Драко остался один.

Несколько секунд он пялился на захлопнувшуюся перед его носом дверь, потом разбежался и пролетел сквозь нее. Он не думал, что делает, не думал, что из этого получится. Ему хотелось сделать хоть что-то, потому что мысль о том, что он навсегда останется в компании грязнокровки в этом маленьком пространстве была слишком невыносимой. Она терзала его всю ночь, не давала покоя и никак не хотела уходить, сколько бы Драко не гнал ее прочь.

Пролетая сквозь дерево, он инстинктивно зажмурился. Он не почувствовал сопротивление материального мира, не почувствовал вообще ничего. Остановился и стоял, прислушиваясь к тому, что происходит снаружи.

— Мяу? — вопросительная интонация была слишком явной, чтобы ее игнорировать.

Драко открыл глаза.

У его ног стоял огромный кот и смотрел на него снизу вверх, и кот этот был ему очень даже знаком.

— Что?

— Мяу! — на этот раз Драко почудилась в голосе кота насмешка.

— Сам знаю.

Не произошло ничего. Драко снова был в квартире Грейнджер.

Следующие полчаса он снова пытался сделать хоть что-нибудь. Оказалось, что бороться с инстинктами крайне сложно, даже когда твое биологическое тело уже бодро разлагается в семейном склепе. Драко пришлось прикладывать усилия, чтобы не закрывать глаза, при каждой новой попытке. Снова дверь. Стена в соседнюю квартиру. Стена на улицу. Окно. Стена к другим соседям. Быстро. Медленно. Лицом. Спиной. Боком. Когда глаза были открыты, реальность расплывалась на секунду, но потом снова обретала четкость и хорошо знакомую картину. Квартира-студия. Кот лежит на письменном столе и наблюдает за попытками побега, время от времени комментируя происходящее. За тщетными попытками побега.

— Блять! Блять-блять-блять!

Будь у него палочка, он смог бы проверить, какими чарами защищен периметр. Грейнджер слишком умна и осторожна, чтобы оставить свое жилище без защиты. Возможно, именно заклинание не выпускает его наружу. Будь у него палочка, он бы смог нейтрализовать любую магию и свалить из проклятого места от проклятой гразнокровки. Будь у него палочка…

Будь он жив…

Драко лгал сам себе и знал, что лжет, но так не хотелось признавать очевидное. В родовом гнезде, в поместье Паркинсонов, в поместье Блэков — во всех магических местах — он чувствовал волшебство без всякой палочки. Как будто в призрачном теле у него отросли какие-то специальные органы, позволяющее ощущать магию, или начали работать, когда освободились от плоти. Здесь же с самого начала было что-то не так. Как будто ветер сквозит в пустой подворотне, и гулкое эхо отражает любое движение. Драко не мог понять, что это, но сейчас все было настолько прозрачно, что лгать себе становилось все труднее с каждой секундой.

Не было никакой защитной магии по периметру. Был всплеск, когда Грейнджер ударила в Драко Авадой, а потом собирала магией последствия разрушений. Дальше — пустота. Не было ничего. Это была обычная маггловская квартира, в которой молодая волшебница прозябала дни после войны. Для призрака не было выхода не потому, что его удерживала магия, а потому что…

— Потому что, — сказал Драко, обращаясь к коту, — потому что я привязан к ней. Твоя хозяйка меня убила, поэтому я буду доставать ее до скончания веков. Как в хреновой страшной сказке. И что мне теперь со всем этим делать? А что будет, если она уже не вернется?

Он коротко истерически рассмеялся. Он заплакал бы от бессилия, если бы мог. Снова смотрел в окно, на мир, в который не мог попасть, пытался взять себя в руки, но получилось плохо.

Чтобы хоть как-то отвлечься и скрасить себе время ожидания, Драко принялся рассматривать жилище Грейнджер. Когда первые сильные эмоции прошли, появилась мстительная надежда увидеть, что ей тоже приходится несладко. Он хотел, чтобы было так. И еще где-то подспудно хотел увидеть то, о чем говорил Поттер. Она сожалеет, сказал он. Драко ведь ему поверил. Поттеру, похожему на пьяную сову, почему-то сложно было не поверить. И вот сейчас Драко хотел увидеть, что это так. И, наверное, он хотел понять… надеялся понять что-то такое, что поможет ему выбраться из передряги, в которую он угодил. Он усмехнулся. В которую Грейнджер его угодила.

Аскетизм, судя по всему, стал для нее новым девизом. Драко повидал не одну девичью комнату, чтобы понимать, что здесь как-то слишком пусто для места, в котором живет юная девушка. Конечно, было много книг, пергаментов и свитков. Огромный книжный шкаф занимал главенствующее положение во всей квартире. Впрочем, как раз это и можно было ожидать от гриффиндорской заучки. Но всего остального было слишком мало. На вешалке возле входной двери не было больше ничего, потому что Грейнджер перед уходом натянула тренчкот, и под вешалкой не стояла бесконечная вереница обуви. Валялись в углу только старые растоптанные ботинки. Горы одежды не громоздились на стульях и любых доступных поверхностях. Строго говоря, им негде было громоздиться, потому что стул был только один, у письменного стола, но что-то подсказывало Драко, что будь тут дюжина стульев, их нечем было бы занять. Если только еще книгами. Не было туалетного столика с большим зеркалом, заставленного батареями баночек-скляночек-шкатулок, как у Нарциссы или Панси. По углам мотылялись клоки пыли и кошачьей шерсти.

В ванной Драко увидел единственную пару полотенец и одинокую зубную щетку. Какой-то минимальный набор для того, чтобы содержать себя в чистоте, и снова больше ничего. На крючке висел светлый махровый халат. Один.

В кухонной зоне в мойке стояла одинокая кружка — та, из которой Грейнджер утром пила кофе. На сушилке рядом с мойкой сиротливо приютились ровно три тарелки: суповая, обеденная и десертная. Плита была девственно пуста и стерильно чиста, не считая толстого слоя пыли. Как будто это не Драко тут призрак, не нуждающийся в еде. А вот на подоконнике нашлось кое-что интересное, что заставило Драко ухмыльнуться и ощутить некоторое удовлетворение.

Все склянки, которые он не нашел в других местах, были здесь, беспорядочно стояли в углу этикетками в разные стороны, но Драко хватило того, что он увидел. Зелье для сна без сновидений. Успокоительное зелье. Заживляющее зелье — таким мадам Помфри обрабатывала ссадины и порезы студентов, Северус варил его галлонами, особенно когда начинались активные тренировки по квиддичу. Зелье для быстрого пробуждения. Зелье от плохих воспоминаний. Почти дюжина из арсенала нервного отделения Святого Мунго. Каждая из склянок была пуста на половину или больше.

Плохо живется грязнокровке. Похоже, что и правда плохо. Удовлетворение от увиденного быстро стерлось. Ни славы, ни богатства, ни почестей, ни даже нормального дома. Драко вспомнил, что в школе Грейнджер казалась не так сильна в зельеварении, как в других дисциплинах. Он тогда высмеивал ее, потому что зельеварение — это было что-то для настоящих волшебников, а не маггловских выскочек. В квартире не было ни котла, ни треноги, ни арсенала других инструментов, ни запасов ингредиентов. Значит, Грейнджер покупала зелья где-то в готовом виде. Скорее, у кого-то, потому что заявись она с таким списком на Диагон Аллею, это тут же стало бы известно в Министерстве.

Квартира в маггловской части города. Мало магических предметов и вообще следов магии. Она использовала заклинание, чтобы быстро ликвидировать последствия разгрома, но пролитый чай затирала руками и не утруждала себя поддержанием приличного вида своего жилища, хотя для этого достаточно было пары-тройки заклинаний из бытового арсенала любой домохозяйки. Все просто кричало о том, что Грейнджер не стремится лишний раз взаимодействовать с магическим миром. Особенно с Министерством, надо полагать. После победы ей бы купаться во всеобщей обожании и славе, но она прячется здесь. Она прячется.

Как и Поттер.

Что-то плохое с ней происходило.

— Мяу!

От неожиданности Драко, глубоко ушедший в размышления, едва не подпрыгнул. Обернулся и обнаружил кота, сидящего на пороге и сверлящего его немигающим взглядом. С некоторым трудом из памяти удалось извлечь его имя.

— Ты Косолап, да? А я Драко.

Он присел на корточки и протянул коту руку. Кот подошел, обнюхал полупрозрачные пальцы и снова сел, обвив себя пушистым хвостом.

— Ты меня не боишься? Ты ведь книззл, а книззлы, как я слышал, чувствуют людей. Я, знаешь ли, слегка недолюбливаю твою хозяйку. Недолюбливал. Впрочем, уже не важно. Как видишь, я теперь призрак. Ты случайно не знаешь, как бы мне убраться отсюда?

Он чувствовал себя немного глупо, разговаривая с котом, но в глазах Косолапа было понимание, а Драко было слишком паршиво. Кот слушал его, ходил за ним по пятам и время от времени отвечал. Драко готов был поклясться, что книззл понимает каждое его слово и ведет с ним диалог. Беда была в том, что даже если он и знал ответ на мучивший Драко вопрос, то все равно говорил на другом языке.

Грейнджер вернулась поздно вечером.

Драко, не в силах взаимодействовать ни с реальным миром, ни с магическим, сидел на подоконнике, прислонившись спиной к откосу и притянув одно колено к груди. Смотрел на огни ночного Лондона и в сотый раз прокручивал в голове все, что знал о призраках. Выходило не так много. У Люциуса была обширная библиотека, насчитывающая пару тысяч фолиантов на разные темы. А была еще библиотека Хогвартса с ее Запретной секцией. И была библиотека Министерства Магии. И сейчас Драко остро сожалел, что при жизни уделял так мало внимания этим бесценным сокровищницам. Наверняка где-то там был ответ. Что, если он пошлет Грейнджер к отцу? Что, если он попросит отца не только допустить Грейнджер в закрома родового поместья, но и устроить ей пропуск в хранилище Министерства? Что, если он хотя бы попытается предложить ей этот безумный план? В конце концов, избавится от него — и в ее интересах тоже.

Заскрежетал ключ. Открылась входная дверь, на несколько секунд высветив темный силуэт, и тут же захлопнулась. Раздалось шуршание бумаги. Драко удивленно вздернул бровь. Грейнджер не воспользовалась камином, или аппарацией, или порт-ключом. В крошечной прихожей, условно обозначенной ковриком у двери и рядом крючков на стене, вспыхнул свет. Грейнджер сняла плащ и ботинки, подхватила с пола бумажный пакет и повернулась. Ее взгляд уперся в Драко, и на лице отразилась сложная смесь из удивления, разочарования и презрения. Как будто она не ожидала его увидеть. Как будто она рассчитывала, что вернется домой, а его уже не будет. Или вовсе не было.

Драко открыл рот, чтобы тут же вывалить гениальный план, но вместо этого не удержался и плюнул сарказмом:

— Да, я все еще здесь. Уж прости. Последствия Авады, знаешь ли.

Презрение на ее лице сменилось брезгливостью. Драко ожидал, что сейчас она ответит собственным ядом, но вместо этого Грейнджер со своим пакетом молча прошла в кухонную зону. Драко продолжал сидеть на подоконнике, и в этой крошечной квартирке размером с коробку из-под печенья все было, как на ладони.

Грейнджер достала из пакета несколько одинаковых коробок. Две или три убрала в холодильник, а одну раскрыла, вытащила из упаковки одноразовые палочки и начала есть. Она не позаботилась о тарелке, не позаботилась, чтобы разогреть себе еду, она, кажется, даже не получала от этого никакого удовольствия. Просто сидела на высоком стуле и с отсутствующим видом ела что-то китайское, глядя прямо перед собой. Она даже не реагировала на пристальный взгляд Драко, не бесилась, как Поттер. Она, кажется, вообще его не замечала, уйдя глубоко в свои мысли.

Когда с едой было покончено, и пустая коробка отправилась в мусорное ведро, Грейнджер приготовила кофе, добавила молоко и только после этого сколько-то ожила. Взгляд стал осмысленным и изнутри переместился наружу.

— Я была в Хогвартсе, — сообщила она, не заботясь, впрочем, слышит ее Драко или нет. — Мне удалось получить доступ в Запретную секцию. И я говорила с призраками.

Драко соскочил с подоконника, подошел к барной стойке и встал с другой стороны, по обыкновению скрестив руки на груди. Грейнджер говорила короткими фразами с длинными паузами, и ему хотелось подстегнуть ее, но он заставил себя молчать.

— Ничего. Я не узнала ни-че-го, — она уронила голову на скрещенные руки и сидела так несколько секунд прежде, чем продолжить. — Незавершенность дела. Тебя держит незавершенность дела. И если ты не поторопишься, то можешь застрять между мирами навсегда. И можешь сойти с ума, потому что есть такая штука — призрачная болезнь…

— Я знаю, что это.

— Что ты здесь делаешь? Потому что я не знаю. У меня нет ответа на этот вопрос.

Леди Моргана говорила ему это. Тогда был май. Драко вдруг понял, что не знает, сколько времени прошло с момента его смерти. Он не ощущал больше течения времени. Призрачным монохромным зрением он больше не видел, меняет ли природа краски, знаменуя смену сезонов. Не ощущая температуры, он не знал, миновала ли уже летняя жара. И у него не было ровным счетом никакого понимания, сколько еще времени у него есть, пока не станет слишком поздно.

— Какой сейчас месяц? — спросил он глухо.

— Середина октября. Скоро Хэллоуин.

Полгода. Прошло полгода, а он не заметил.

Мысль насчет библиотечного плана вспыхнула с новой силой. Если ему нужно торопиться, то сойдет любое безумство. Отчаянные времена требуют отчаянных мер, не так ли?

— Послушай, Грейнджер…

Она не дала ему договорить. С глухим стуком поставила кружку на стойку встала.

— Не сейчас. Я устала. Я очень устала.

— Но…

— Завтра.

Погасив свет, она пересекла комнату и снова, как и вчера, легла на кровать, не раздеваясь, отвернулась к стене. И Драко понял, что сегодня уже ничего ей не скажет. Не потому, что она не захочет его слушать, а потому, что она его не услышит.

Ночью в какой-то момент она начала метаться и стонать, и это было так знакомо, так до боли знакомо. Драко сел на пол рядом с кроватью. Грейнджер затихла и стала дышать ровнее. Косолап, лежавший на краю, приподнял голову и вперил в него немигающий взгляд. Чувствуя себя идиотом, Драко спросил:

— Как думаешь, кот, может, я здесь застрял, чтобы охранять чужой сон? Когда я сижу рядом, то они спят спокойно. Все они, даже она. Может, именно это меня здесь и держит? Это…

Он не договорил.

Кот положил голову на лапы и прикрыл нос пушистым хвостом.

Грейнджер снова заворочалась, повернулась на спину и открыла глаза. В тусклом свете незашторенного окна Драко видел ее лицо в мельчайших деталях. Широко распахнутые глаза смотрели перед собой, но не видели ничего. В них застыли боль и страдание.

Она не выпила свои зелья, понял Драко. И вчера тоже. Не хотела, чтобы он видел? Не хотела, чтобы знал, насколько все плохо на самом деле? Но ведь он и так знал…

— Драко… — голос срывался, и слова были едва различимы. — Я не хотела… я… не… хотела…

* * *

На утро все повторилось. Короткий визит в ванную, кофе. Драко снова попытался выступить с предложением, но после нового захода с фразы «Послушай, Грейнджер…» дверь хлопнула прямо перед его носом. Чертова грязнокровка не удостоила его ни единым словом. Драко обозвал дверь нехорошим словом, но легче от этого не стало. Потянулся еще один день в ожидании неизвестно чего.

Новые попытки покинуть пределы квартиры привели к тому же результату — он каждый раз оказывался внутри. Попытался даже выйти в стекло, спрыгнув с подоконника, но и из этого ничего не вышло. Новое кружение с рассматриванием всего, за что мог зацепиться взгляд. Драко маялся от скуки и безделья, наматывая круги, и в какой-то момент остановился пораженный. А что, если призрачная болезнь уже началась и теперь точит его разум? Что, если он уже сходит с ума и не понимает этого? У него не было никакой возможности провести тест реальности и вернуть себя, зацепиться хоть за что-то. Руки проходили сквозь предметы. Не было палочки, чтобы попытаться сотворить хоть какое-то самое простое заклинание. Не было цветов, запахов и ощущений. Кто-то ему однажды рассказывал, что мозг человека не может существовать в пустоте, что ему нужно хоть что-нибудь, чтобы ощущать окружающий мир. А мозг призрака? Не потому ли призраки сходят с ума? У призраков Хогвартса была компания себе подобных, и были живые, которые охотно болтали с ними, делились новостями и приходили за советом. У призраков поместий были воспоминания и многие продолжали общаться со своими далекими потомками. А он здесь, в чужой квартире, был один, если не считать убийцу и ее кота. Драко охватил липкий, какой-то животный ужас. И снова подумалось, а что, если однажды даже Грейнджер больше не вернется?

Косолап ходил за ним по пятам, как будто не доверял и опасался оставлять недружественный призрак без присмотра. Драко снова устроился на подоконнике, и кот тут же вскочил следом и уселся напротив.

— Как думашь, твоя хозяйка что-нибудь придумает? — спросил Драко, и сам себе ответил: — Конечно, придумает. Она же была самой умной девчонкой на курсе. Для магглорожденной, конечно. И для девчонки. Просиживала все время в библиотеке. Из них троих мозги были явно только у нее.

Драко усмехнулся и понял вдруг, что сейчас говорит совершенно искренне. В школе все уже давно привыкли к тому, что Грейнджер учится и за себя, и за Поттера, и за Уизли. Даже Северус, помнится, отметил, что там, где таланта у нее нет никакого, она за счет железной задницы легко сдаст все экзамены на лучшие оценки. Но искренности хватило на считанные секунды, потому что потом Драко вспомнил, что именно Грейнджер без колебаний бросила в него Аваду. Она всегда была решительной, и в тот момент она тоже не сомневалась. В следующее мгновение его охватила злость. Ярость. Горечь.

— Твоя хозяйка убила меня, знаешь, кот? Она! Из-за нее я здесь и не знаю, как выбраться. Нас считали монстрами, говорили, что в каждом из нас есть зло, поэтому мы попадаем на Слизерин. Но как назвать того, кто способен убить? Правильно. Храбрый Гриффиндор. Десять дополнительных очков. Сто — за убийство. А я вот не смог… Я не смог.

Он бы расплакался сейчас, как тогда, в туалете Плаксы Миртл. Его снедало отчаяние, злость кипела, превращая серебро в ядовитую ртуть. Злость от собственного бессилия что-либо изменить.

Кот выгнул спину, топорща шерсть, зашипел и спрыгнул на пол. Драко проводил его взглядом и снова отвернулся к окну.

От тягостных мыслей вечность спустя его отвлекло потрескивание в камине. Грейнджер не зажигала камин, по крайней мере с момента появления призрака, но угли и свежая зола говорили Драко, что время от времени камин все же используется. Характерное потрескивание и легкое свечение углей говорило о попытке вызова. Драко мимолетно удивился, что на вызовы не стоит запрет, особенно в моменты отсутствия хозяйки. Обычно волшебники не допускали подобного во избежание несчастных случаев. Странно было, что Грейнджер забыла о настолько элементарных мерах предосторожности. Впрочем… ее квартира была вообще не защищена никакой магией. На всякий случай Драко скрылся и отошел в угол, уходя из поля зрения вызывающего. Смотрел в зев камина, не отрываясь, в надежде, что вызов все же не пройдет. Но в золе сформировалась знакомая мерзкая физиономия и раздался не менее знакомый мерзкий голос:

— Гермиона?

Молчание в ответ.

— Да ладно тебе, Гермиона. Ответь! Я знаю, что ты дома.

Уизел никогда не сдается, да? Настырный сукин сын, способный достать мертвого из могилы своим нытьем. Драко усмехнулся, осознав мысленный каламбур. Его вон даже доставать не надо, ему бы как раз лечь в могилу. Однако, это было что-то новое. Мозг, уставший перемалывать по кругу одни и те же мысли, получил порцию свежих впечатлений.

— Гермиона! Ты же никуда не ходишь, так что ты точно дома! Ответь уже, Мерлина ради.

Видимо, ситуация повторялась не в первый раз. Уизел вызывает, Грейнджер его игнорирует. Наблюдение как нельзя лучше ложилось на все то, что Драко успел увидеть и узнать о жизни чудесной героини магического мира. Как будто еще один кусочек паззла встал на место, проявляя картинку отчетливей, делая ее более цельной.

— Ну и молчи! Я все равно знаю, что ты здесь, и тебе придется меня выслушать на этот раз. Я не понимаю, что происходит, Гермиона. Мы же победили! У нас все хорошо! Мы теперь можем жить так, как будто ничего не было.

Драко издал задушенный смешок. Оно и видно, насколько все хорошо. Настолько, что победитель Темного Лорда бухает, как не в себя, а его подружка сидит на куче ментальных зелий и, похоже, старается не пользоваться магией лишний раз. Драко, конечно, знал, что Уизел примитивен, но не думал, что настолько.

— Знаешь, это уже не смешно и не мило. Это вообще перешло все границы. Ты стала совсем как Гарри. Тоже мне друг. Между прочим, если бы не я… если бы не мы, я хотел сказать, он бы не смог победить… Сама-Знаешь-Кого. А сейчас зазнался, вообразил о себе невесть что и бросил меня… нас. Ты стала такая же, Гермиона. Если и выходишь на связь, то как будто тебе это не надо. Да, Рон. Нет, Рон. Пока, Рон. Я же не виноват, что магазин отнимает все мое время! Джордж совсем без меня не справляется, знаешь ли! Если бы не я, он давно уже прогорел. Ты должна это понимать. В конце концов, ты — моя будущая жена, а жена должна во всем поддерживать мужа.

Интересно, а Грейнджер в курсе? Как бы Драко к ней не относился, он не мог не признавать ее сильную и независимую натуру и решительность. Он с трудом мог себе вообразить Грейнджер в семейной дыре Уизелов, среди кастрюль и выводка орущих детей. Грейнджер, видимо, тоже была не в восторге от открывающихся перспектив прекрасной жизни после победы, вот и спряталась от них подальше.

— А мы скучаем по тебе. Я скучаю. Мама так надеялась на двойную свадьбу — Гарри и Джинни, и мы с тобой. Джинни уже начали шить свадебное платье. У меня будет парадная мантия. Новая! Не такая, какая была на том святочном балу. Представь, как это будет здорово. Нам всем сейчас нужно хоть немного радости, а вы с Гарри…

Он не договорил, но продолжение напрашивалось само собой. А вы с Гарри все портите. Драко вспомнил Поттера, его алкогольное бегство и полный запрет на все виды магической связи. Грейнджер, видимо, все же иногда давала о себе знать. Драко слушал мечты о будущем, упреки, уговоры, снова упреки, попытки взывать к совести и опять упреки. Слушал и понимал, почему что Поттер, что Грейнджер исчезли. Так же, как и он, ставший призраком, больше всего они хотели покоя, но не могли его обрести.

Уизел все говорил и говорил, повторялся, и в какой-то момент Драко ощутил, что больше всего ему сейчас хочется выплеснуть в камин ведро воды, только бы заткнуть этот словесный понос. Не удивительно, что Грейнджер не рвется к статусу жены. Наконец поток иссяк, и надоедливая голова исчезла, а камин погас. Драко выдохнул с облегчением и встретился взглядом с котом, который все это время пролежал на каминной полке.

— Ты мог бы помочь нам обоим и использовать камин как лоток. Волшебное пламя, знаешь ли, не обжигает, так что ты бы ничего не потерял. А мне не пришлось бы выслушивать все это нытье.

Книззл приподнял голову с лап, и Драко показалось, что кот ухмыляется в ответ. И еще показалось, что в следующий раз он так и сделает.

Вечером все повторилось. Скрежет ключа и разочарованный взгляд. Холодный ужин из очередной коробки и кофе. На этот раз Драко заметил, как Грейнджер тайком добавила в кружку не только молоко, но и какое-то зелье. Драко терпеливо ждал, когда она придет в себя, и только когда ее лицо стало не таким бледным, когда она перестала смотреть в одну точку, он понял, что она доступна контакту.

— С тобой пытался связаться твой дружок.

Грейнджер вздрогнула.

— Гарри? — в голосе было столько надежды, что Драко стало даже где-то жаль разочаровать ее.

— Нет. Уизли.

— А… — надежда сменилась раздражением. — Он тебя видел?

— Нет. Он никого не видел, но его это не остановило.

Грейнджер вовсе не была удивлена, и Драко окончательно убедился в мнении, что она не раз становилась свидетелем таких вот монологов в пустоту. Уизел вызывает, она делает вид, что ее нет дома, но ему плевать.

— Его это никогда не останавливает. Что он сказал?

— Он говорил не меньше четверти часа, я не запомнил. А ты действительно собираешься выйти за него?

Колючки мгновенно высунулись наружу.

— Не твое дело.

— Да, не мое. Извини.

Ему не хотелось ее злить. Кроме того, Драко обнаружил, что ему вообще все равно.

— Слушай… Мы оба заинтересованы в том, чтобы я убрался отсюда как можно скорее. Может, попробуем объединиться? А потом ты будешь и дальше меня ненавидеть, если захочешь. Включи мозги, Грейнджер, они же у тебя есть.

Она медлила с ответом, преувеличенно тщательно готовя себе еще одну порцию кофе. Драко ждал ее ответа, демонстрируя этим, что настроен серьезно. И снова сделал вид, что не заметил, как было добавлено зелье.

Закончив с приготовлением, Грейнджер взяла чашку и переместилась с ней за рабочий стол. Зажгла настольную лампу, разложила перед собой пергаменты и перья.

— Кажется, вчера ты хотел что-то мне сказать.

Драко тут же нарисовался на подоконнике, уже ставшем ему привычным.

— Я тут подумал…

Грейнджер вдруг хмыкнула, и Драко с удивлением увидел, что она улыбается. Едва заметно, скорее тенью улыбки, чем настоящей улыбкой, но эта тень делала ее хоть немного больше похожей на ту Грейнджер, которую он знал в Хогвартсе.

— Осторожнее с этим, Малфой. А то вдруг привыкнешь, — сказала она совсем беззлобно, продолжая ухмыляться

Это было так похоже на дружескую подколку, из тех, что умница Грейнджер обычно отпускала в адрес своих туповатых дружков, что Драко на мгновение растерялся. Меньше всего он ожидал чего-то подобного в свой адрес.

— Что, прости?

— Ничего. Продолжай.

— Мой отец!

Улыбка погасла, выключилась, как фонарик, и в уголках рта Грейнджер залегла скорбная складка.

— Что — твой отец?

— Ты могла бы поговорить с моим отцом! У нас огромная библиотека и, уж поверь, в ней гораздо больше всего, чем в Хогвартсе. Даже в Запретной секции. Моя семья собирала книги по темной магии еще до времен Гуттенберга. И он мог бы сделать тебе пропуск в библиотеку Министерства Магии, там тоже хватает интересного. Если ты не нашла ничего в доступных источниках, то можно же копнуть поглубже. Я не могу отправиться с тобой, я вообще не могу покинуть твою квартиру, я уже пробовал… — Грейнджер пробормотала себе под нос что-то вроде «Ну зашибись», — …но я могу сообщить тебе некоторые факты, которые известны только внутри нашей семьи. Если ты передашь их отцу, то он поверит тебе. Поверит и поможет.

Он воодушевился тем, что наконец-то смог изложить очевидный план, но Грейнджер выглядела не очень-то впечатленной и совсем не воодушевленной.

— Ты забыл один маленький момент.

— Какой?

— Я убила его единственного сына и наследника, помнишь? Как думаешь, я успею сказать «Добрый день, мистер Малфой» прежде, чем он меня прибьет? И как думаешь, он испепелит меня на месте или все же имитирует несчастный случай?

Вопросы повисли в воздухе. Драко с тоской подумал, что этот план стоило бы родить немного пораньше — где-то на этапе его пребывания у Паркинсонов или у Снейпа. Но в тот момент ему казалось, что все вот-вот закончится само собой. Ему и в голову не приходило, что все может вовсе не закончиться. Сейчас он чувствовал себя потерянным и уставшим.

— Но… что же нам тогда делать?

— Расскажи мне все по порядку с самого начала, а я буду записывать. Любые мелкие детали, которые вспомнишь. Никогда не знаешь, что может оказаться важным. И не лги мне. Это сейчас не в твоих интересах.

Он тяжело вздохнул. Если у призраков бывает депрессия, то сейчас Драко был близок к ней как никогда.

— Хорошо… Я умер на поле боя…

Он рассказывал долго. Последовательно, насколько мог, со всеми мелкими деталями, которые смог вспомнить. Грейнджер делала записи в свиток, как делала это, должно быть, на уроках, и в библиотеке, и в гостиной Гриффиндора, и даже в Большом Зале во время обеда. Иногда просила его остановиться и рассказать еще раз, особенно, когда дело касалось его общения с другими призраками. Она попыталась вытащить из него, что именно и кому попросила передать Снейп, но Драко помолчал немного и ответил:

— Знаешь, ты можешь считать, что только на Гриффиндор попадают самые честные и светлые душой, — от этих слов она дернулась, как от пощечины, но Драко проигнорировал ее реакцию и продолжил: — Ты можешь считать меня подлым и мерзким слизеринцем. Это твое право и твой выбор. Но все это касается только Северуса. Я не скажу тебе, потому что не выдаю чужих секретов. Можешь и это считать подлостью с моей стороны. Я думаю, что попал к нему, чтобы он мог передать со мной послание. Так что если у тебя нет никаких посланий, то тема закрыта.

— Нет, — ответила Грейнджер тихо, — у меня нет посланий. Продолжай… пожалуйста.

Рассказывая о пребывании в доме Блэков, Драко заметил, что ее лицо утратило непроницаемость и становилось все более и более изумленным. Когда он закончил, Грейнджер выглядела уже не изумленной, а потрясенной.

— Что? Мне что-то повторить?

— Гарри? Ты называешь его Гарри?

— Называю. В конце концов мы все выяснили между собой и знаешь… сейчас мне жаль, что этого не случилось раньше.

Грейнджер вскочила и сделала несколько кругов по комнате. Заговорила сбивчиво и взволнованно.

— Я думала, что он просто не хочет никого видеть, что он устал от… от всего. Все так думают. Министр Шеклболт в бешенстве, но никто не рискнул. Никто ничего не слышал о нем с мая, с тех пор, как мы вернулись из Хогвартса в Лондон. Он сказал, что ему нужно немного побыть одному и исчез. Просто исчез, понимаешь? Ему нужна помощь. Мы должны что-то сделать. Он же герой и… все такое.

— Вот именно — и все такое. Он не хочет быть символом вашей чертовой победы, не хочет, чтобы из него сделали нового святого и возвели культ. Никто не хочет себе такой судьбы, я думаю.

Грейнджер ухмыльнулась.

— Локхарт бы точно не отказался.

Драко усмехнулся в ответ.

— Этот напыщенный идиот? Тут ты права, он бы точно купался во всем этом дерьме и был счастлив. А ты — тоже нет. Ты прячешься, я вижу. Ты тоже от всего этого не в восторге.

Грейнджер присела обратно к столу. Поднесла руки к лицу и уткнулась лбом в пальцы. Лампа освещала копну ее темных волос, и Драко увидел в них несколько серебристых нитей. Как будто какой-то частью, очень-очень малой частью, совсем незаметной для сознания, Грейнджер тоже пребывала в серебре нежизни после всего, что ей довелось пережить. Что им всем пришлось пережить. Драко провел рукой по собственным волосам, которые стали серебром уже полностью. Интересно, до или после роковых слов и зеленой вспышки? У него не было ответа.

Грейнджер потерла виски, как будто сгоняла мысли в кучу. Потом перечитала свиток и грустно констатировала:

— Я не могу поговорить ни с кем из этих людей. Паркинсоны уехали. Ни твои родители, ни Снейп не станут меня слушать. Гарри…

— Ты можешь попробовать поговорить с ним. Когда я… когда меня… когда я оставлял его, он не пил и, кажется, готов был снова начать общаться. Ты должна попробовать. Понимаешь, ты должна попробовать!

Он сорвался на крик и не заметил этого. Его охватил страх, что сейчас она сдастся, и оба они будут обречены на муку.

— Я знаю! — крикнула в ответ Грейнджер. — Я знаю, что должна. Просто я устала! Ты не представляешь, как я устала от всего… от всего этого… — ее голос упал до шепота. — В любом случае сейчас уже слишком поздно. Завтра. Я попробую завтра. А сейчас мне нужно поспать.

…Ночью Драко сидел на полу возле постели. Эту ночь она провела спокойно.

* * *

Все попытки вызвать Поттера через камин провалились. Грейнджер пробовала снова и снова, но ответа не было. Она говорила, что попробует еще, через полчаса, но ничего не менялось.

— Ты же говорил, что он готов ответить! — обвиняющий палец уставился Драко в грудь, и на всякий случай Драко отодвинулся.

— Он пытается привести дом в порядок. Камин же работает?

— Работает.

— А раньше работал, когда ты пыталась его вызвать?

— Нет. У него стояли заглушающие чары.

— Может, он не слышит вызов, потому что сражается с грязью где-нибудь на третьем этаже.

— Хорошо. Я попробую снова через полчаса. Или поеду на Диагон Аллею, или в Хогсмид и пошлю ему сову. Сова точно его найдет на любом этаже.

Она снова нервно ходила по кругу, терла руки, словно кожа постоянно зудела. Потом натягивала на ладони рукава лонгслива и обхватывала себя за плечи, как будто ей постоянно было холодно. Драко сидел на подоконнике, кот лежал на каминной полке.

— Ты можешь послать патронус с сообщением.

— Нет, — она отрицательно покачала головой. — Не могу.

— Но почему? Патронус даже надежнее, чем сова. Хотя бы попробуй.

Она остановилась и повернулась к нему на пятках.

— Ты не понимаешь! Я не могу послать патронус. Больше не могу! Для вызова патронуса нужно счастливое воспоминание и… у меня не получается. Те воспоминания, которые работали раньше, сейчас не работают, а других у меня нет.

Бег по кругу возобновился. Драко хотел спросить насчет воспоминаний о победе и посрамлении темных сил, но прикусил язык. Грейнджер была на пределе, на грани нервного срыва, и он видел это четко и ясно. Одно неосторожное слово, и она сорвется, и Мерлин знает, что она тогда натворит. Единственное, что он мог сказать точно, так это то, что во второй раз она его уже не прибьет.

Грейнджер подходила к столу, перебирала бумаги, листала книги, но бросала, не дочитав. Сделала себе кофе, но кружка осталась стоять на барной стойке нетронутой. Камин полыхал, и Грейнджер сняла логслив и бросила его на стул, но уже через несколько минут натянула обратно и снова обхватила себя руками. Ее нервное напряжение передалось Драко, и его затошнило.

Желая отвлечь ее, он спросил:

— Почему ты выбрала квартиру в маггловской части?

Она остановилась и недоуменно уставилась на него.

— Что?

— Мне казалось, что у тебя хорошие отношения с Уизли и всеми остальными. Но ты прячешься. Почему?

Он не ожидал ответа. Он спросил только для того, что она перестала ходить кругами. Она перестала. Подошла к окну и села на подоконник напротив него. Глядя в окно, очень спокойно спросила в ответ:

— Как учатся дети волшебников до Хогвартса? Вы же приходите в Хогвартс и умеет читать, писать, считать, знаете все о волшебном мире, знаете, как устроен обычный мир. Ну там, что Земля круглая и вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Где вы это узнаете?

— Дома, — Драко был в недоумении и снова впал в непонимание. — Если семья не может позволить себе учителей, то родители учат детей сами. У меня были хорошие учителя, которых пригласили родители.

— А ты когда-нибудь задумывался о том, как все это узнают магглорожденные? Как мы живем до Хогвартса? Думаю, что нет.

Нет. Он никогда об этом не думал, потому что магглорожденные никогда не были для него настоящими людьми. Тупиковая ветвь эволюции, в которой некоторым особям повезло заиметь внутри магию. До Хогвартса Драко даже не видел магглов, потому что вся его жизнь, весь его маленький мир протекал в среде чистокровных семей. Он впитал презрение к гразнокровкам среди них и сам не заметил, как это произошло. Что ему до магглов, если сам он всегда был на вершине пищевой цепочки? Он учился летать на метле, управлять магией и узнавал о заклинаниях и зельях. Они с Панси обсуждали, что лучше — сова или кошка. С Теодором спорили, кто быстрее овладеет продвинутым уровнем трансфигурации, а с Блейзом обсуждали, кем хотели бы быть в школьной команде по квиддичу и пришли к выводу, что никем, потому что чистая магия интереснее спорта. Драко потом напросился в Ловцы, только чтобы не быть хуже Поттера.

— Нет… — Драко отвернулся и тоже стал смотреть в окно, чтобы не встречаться с Грейнджер взглядом.

— Дети магглов ходят в начальную школу, и там нас учат читать и писать, и считать, и дают начальные знания о мире. Это нужно, чтобы учиться потом и стать успешным в мире магглов.

— И ты… ходила в такую школу?

— Да, ходила. И у меня там были друзья. У меня была любимая учительница — мисс Рэндалл.

— И ты тоже была зауч… лучше всех в классе?

— Не была. Я была обычной девочкой, и поболтать с подругой мне было интереснее, чем учить грамматику. В одиннадцать я должна была пойти в среднюю школу вместе со своими друзьями, но мне пришло письмо из Хогвартса. И вместо обычной школы я пошла в волшебную. А теперь представь. Ты живешь в мире, в котором тебе хорошо и тебе там все известно. И ты знаешь, что будет в твоей жизни дальше. И вдруг тебя вырывают из твоего привычного мира и помещают в другой. Совершенно другой, в котором ты ничего не знаешь. И у тебя нет выбора. Тебе приходится расстаться с друзьями. Можно сказать, что родители в последний момент решили отправить тебя в другую школу, но ты ничего и никому не можешь о ней рассказать, потому что существует Статут. И приходится врать, постоянно врать. Рано или поздно так устаешь от этого вранья, что просто перестаешь общаться. Теряешь всех друзей. И выбора у тебя нет.

Драко попытался представить, но это было настолько сложно, настолько запредельно для него, что голова начала гудеть.

— Мне было очень страшно в Хогвартсе. Я не понимала, что я должна делать, что вообще происходит. И я боялась, что буду хуже всех, потому что мне казалось, что я — единственная девочка в мире, у которой так все получилось. И чтобы не быть хуже всех, я решила, что должна все узнать первой, чтобы никто надо мной не смеялся. Я прочитала все учебники за лето по три раза, чтобы точно все запомнить. И потом, в Хогвартсе, я училась еще и потому, что мне было не только страшно, но и одиноко. У меня долго не было друзей. Честно говоря, я не уверена, что Рон и Гарри стали бы со мной дружить, если бы я не прикрыла их в той идиотской истории с троллем на нашем первом курсе.

— Ты их прикрыла? — Драко был удивлен. Грейнджер всегда казалась ему тошнотворно-правильной, особенно на первых курсах, и он представить себе не мог, чтобы она кого-то прикрывала.

— Я сказала, что это моя вина. Что я решила, будто могу справиться с троллем сама, но не справилась, а они бросились меня выручать. Поэтому их тогда не отчислили. Мы подружились, но мне все равно было постоянно страшно, и одиноко, и я скучала по своим друзьям из маггловской школы, и по мисс Рэндалл. И я зубрила, чтобы хоть как-то отвлечься и не думать.

— Я… я не знал.

Она хмыкнула.

— Конечно, не знал. Никто никогда не задумывается, что чувствуют дети из маггловских семей. Как это ужасно, когда тебя оставляют одного в чужом мире, о котором ты ничего не знаешь. Все магглорожденные волшебники проходят через это, и все вынуждены справляться самостоятельно. В Министерстве есть программа по адаптации сквибов к миру магглов, но нет программы, которая адаптировала бы маггловских детей к миру магии. Это кошмарное упущение. Магия — это здорово. Любая семья будет горда, если в ней родится волшебник. Но, знаешь, это… может быть непросто.

Какое-то время они молчали. Драко переваривал услышанное и никак не мог переварить. После смерти он начал многие вещи видеть и воспринимать по-другому, но тут для него открылась какая-то совершенно новая грань.

Снова пошел дождь. Капли стучали в стекло мерной дробью. Деревья качали голыми ветвями. Небо было низким и темным.

Грейнджер глухо продолжила:

— Потом, когда началась война, и мы должны были отправиться на поиски хоркруксов, я… я не хотела, чтобы мои родители беспокоились за меня и страдали, и чтобы Волдеморт добрался до них, и поэтому изменила им память. И осталась одна. У тебя была твоя семья, и ты всегда знал, что они с тобой. У Рона была семья, и они были вместе. Он всегда мог вернуться в Нору, в любой момент. А у нас с Гарри не было никого. Его дядя, тетя и кузен уехали, да они его и не любили. А мои родители меня просто забыли. Мы были одни. Мы не могли вернуться даже в Хогвартс, потому что его захватили Пожиратели. Мы были совсем одни и…

Она резко оборвала себя. На ее лице Драко видел смятение, и сожаление, и еще раздражение. Как будто Грейнджер поняла, что разоткровенничалась, а когда спохватилась, то уже наговорила много лишнего. По большей части так оно и было. Наверное, сейчас она корила себя и потому была раздражена и смущена.

Соскочив с подоконника, Грейнджер сунулась в камин и снова принялась делать вызов. На этот раз Поттер ответил сразу. Видимо, Драко был все же прав, и предыдущие вызовы он не слышал, потому что находился в другой части дома.

— О, Гарри! Я так рада…

Они договорились о встрече у Флориана Фортескью на Диагон Аллее и после разговора Грейнджер ощутимо воспрянула духом. Ее настроение настолько улучшилось, что Драко так и не решился заметить ей, что на его вопрос она так и не ответила. Это было неважно на самом деле. Он хотел, чтобы она перестала метаться, как зверь в клетке, успокоилась и переключилась. А после ее рассказа это тем более стало неважно, потому что он понял про нее нечто большее. Нечто такое, сделало Гермиону Грейнджер для него более доступной.

Собираясь на встречу, она уже не металась, а действовала сосредоточенно и деловито. В крошечную сумочку, расшитую мелким бисером, запихнула все исписанные свитки и столько же чистых, флакон чернил и перья, туда же отправилось полдюжины толстых книг. Сверху положила звякающий мешочек с деньгами и щетку для волос. Уже на пороге, одетая и готовая к выходу, Грейнджер повернулась к Драко и сказала:

— Вернусь вечером. Скорее всего.

Драко улыбнулся.

— Поверь, я никуда не денусь.

Она ушла, а Драко остался сидеть на подоконнике и думать. Думалось плохо. Паззлы никак не складывались. Грейнджер была магглорожденной. Поттер считался полукровкой, пусть и с натяжкой, но и он до одиннадцати лет ничего не знал о магическом мире. Всю жизнь Драко слышал, что это грязная кровь, недостойная волшебства. Но Темный Лорд… тот, что стремился искоренить грязь, что за кровь умыл кровью всю Британию, нетерпимый, непримиримый, легко идущий по трупам ради своей идеи… Волде… Том Риддл сам был грязнокровкой. Как будто смотришь на мир через стекло, которое искажает, ставит все с ног на голову. Что же еще было тогда искажено?

…Грейнджер вернулась вечером, и Драко с порога понял, что разговор не был удачным. Она казалась ему такой же, каким был он сам — потухшей, обесцветившейся, полупрозрачной. Бросила на пол тренчкот, сверху швырнула сумку, прошла в кухонный угол и достала из холодильника бутылку огневиски. Не таясь, сделала несколько больших глотков прямо из горлышка. Потом села на табурет и уронила голову на скрещенные руки.

Драко подошел и встал рядом. Ему хотелось ободрить ее, коснулся плеча или волос, он поднес руку, но не мог прикоснулся. И она не могла ощутить. А если бы и могла, то, наверное, сбросила бы его ладонь так же брезгливо, как стряхивают слизняка.

— Я поговорила с Гарри, — пробормотала она, не поднимая головы. — Мы не нашли решение. У меня больше нет ни одной идеи. Вообще ничего.

* * *

Следующие дни напряжение нарастало. Как большая невидимая опухоль, оно ширилось и росло, занимая собой все доступное пространство. Казалось, что сам воздух, все предметы в квартире вибрируют от напряжения, издавая тонкий, едва слышимый звон. Драко сходил от него с ума, заражаясь напряжением и нервозностью. Грейнджер больше не уходила, проводила все время, зарывшись в книги и свои заметки, заставляла его раз за разом повторять всю историю с самого начала. Он повторял — все детали, все мелочи, все диалоги, настолько досконально, насколько мог вспомнить, но с каждым повторение понимал, что все это лишено смысла.

— Я все уже тебе рассказал, понимаешь? Все! Мне больше нечего добавить! Иди к отцу, чтобы он устроил тебе доступ в библиотеку Министерства.

— Ты думаешь, я не думала об этом?! — орала Грейнджер в ответ. — Сам подумай, когда ты был в поместье, и твои родители знали об этом. Думаешь, он не перевернул все вверх дном, чтобы помочь тебе? Думаешь, Снейп ничего не сделал? Они хотели тебе помочь не для того, чтобы избавиться, а потому что любили тебя! Если бы что-то было, они давно бы уже отправили тебя… куда там отправляются люди после смерти. Что ты здесь забыл, Малфой?! Что тебе от меня нужно?

Он принимал ее аргументы, потому что это было так. Если бы его отец или мать знали, как ему помочь, то помогли бы. Если бы Снейп знал, как ему помочь, то помог бы. Все они знали о Темной Магии куда больше этой отчаявшейся гриффиндорки.

Они злились друг на друга, и злость витала в воздухе, только усиливая напряжение и все усложняя. Они не разговаривали друг с другом сутками, делая вид, что второго просто нет рядом, и это было невыносимо. С каждым днем в Драко нарастала паника, что время упущено, что для него все кончено, и сбылось самое мрачное предположение леди Морганы — он навечно застрял в нежизни. Если бы

хотя бы в родовом поместье, но здесь… с этой…

Этой становилось все хуже, все нестабильней. Драко видел, как стремительно начали убывать ее зелья, и половину из них она прикончила за считанные дни. Она пренебрегала душем и почти не ела, держась на одном кофе и ярости. Он стал опасаться, что она сорвется и сделает какую-нибудь глупость. Какую — он не знал, воображение отказывало, но страх стал постоянным спутником. Несколько раз она куда-то уходила, не утруждая себя тем, чтобы поставить его в известность, куда пошла и когда вернется. Драко больше не сидел на подоконнике, ожидая ее возвращения. Он метался по квартире, снова раз за разом пытаясь выйти через стены, через камин, через окна, но только ходил по кругу, возвращаясь в начальную точку.

Ее глаза запали, а черты заострились. Волосы потускнели и перестали виться крупными кольцами. Грейнджер постоянно терла руки и натягивала длинные рукава на ладони, нервничая все больше и больше. Она была не похожа на прежнюю себя, на ту сосредоточенную и целеустремленную девушку, которая бесила его. Он вспомнил ее рассказ о трудностях, с которыми она столкнулась в школе. В момент, когда оба они, уставшие от невыносимости бытия и напряженной работы мысли, сидели каждый в своем углу, он посмотрел на нее, поглощенный своими мыслями, и в первый момент не узнал. Это больше не была мерзкая грязнокровка, сейчас это была уставшая замученная девчонка, которой досталось слишком сильно, не по годам. Она сейчас была настоящей? Если бы в одиннадцать лет не открылось, что она ведьма, какой она бы стала? Драко вспомнил разговор с Поттером о дружбе. Вспомнил, как сильно ошибался Поттер, воспринимая слизеринцев как врагов только потому, что кто-то сказал ему об этом, а он поверил. Не может ли быть так, что он тоже ошибался насчет гриффиндорцев, считая их заносчивыми и непроходимо прямолинейными?

— Грейнджер.

— Что?

— Мне жаль, что сейчас… — он не договорил. Она помолчала немного и тихо ответила:

— Мне тоже. Если бы я не… Все должно было быть по-другому. Сейчас все неправильно, и я хочу исправить это. Только не знаю, как.

Дни становились короче. Тьма вползала через окна, накрывая собой воздух, и время, и весь материальный мир. И душу. Драко чувствовал, как с каждым прошедшим днем его душу затапливает отчаянием, и видел то же самое в глазах Грейнджер. В лихорадочном блеске, в сполохах безумия, что появлялись в ее взгляде все чаще. Возможно, они оба сойдут с ума раньше, чем все закончится.

Камин, который теперь она жгла постоянно, затрещал, выкинул сноп искр, и в пламени появилась знакомая голова.

— Гермиона?

Грейнджер резко обернулась, рука дернулась к палочке, но было поздно — Уизел ее заметил.

— Отлично, ты дома. Нам нужно серьезно поговорить.

Драко увидел, как ее затрясло, но Уизел, похоже, не обратил на это никакого внимания. Деревянной походкой Грейнджер подошла к камину и опустилась на пол. Обернулась через плечо на Драко. Взгляд Уизела метнулся туда же, но по отсутствию реакции Драко понял, что для него остается невидим.

— Привет, Рон. Извини, я сейчас занята.

— Сейчас, Гермиона, раз ты снизошла до ответа, — он сделал ударение на первом слова. — Я недавно пытался с тобой связаться, но ты не ответила. Все серьезно, если ты не понимаешь. До меня дошли слухи, что Гарри и тебя видели на Диагон Аллее. Это правда?

— Рон, я занята. Давай поговорим потом.

— Давай сначала ты ответишь на мой вопрос. Ты действительно встречалась с Гарри?

Грейнджер поднялась и отошла от камина на несколько шагов. Драко, который на всякий случай спрятался в угол, чтобы исчезнуть из поля зрения камина, видел, как она закусила губы, как сильно сжаты ее челюсти, и как рука тянется к палочке. Зажмурившись, сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Грейнджер повернулась к камину. Она, наверное, хотела ответить спокойно, но вместо этого выкрикнула:

— Отвяжись от меня! Мне сейчас вообще не до тебя, у меня хватает своих проблем.

Дальше был взрыв.

— Проблем? Ну конечно! У тебя теперь всегда есть только твои проблемы! Вы с Гарри оба такие! У вас всегда есть только ваши проблемы! Вам обоим не до простых смертных, да? Это еще в школе было видно. И если тебе сейчас не до меня, то может нам тогда и помолвку разорвать? Великая Гермиона Грейнджер! С первого курса самая умная, всегда все знает! Самая правильная! Давай! Если я настолько тебе не подхожу, давай разорвем помолвку и все закончим!

Драко никогда не видел, чтобы два человека ссорились настолько сильно. Даже они с Поттером… даже у них все не было так грязно, так ужасно и так несправедливо. Больше всего ему хотелось провалиться прямо сквозь пол, чтобы только не слышать всего этого. Не видеть, как Грейнджер колотит все сильнее, а на глазах у нее закипают слезы. Не видеть, как она сдерживается из последних сил, только бы Уизел не увидел ее слабость. Она сейчас сорвется, понял он, еще одно оскорбление, и она сорвется. Она и так на пределе.

— Агуаменти!

Из вскинутой палочки ударила мощная струя воды, безжалостно заливая камин, огонь в нем и голову в огне, обрывая вызов, вышвыривая вызывающего вон. Угли зашипели, из камина повалил густой белый пар. А струя воды все била и била, выплескиваясь на пол, как вышедшее из берегов штормовое море.

— Грейнджер, хватит! — закричал Драко. — Хватит! Все! Он отвалил! Посмотри на меня! Посмотри на меня!

Вода перестала хлестать. Должно быть, Грейнджер услышала его, потому что, когда пар немного рассеялся, она стояла, безвольно опустив руки и глядя на него безумно и страшно.

— Драко? — хрипло, с недоумением. — Что ты здесь делаешь?

Она сошла с ума? Чертов Уизел ее доконал, она сошла с ума не понимает, что происходит?

Саркастический ответ готов был сорваться с его губ, но Драко им подавился. Зажав рот рукой, выронив палочку, Грейнджер бросилась к раковине, и он услышал, как ее вырвало. Потом так же стремительно она подлетела к окну и дернула створку вверх настолько сильно, что стекло треснуло. Ворвался уличный шум.

Она стояла, опираясь на подоконник, ссутулившись, вжав голову в плечи. Драко подошел и встал рядом.

— Грейнджер? Ты в порядке?

— Мне трудно дышать. Мне нужно на воздух. Да, мне нужно на воздух.

Она метнулась к входной двери, натянула ботинки, тренчкот и выскочила наружу. Волшебная палочка осталась лежать на полу, забытая. Косолап тут же улегся на нее, накрыв пушистым мехом, как сфинкс, стерегущий сокровище.

Тягостное ощущение, оставшееся от этой безобразной сцены, не покидало Драко следующие несколько часов. Больше всего он был обеспокоен тем, что Грейнджер ушла без палочки. Сам он представить себе не мог, как вообще можно существовать без палочки, когда ты волшебник. По крайней мере, когда ты живой

волшебник. А если что-то случится?

Он оборвал собственные мысли. Он что, беспокоится за нее? Да нет, конечно! Он беспокоится за себя. Что с ним будет, если с ней что-нибудь случится? И тут же закралась предательская мысль: а может, именно тогда он и сможет уйти? Драко коротко истерически рассмеялся. Проверять эту гипотезу на самом деле ему совсем не хотелось.

Мысли повернулись обратно к тому, что он видел. Золотое Трио Хогвартса. Неразлучные друзья, которые всегда друг за друга горой. По крайней мере именно так всем казалось. Но вот Поттер, заливающий боль алкоголем и не желающий никого видеть. Вот Грейнджер, прячущаяся от магии и плотно сидящая на успокоительных зельях. Вот Уизли, истерящий от того, что все идет не так, как ему хочется. И снова Драко вспомнил разговор с Поттером о дружбе. Казаться и быть — разные вещи. Золотое Трио… всем казалось… увидев неприглядную изнанку, Драко впервые задумался, а как оно было? Победный триумф, который должен был объединить их еще больше, в реальности обернулся чем-то совсем другим. Кошмаром.

Косолап коротко мяукнул, поднялся на лапы, потянулся, выгнув спину дугой, и запрыгнул на рабочий стол, снова свернувшись клубком среди книг и свитков.

— Что, кот? Ты что-то чувствуешь? — спросил Драко, и в тот же момент входная дверь заскрежетала замком.

Грейнджер понадобилась почти минута, чтобы справиться с ключом, и это обеспокоило Драко.

— Грейнджер?

Она не ответила. Скинула тренчкот на пол и нетвердой походкой двинулась через комнату, подобрав по дороге палочку. Села за стол. Рука легла на спину книззла, и пальцы нервно зарылись в длинную шерсть.

— Грейнджер? — снова спросил Драко. — Ты в порядке?

Зачем он спрашивает? Очевидно, что нет. Света из окна и его загробного призрачного зрения хватало, чтобы видеть, как она смотрит перед собой пустым взглядом, как губы кривятся, словно она сдерживает что-то глубоко внутри. Драко видел, как дрожит ее рука, ласкающая кота, но движение автоматично, словно Грейнджер не понимает, что делает.

— Я не могу больше, — вдруг сказала она тусклым, лишенным интонаций голосом, и слова тяжело падали в пространство, как капли крови. — Я не хочу больше. Мы думали, что война закончится, мы победим, и все будет хорошо. Когда я была маленькая, то волшебство было только в сказках. Мама мне читала. И там всегда все заканчивалось хорошо. Когда пришло письмо из Хогвартса, в первый момент я подумала, что попала в сказку. Я волшебница и теперь могу творить любые чудеса. Когда Волдеморт вернулся, я знала, что добро победит, потому что в сказках всегда так бывает. А раз я на стороне добра, то со мной не случится ничего плохого. Мы победим и будем жить долго и счастливо мирной жизнью и забудем весь ужас. Потому что все сказки всегда так заканчиваются. А на самом деле знаешь что? Мы победили, а ничего хорошего так и не наступило. Все стало только хуже.

— Почему ты так думаешь? Ведь вы же победили. Если ты вернешься, то получишь все почести, какие только найдет Министерство Магии.

— Почести? — она усмехнулась. — И зачем они мне? Я ничего уже не хочу. Я просто хочу снова жить. Рон… он ведь нас предал, бросил нас с Гарри в самый сложный момент. Он говорит, что это хоркрукс так на него повлиял, но на самом деле он всегда был такой. Завистливый, ревнивый, всегда думал, что с ним все соперничают. Хоркрукс просто проявил в нем все это еще сильнее. Гарри сам был хоркруксом, но в нем никогда не было ничего подобного, так что все это так, отговорки. Рон потом вернулся, но я все равно не смогла его простить за предательство. Я была влюблена в него, но это все разрушило. Сейчас он хочет, чтобы я вышла за него, а я видеть его не могу. Ты говоришь, мы победили. Но ты видел, что стало с Гарри. И ты видишь, что происходит. Разве это можно назвать победой? Ни на какой войне нет победителей и побежденных. Есть только потери, боль и последствия, с которыми приходится жить.

Она была экстремально откровенна. Как Северус, подумал Драко. Она говорит сейчас все это, потому что так вышло, что он — единственный, кто увидел, как на самом деле живет Гермиона Грейнджер, национальная героиня и гордость магической Британии. Он вспомнил свой шестой курс. Задание Волдеморта, попытки починить Исчезательный шкаф, которые проваливались раз за разом, страх за родителей, страх перед Темным Лордом, страх не справиться. Страх, страх, страх, все время постоянный страх. Это отравляло его настолько, что он не выдерживал. И когда Плакса Миртл, ноющая, всеми нелюбимая, мертвая Миртл проявила к нему сочувствие, он раскололся, потому что не мог больше нести это бремя в одиночестве. Странным образом история повторялась, только сейчас Грейнджер была им, а он был Миртл.

— Я устала. Я бы хотела тебе помочь найти покой, но не знаю, как это сделать. Каждую ночь мне снится, как я тебя убиваю и каждую ночь я пытаюсь это изменить, но у меня не получается. Смерть — это единственное, что нельзя исправить, даже Волдеморту это не удалось, потому что нет настоящей жизни без души. Это не жизнь. Я не могу себя простить за то, что сделала, и это теперь отнимает мою душу, как поцелуй дементора. Высасывает капля за каплей. Может, от этого тебе станет легче. Я забрала твою жизнь, и сейчас отдаю за это свою. Моя сказка оказалась страшной. И я осталась в ней одна.

Она медленно поднялась со стула. Сделала круг по комнате, взяла с барной стойки бутылку огневиски и отхлебнула из горлышка.

Драко не знал, что сказать. Ничего подобного он не ожидал от Грейнджер — гордячки, острой, как бритва, прямолинейной, твердо держащейся за свои убеждения и идеалы, умницы Грейнджер. Даже представить себе не мог, что она может переживать то, в чем считала себя правой. Ему казалось, что для нее сторона в магической войне была определена раз и навсегда. Враг должен быть повержен, добро должно победить любой ценой и уничтожить зло любой ценой.

Она аккуратно поставила бутылку на стойку и резко повернулась к Драко лицом. И он увидел, как она улыбается безумной улыбкой человека, которому больше нечего терять. Точно такая же улыбка проскользнула у Северуса перед тем, как он убил Дамблдора, выполняя Непреложный Обет.

— Мы оба в патовой ситуации, Драко. Я думаю, что есть один выход.

Пауза была слишком длинной, но Драко боялся ее прервать. Что-то происходило. Он ощутил едва заметную вибрацию серебра. Что-то происходило прямо сейчас.

— Я пойду вместе с тобой и провожу тебя.

Закрыв глаза, Грейнджер медленное поднесла палочку к виску. Драко видел, как из-под сомкнутых век потекли слезы.

Его охватила паника. Вибрация усилилась, но была в таком диссонансе, что кружилась голова и болело там, где когда-то билось сердце. Все было иначе, совсем по-другому, не так, как раньше. В серебре плавали черные нити, и они сгущались и утолщались, ткали паутину, которая тянулась к Драко, пытаясь захватить его. Призрачное тело сковало тяжестью, которая давила на плечи и заставляла колени подгибаться. Острым шилом пронзило знание, что если сейчас она сделает это, если сейчас покончит с собой, то и для него все будет кончено. В плохом смысле. Она уйдет, а он останется, на этот раз точно останется навсегда, застряв окончательно — сходить с ума между мирами всю оставшуюся вечность.

— Нет! Остановись! Грейнджер, нет! Это не выход! Ты не должна! Мне не нужна твоя жизнь взамен моей!

Казалось, она не слышит его. Ее колотило все сильнее. Она вжимала палочку в висок, и рядом неровно билась вена, отсчитывая последние толчки сердца.

— Я провожу тебя, Драко, куда бы ты не пошел.

Косолап зашипел, слетел со стола и бросился к ее ногам, когтя джинсы и издавая истошное мяуканье. Потом сильным прыжком взлетел на стойку и начал лезть Грейнджер под руку, бодать ее крупной головой. Не опуская палочки, Грейнджер все так же на автомате положила ладонь на его спину и начала гладить мягкую пушистую шерстку.

Драко вцепился в это, как в последний момент дыхания. Вибрация серебра была настолько сильной, что едва стоял на ногах и едва соображал. В любой момент его могло выкинуть и забросить так далеко, что обратно он уже точно не выберется, если она сейчас произнесет два страшных слова. Это было знание, как он знал, что может проявлять и прятать себя по желанию, и как чувствовал, что переход близко.

— Подумай про Косолапа. Ты не должна его бросать. Он — книззл. Когда ты его брала, тебе же сказали, что книззлы — магические существа? Их жизни связаны с жизнью хозяина. Если сейчас ты умрешь, то и он умрет. Ты же видишь, что после смерти ничего не заканчивается. Твоя душа не найдет покоя, но на ней будет еще одно убийство, и оно будет в сто крат хуже. Ты убьешь невиновного. Ты убьешь того, кого ты любишь, и кто любит тебя. Гермиона!

Драко кричал, отчаясь достучаться до нее, до ее сознания, которое было в сумеречной зоне. Он понятия не имел, правда ли все то, о чем он только что говорил. Слова сами ложились на язык, как будто он черпал знание откуда-то извне. Нечто невидимое и неподвластное, какое-то наитие вело сейчас его, чтобы он мог предотвратить катастрофу. Голова пульсировала от боли. Призрачное тело теряло очертания и форму, Драко не видел этого, но чувствовал всем собой.

Глаза Грейнджер широко распахнулись, и безумие выплеснулось из них наружу, возвращая ей разум.

— Косолап? — беспомощно, с безграничной любовью. Как будто время отмоталось назад, и маленькая девочка только что узнала, что она волшебница, и у нее есть волшебный кот. Ее лучший друг, который всегда будет с ней и никогда не оставит ее одну. Но она не должна его предавать.

Драко осенило.

— Тебе действительно жаль?

— Конечно, мне жаль! — она кричала. — Я вижу этот момент каждую ночь. Каждую ночь я убиваю тебя снова, и снова, и снова. И каждый раз кусочек моей души умирает вместе с тобой!

— Ты хотела меня убить? По-настоящему?

— Нет! Я даже не поняла, как это случилось… — голос снова упал до хриплого шепота.

— Тогда послушай меня, Грейнджер. Ты не виновата. Слышишь? В этом нет твоей вины. Это война, в которую нас втянули. Каждый защищал то, во что он верил. Ты не виновата, потому что это не был твой выбор. Ты не выбирала убивать, ты защищалась. Инстинкт самосохранения. Затуманенный усталостью и боем разум. Я не виню тебя, слышишь? Я тебя прощаю, но это не сработает, если ты сама не простишь себя. Слышишь, Грейнджер? Тут нет дементоров, никто не жрет твою душу, кроме тебя самой. Прости сама себя и позволь себе жить дальше.

Она опустила палочку. Косолап запрыгнул ей на руки и начал тереться о ее залитое слезами лицо, громко мурлыкая. Грейнджер уткнулась в него и закричала. Призрачным зрением, способным видеть невидимое, Драко увидел, как с криком ее покидает боль, и яд, и страх, и вина, и отчаяние.

Треснувшее стекло в окне за его спиной разлетелось с оглушительным звоном, рассекая темные нити и сплавляя серебро в чистый пронзительный свет. Реальность истончилась и потекла. Последнее, что увидел Драко, это как Грейнджер, смотревшая ему вслед, одними губами сказала:

— Спасибо.