Холодная сварка, или Ближе, чем секс (джен)

84-е сутки. Отчёт арендатора

Японцы считают, что ребёнку достаточно спать восемь часов в сутки, женщине шесть, а мужчине четыре. Если, конечно, он настоящий самурай, а не ребёнок. Или не женщина, лишь по недоразумению носящая брюки, или что там положено носить настоящему самураю.

Я не самурай, определённо. Мне мало четырёх часов сна. Хоть тресни. Особенно если изо дня в день. Снова и снова. Мечтала ли я в детстве быть самураем? Наверное, всё-таки нет, зорро-немовые красавцы в черных шляпах и бархатных полумасках выглядели куда импозантнее. Не говоря уж о диких индейцах и не менее диких ковбойцах с их верными кольтами и мотоциклами (именно так, ковбоями они заделались уже в школе, а до мы играли в казаков-разбойников и индейцов-ковбойцев, только так и никак иначе). Харлей на мальборо! И ботфорты! О, ботфорты особенно! Ботфорты и шпага. Разве катана и жалкие шлепанцы с деревянной подошвой могут с ними соперничать? Смешно. Как в том анекдоте — чего он может с голой пяткой против танка…

Нет, не хотела я быть самураем. Точно. Однако теперь вот приходится — всю последнюю неделю. Или даже больше. Ну да, с прошлого понедельника как раз. Мысли путаются. Шеф материалы в воскресенье скинул, но не при хомячке же их просматривать. Значит, первый раз я поставила внутренний будильник на четыре утра в прошлый понедельник. А сегодня у нас что? Вторник. восемь дней, стало быть. Недосып из острого переходит в хронический.

Хорошее, кстати, средство от депрессии — как рукой сняло. Никакой более вялости и мутности, никаких глупых пораженческих мыслей, всё кристально ясно и чётко, сознание словно промыто газированной минералкой с отчётливым металлическим привкусом. Пузырьки пощипывают череп изнутри, лопаются с еле слышным стрекотом, щекочут извилины. Мысли чёткие и понятные, словно стальные шарики от подшипников. Только вот рассыпаются. Скачут в разные стороны, звонко цокая по хрустальным ступеням…

Кто бы мог подумать, что за какие-то четыре года пребывания в детском саду о маленьком человеке может быть накоплено столько информации? Кто бы мог подумать, что она никуда не исчезает, даже будучи удалённой с сервера группы или из локалки психокорректоров раннего возраста? Никто. Я вот лично не подумала, когда попросила шефа нарыть всё что можно. Точно не подумала. Иначе не просила бы. Восемь дней. А просмотреть успела меньше половины…

Хорошо хоть хомячок не мешает.

Благодаря раскалённой сковороде внутришкольной жизни мы достигли определённого консенсуса. Идёт вот уже вторая неделя внутреннего перемирия. Утром я рулю телом сама, спешу сделать всё возможное, стараясь не разбудить — я не про изучение файлов сейчас, ради которого приходится просыпаться в половине четвёртого, я про зарядку, к которой перехожу ровно в шесть: сурья намаскар, асаны-пранаямы, аутотрениг. Разогревающее дыхание, скрутки, растяжки, жимы-приседания, никакого бега или — упаси! — прыжков на месте, жалеем не столько этого соню, сколько соседей снизу. Когда лодырь просыпается — жимы-приседания и базовый комплекс тайцзи перед открытой форточкой. Зато вечером — длительная типа пробежка с вроде бы ускорениями и полтора часа интенсивного пилатеса. Теперь уже можно — замкнутый круг разорван, вес потихоньку уходит, незаметно, но постоянно, и так же незаметно я наращиваю физическую активность. Для Вовчика обозвала всё это Цигуном и боевым вариантом хатха-йоги, он всё равно не разбирается, скушал как миленький.

Четырежды в неделю — бассейн: на удивление, хомячок плавает получше многих и многих, только вот больше любит просто зависать в воде, лёжа на спине. Ничего, гоняю помаленьку. Вечером, после ужина, крутим педали тренажёра под какой-нибудь фильм (фильм выбирает Вовчик, это ему стимул такой, пусть развлекается, раз ему экскурсионные панорамы так быстро надоели).

Тело пока ещё далеко не в форме, но постепенно начинает приобретать товарный вид. Именно товарный — до продабельного или хотя бы презентабельного далековато. И — величайшее достижение! — теперь Вовочка может встать со стула, не опираясь руками о стол. Я не шучу — именно достижение. Раньше без помощи рук не мог. И с кровати тоже.

Вчера бабуля утирала слёзы радости, ушивая внучку джинсики шестидесятого размера. Наш котёночек и не заметил, а я утречком полюбопытствовала — две вытачки сзади, сантиметра по три каждая. Вроде немного, но вытачки-то двойные! Умножь на четыре — это уже двенадцать. Сантиметр на талии в среднем равняется килограмму, у мужчин — дополнительные двести грамм, но ладно, пусть будет даже просто по килограмму, в конце концов он ещё не мужчина. Двенадцать кило в минус. Вроде немного, при таком-то весе. Но Вовочка не просто худеет — он изменяется. Живот уплотнился и немного подтянулся, уже не так мешает при скрутках. Потихоньку ввожу более сложные связки, надеюсь, со следующего месяца начнём бегать всерьёз. А там поглядим, может и действительно до рукопашки созреем, чем чёрт не шутит.

Если честно, я и на такой-то успех не рассчитывала. Поначалу просто жуть брала: как вам, по душе одышка, тахикардия и гипертония одновременно? Понравятся боли в коленях после пяти приседаний? Головокружение от подъёма на один лестничный пролёт? Пролёт, не этаж даже! Отдыхали на каждой пятой ступеньке, не вру! Руки опускались в прямом смысле — действительно опускались! Какие там гантели — просто руки поднять несколько раз подряд было серьёзной проблемой. А теперь — откуда что взялось! Вот что значит молодой организм, растущий, незакостеневший, пластичный да податливый.

Но расслабляться рано. Ох, рано! Всё эти изменения пока что носят исключительно внешний характер. А внутри наш лапусик остаётся прежним хомячком, трусливым и прожорливым. Булочки, яишенки, котлеточки, голубчики, холоднички… Вкусно готовит бабуленька! В новом теле обязательно напрошусь в гости, в новом теле — да, но сейчас бабушкин кулинарный талант буквально сводит на нет все мои усилия, и это раздражает.

Хорошо хоть перестал нажираться перед самым сном. Не сразу, конечно, но таки удалось достучаться. Сначала, правда, он другой вариант опробовал — несколько раз отключал меня сразу после плотного ужина. Минут на десять. Судя по последующим ощущениям, пытался блевать. Но не очень успешно — кардий у юноши крепкий, для достижения требуемого результата руку в глотку нужно запихнуть минимум по локоть и долго там щекотать, да и то не сразу сработает. Особенно без привычки-то, не моделька, чай, булимичная, у которой всё это на рефлексе уже. Трудно, мерзко, противно. А потом ещё и сопли, слёзы, горло дерёт и прочие неприятности.

Короче, ощущения не понравились не только мне.

И теперь каждый вечер за ужином разыгрывается мини-спектакль: юноша демонстративно зевает, клюёт носом и чуть ли не в голос похрапывает, пока я общаюсь с его родителями. А может — и не спектакль вовсе. Выматываю-то я его неслабо.

Играем днём в столь любимый ему по виртуалу постап, но только играем в реале: никаких благ цивилизации и сплошное выживание. Никаких лифтов — как можешь, так и ползи. Никакого электричества-бензина — а, значит, никаких автобусов-троллейбусов-моноров-леталок. До школы — четыре остановки. Быстрым шагом. Ну, ладно — относительно быстрым. Ежевечерняя получасовая почти пробежка по парку при хорошей погоде, при плохой — тренажёр перед открытой форточкой. Но — в два раза дольше, чтобы сам предпочитал признавать погоду относительно хорошей при малейшей к тому возможности. Эта прогулка или тренажёр — как раз после ужина. На полный желудок одинаково неприятно как тряско потрюхивать (а именно так пока выглядит наша почти пробежка) по дорожкам парка, так и крутить педали.

Поначалу юноша пытался хитрить, приныкивая под кроватью бабулины изыски и наслаждаясь ими уже потом, после того, как я усну. Но я довольно быстро просекла подобное непотребство. И пресекла — незаметно ужесточив нагрузки. Есть способы сделать это, всего лишь чуть изменив упражнения. Со стороны и не поймёт никто, если сам не в курсе. Вот и юноша так и не понял, почему вдруг стал уставать намного сильнее. Мисочка со сладкими блинчиками черствеет под Вовочкиной койкой вот уже пятый день. Нетронутая. Мой лапуля вырубается чуть ли не раньше, чем коснётся головой подушки. Чего, собственно, и требовалось.

В школе потихоньку лучшеет, хотя бы с девицами — они начинают посматривать на Вованчика с интересом уже не только в плане списать домашку или расщёлкать новый тест. Умный, нежадный, без лишнего гонору — а с недавних пор ещё и становящийся симпатичным. У нас появились скулы! И силуэт какой-никакой, плечи таки шире талии, спасибо плаванию.

Вчера Вован в душе лишних полчаса проторчал. Думала — замечтался, на кафель медитируя. А он, оказывается, пузо своё в боковом освещении разглядывал. Говорит, что там появились таки вожделенные кирпичики. Просил посмотреть, убедиться и подтвердить.

Если честно — в упор не вижу. Но разуверять не стала. Может, и действительно есть какой намёк, особенно — в очень уж боковом освещении. Пускай себе верит и гордится. Отличный стимул. Может, хотя бы эти пусть даже и только воображаемые пока кирпичики добавят нашему хомячку уверенности в себе. С уверенностью у нас по прежнему серьёзные проблемы. Вернее, не с самой уверенностью, а с её полным отсутствием.

Ладно, это всё лирика, а нам ведь вовсе не лирика нужна, причём нужна до зарезу. Нам нужен экшн.

Драка!

Драка нам просто необходима! Как воздух. Мы дошли до края и упёрлись в стену, прозрачную, почти невидимую, но от этого не менее прочную. Стену хомячковой неуверенности в собственных силах. Без хорошей драки мы эту стеклянную стену не прошибём, хоть тресни! Без драки нет и победы, а без победы ни один хомячок никогда не поверит в себя. Аксиома.

С кем же тебя стравить-то, неуверенный ты наш? Если с Жориком не получится — с кем? Может, рано я рукой на Дыню махнула?..

* * *

88-е сутки. Отчёт теловладельца

Райка достала!

И погуляли-то всего разок, а она ведёт себя так, словно уже печать в паспорт поставила и клеймо мне на лоб: «Собственность Изосимовой Р., единоличная и неприкосновенная, руками не трогать, глазами не лапать!». Лезет, сюсюкает, пирожки подсовывает — вроде типа сама пекла. Вычитала в гламурном журнальчике про путь к сердцу через желудок, вот и суетится.

Дурра.

Пирожки, наверное, вкусные…

Нафиг!

Брать ещё всякую хню у всякой дурры, если даже от бабулиных вчера отказался, а они наверняка куда вкуснее были. Тут и к гадалке не ходи. Райка и готовить-то не умеет, на углу в ларьке купила, скорее всего. Там похожие лежат. Брал когда-то, гадость редкостная.

И воняет от неё…

От Райки, в смысле, не от типа пирожковой гадости.

Не, в принципе даже приятно воняет. Если непредвзято. Зелёными яблоками. Это гринапля, дезик такой. Приятный типа запах. Вроде. Раньше, во всяком случае, нравился.

Мамулин любимый…

В школе каждый раз дёргаюсь, когда запах этот чую, так и кажется, что мамуля пасёт где-то рядом. Вот-вот сейчас из-за ближайшего угла выскочит с нотациями или нежностями. И непонятно даже, что хуже.

В школе ещё ничего, там народу много и других ароматов полно, перебивают. А вот когда с Райкой в парке гулял — просто весь изнервничался. Всё мамулю выискивал. Стоило чуть забыться — и голова сама вертеться начинала.

И ведь знал, что не могло её там быть — а всё равно дёргался. Весь этим гнусным запахом провонял, почти час потом в ванне отмокать пришлось, папашиным «морским бризом» отскрёбываться от этой сладкой липучей гадости. Вроде отскрёбся. Но всё равно потом долго мерещилось.

А вчера вообще финиш — на мамулю рявкнул.

Она ко мне сзади подкралась неслышно, глаза ладошками закрыла, пошутить хотела типа. Не вовремя вышло — как раз о школе думал. Ну и унюхал в тему. Ну и ступил, конечно:

— Отвяжись, дурра!

Думал — Райка опять пристаёт со своими глупостями.

Мамуля, конечно, обиделась. Ушла в спальню плакать. Потом с папаней шушукались про переходный возраст и вздыхали горестно. Пришлось помыть посуду и мусор вынести, чтобы совсем уж не расстраивать. Хорошо ещё, что с ними мне так повезло, отходчивые. Но с этой дуррой Райкой всё равно надо что-то делать. Не хватало ещё из-за неё родаков обижать. Они у меня хорошие, грех жаловаться. Не то что у некоторых.

У того же Дыни, к примеру. Мои, во всяком случае, за мной с топором по квартире не гонялись. Ни разу. Всё в сравнении, ага-ага.

Вообще-то про это дело совсем случайно узнал. Тоже, кстати, из-за Райки — она повадилась меня подкарауливать после бассейна, там занятия поздно кончаются. А тут как раз она мониторит. Типа случайно. Болонку свою типа выгуливает — и аккурат в том скверике, через который дорогу к дому срезаю.

Приходится теперь кругаля давать, каждый вечер выбирая иные маршруты. Надеюсь, скоро ей эта игра надоест, а то совсем замотался. Зато окрестности теперь знаю как свои пять, не заблужусь самой глухой ночью. Так что во всём есть польза, ага-ага! Даже в Райке. Но это вовсе не делает её меньшей дуррой.

В тот раз повезло — увидал её жёлтую алтайку издалека, ещё через ограду даже. И сразу же дал по тормозам. И в ближайшую подворотню крупными скачками. Пока и она чего лишнего не углядела. Типа меня. Хотя мою серую невзрачную куртень пойди ещё разгляди в сгущающихся сумерках, к тому же — из хорошо освещённого сквера. Но бережённый спит спокойнее.

Ну вот, драпанул, значит. Удачно — не отсканировала.Через два проходных двора и переулок вывернул на бульвар Германа Титова. Решил пройти по нему до Аллеи Героев, а там можно снова через дворы наискосок проскочить.

Не люблю эти места. Шумно и мерзко. Особенно по вечерам и часов до трёх ночи — там куча всяких мелкотравчатых рюмочных и распивочных, одна другой гаже. Все три порта — рукой подать, монор напрямую ходит, леталки опять же. И космо, и речной, и авиа. А сама Аллея с вечными огнями в честь Героев — достопримечательность, стало быть. Во всех путеводителях чуть ли не на первой странице, вот турьё и спешит отметиться. Вечно всякий проезжий-пролётный сброд тусуется. Но лучше уж пьяные гопники, чем Раечка с её фальшивым: «Ах, ну надо же, Володенька! Какая неожиданная встреча!». Пьянь, по крайней мере, с поцелуйчиками не лезет. Разве что с обнимашками. Да и то не всегда, чаще вполне нормально проскочить удаётся.

Ну вот, сглазил! Стоило подумать — как из «Северной Ривьеры» (Ривьера, ха! Четыре столика и любительский стриптиз по пятницам на барной стойке!) вывалилась хорошо набравшаяся парочка. Чуть с ног не сшибли, еле отскочить успел. Два таких крупных калорийных мужика в состоянии крайнего изумления. Вертикальны лишь потому, что пребывают в жёсткой сцепке и колеблются несинхронно. Если одного тянет влево — то другой в тот же момент норовит завалиться непременно вправо. И наоборот. Всё никак в резонанс не попадут, бедолаги. Взаимное поглощение асинхронных колебаний, наглядная физика, ага-ага. Аж залюбовался.

А кулаками машут — мимо не проскочить, обязательно огребёшь. Потому что движения их настолько хаотичные, что никакой возможности предположить, в какую именно сторону кого из них мотанет в какой конкретный момент. Один ещё вроде как слегонца повменяемей, а второй в полной бессознанке и агрессии. Вот этот второй как раз больше всего руками и машет. И всё норовит первому по сопатке заехать. И каждый раз невнятно, но матерно удивляется, что промахнулся. А первый его вроде как урезонить пытается, но при этом и по хрюльнику не словить, что усложняет задачу.

Совсем уже было собрался обойти эту парочку по проезжей части — ну их всех с их пьяными разборками! Не люблю. Недавно под окнами в шесть утра тоже концерт устроили. Подобная же парочка и в такой же кондиции. Один другому морду начищает, держа свободной рукой за шкирятник, и громогласно вопиёт при этом: «Я же тебя, суку, любил! Как же ты мог, сука?! Как же ты мог?!» А второй совсем в невминозе, болтается, как червяк на крючке, и вопит ничуть не тише: «Да! Да! Ты прав! Я сука, я это самое, бей меня, бей!..» Из специального клуба, очевидно, возвращались, где один сильно накуролесил, вот и устроили бесплатное представление. Потом тот, что повменяемей, своего суку вразумлять притомился, сунул подмышку и со двора поволок, так что дальнейшего уже не видел, не в нашем дворе оно происходило. Да и не стремился особо. Ну их, короче!

Но тут как раз дверь «Ривьеры» снова открылась, пропуская очередного страдальца к накачанным сиськам и пиву, креплёному оксибутиратом. И в полосу света от раскрытой двери как раз попала воинственная парочка.

Тот, что повменяемей, почти сразу отвернулся, но мне хватило. Да и попробуй не узнай эти белобрысые вихры, которые на каждой физре из любого угла видать.

И даже почудился запах дынной жевательной резинки — именно за пристрастие к ней Дыня своё прозвище и словил.

А ещё вдруг как-то очень отчётливо разобрал, что же именно он бормочет. Очень ясно и чётко так, словно спецмикрофоном все прочие уличные шумы отфильтровало:

— Пойдём, мама ждёт, ну пойдём же…

Он меня не заметил. Что там в тени происходит и кто стоит — со света не слишком-то разберёшь. Но уйти теперь почему-то оказалось совершенно невозможным. Хоть и глупо, наверное…

Злясь на самого себя и на дурру Райку, из-за которой так влип, повёл себя как окончательный кретин — шагнул вперёд. И очень вовремя — мужик как раз начал заваливаться в мою сторону. Один Дыня бы его точно не удержал. А тут как раз удачно вышло, под замахнувшуюся руку поднырнул, плечом его подмышку поймал, как подсадка учила, но проворачивать и опрокидывать не стал, просто основной вес на себя принял.

Устояли.

Хотя мужик и очень пытался нас всех троих уронить. Но меня вообще уронить сложновато, да и у Дыни, видать, опыт по этой части немаленький.

— Спасибо-не-надо-мы-сами, — заученной скороговоркой выдал Дыня на автомате. И вдруг замолчал. Сощурился, твердея скулами. Узнал. И по его враз помрачневшему лицу сразу понятна стала вся беспредельная глупость моего поступка. Раньше Дыня существовал в непересекающейся со мною реальности, ему были безразличны всякие-разные, на физре в дальнем углу прохлаждающиеся. Но вот нарушены правила игры и пересечена некая граница. Мною. А такое не оставляют безнаказанным… Вот же идиот! Мало мне имеющихся неприятностей, надо было вляпаться ещё и в эти! Новенькие.

Но мысли — мыслями, а тело продолжало действовать. Мужик как раз вознамерился зацепить меня по уху, раз уж Дыню никак не получается. Правую его руку, которой он в основном махать пытался, аккуратненько так своею прижал. Лишил, так сказать, свободы манёвра. То ли это подействовало, то ли просто запал у мужика кончился, но он вдруг обмяк, повиснув на нас всей нехиленькой массой, и стало как-то не до разговоров.

Хорошо, тащить оказалось недалеко — до Гагарина, второй дом от угла. Кодовый замок в двери подъезда был выломан давно и надёжно. На лестнице воняло кошками и было темно — ни одной лампочки на первых этажах не горело, даже у лифта. Который не работал. И как они их пожечь умудрились, интересно? Они же вечные, лампочки эти! Принципиально неперегораемые и вандалостойкие! Как-то пытался одну разбить, но так и не смог. А тут — ни единой до четвёртого этажа!

Волочь пришлось на третий. Здесь оказалось уже почти светло, и как-то сразу догадался, какая из шести дверей нам нужна. Вот эта, обитая подраным дерматином с клочками грязно-серого утеплителя, свисающими изо всех дыр. Господи, только в кино такое видел…

Кнопки звонка не было. Вместо неё над дверью свисали два оборванных провода. Думал, что Дыня постучит или достанет ключ. Но он, прислонив вялого папаню плечом к стене, просто соединил два свисающих проводочка — и за дверью прерывисто задребезжало.

А вот такого не видел даже в кино. Режиссёры тоже не видели. Наверное.

Думал, хуже уже быть не может.

Но дверь открыла измученная рано состарившаяся женщина, одетая в застиранный халат, розовенький такой, в цветочек. Почему-то сразу понятно было, что она именно мать Дыни, хотя по виду больше походила на бабушку. А ещё у неё были очень красные руки. Словно ошпаренные. Такое бывает, если передержать в маникюрной капсуле, помню, удивился ещё, как-то мало вязалась эта женщина и маникюр. Позже догадался, конечно, что такими руки становятся не только от спецраствора, но и от просто горячей мыльной воды. Ну то есть, если ими мыть посуду или даже стирать. Именно стирать, а не вынимать из машинки или там прополаскивать. Долго. Часто. В очень горячей воде и с самым дешёвым порошком, в котором полно вредного для кожи щёлока и, наверное, совсем нет антигистаминов и умягчителей.

Но это всё позже.

А тогда увидел измученную старуху с ошпаренными руками. И кучу детишек, что за неё цеплялись. Счастливых таких детишек. Улыбающихся. Вот это и подрубило больше всего.

Если бы они плакали — было бы как-то… правильнее, что ли. Но ведь нет же! Папаня их к тому времени попытался уснуть, пристроившись прямо на пороге, так они через него перешагивали. Ну или перелезали — те, что поменьше. Привычно так. Все такие же белобрысые и улыбчивые, как и Дыня. Только совсем мелкие. Мальчики, девочки… Старшему — лет семь-восемь, не больше. Вернее — старшей. У неё же косичка. Розовый бантик со стразиками. Сколько их было всего — даже и не понять, постоянно вертелись, что-то щебетали, хватали Дыню за руки, улыбались мне. Просто так улыбались, ничего не прося…

Удрал.

От этих вот улыбок, искренних таких, как раз и удрал.

Долго бродил по улицам, всё никак успокоиться не мог. Конечно, отбил эсэмэску домашним — гуляю, мол. А то с них станется во всероссийский розыск подать за десятиминутное опоздание.

Ходил по скверу. Пинал кроссовками подмороженные листья. Они хрустели под кроссовками — противно так, как карамельки. Терпеть не могу карамелек, они так же хрустят на зубах, словно жуёшь канцелярский клей, засохший и подслащённый. Сидел на лавочке, пока не перестало трясти. Хорошо, моей стерве хватило ума не лезть с комментариями — а то бы не удержался.

Меня не пугают придуманные киношные ужасы. Насколько помню — вообще никогда не пугали, с раннего детства. Потому что нестрашные они. Игрушечные.

Жизнь страшнее.

Привычный повседневный ужас. Вот он. Крупным планом.

Причём ведь — рядом совсем. Руку протяни…

Почему же не замечает никто?

Друзья, родственники, соседи, та же пресловутая ювенальная служба, наконец!

В упор не видят.

Ведь ужас не перестаёт быть ужасом лишь оттого, что привычен и повседневен…

Дома долго стоял под обжигающим душем. Никак не мог согреться, всё колотило. Холод шёл изнутри, его не удавалось прогнать ни горячим чаем, ни струёй воды, доведённой чуть ли не до кипения. Как ни ошпаривай кожу, он оставался внутри.

Смотрел на руки. Они покраснели, но не настолько. Чтобы они выглядели так, как у той тётки, нужно держать их в мыльной горячей воде подолгу многие дни подряд.

Вспоминал сумрачный и много чего обещающий Дынин взгляд — там, на улице, в подъезде было не до взглядов. Ну да. Понятное дело. Тоже, наверное, не простил бы, если бы ко мне вот так же вломились непрошенно.

Нажил себе нового врага, это понятно.

Если в школе никто не знает про выходки Дыниного батяни (интересно, кстати — а почему не знают? куда смотрит тот же педсовет?!), значит, и моя осведомлённость в этом вопросе вряд ли понравится заинтересованным сторонам. Ну, а дальнейшее понятно, по давно и успешно отработанной схеме превентивного запугивания.

Пинки. Словесные угрозы. Намекающие нависания. Мордой об стенку, ботинком по жопе и всё такое прочее.

Он ведь не поверит, что и так никому ничего не скажу.

И уж тем более не буду с ним драться, как бы моя стерва ни настаивала. Перетопчется. После сегодняшнего ведь даже обидеться на него всерьёз не смогу. Какая уж драка.

Так что придётся перетерпеть. Ничего, не впервой. Хотя…

Противно.

Но тоже не страшно.

Страшно — это когда детишки перешагивают через вдупель пьяного папеньку — и продолжают улыбаться.

* * *

94-е сутки. Отчет арендатора

Я никогда не была особо общительным ребёнком, но отлично помню по школе — хороших девчонок вокруг всегда было куда больше, чем хороших парней. Отличных, добрых, красивых девочек, с которыми можно дружить, в которых можно влюбиться. Стервы попадались куда реже, одна на класс, да и то не на каждый, а остальные все как на подбор, добрые, ласковые, нежные, симпатичные, умненькие и с тонкой душевной организацией… Так куда же они все сейчас-то подевались?!

Не сдаюсь.

Попутно пытаюсь потихоньку доказать моему остолопу, что сиськи у женщины — не самое выдающееся достоинство. Выпирающее — может быть и да, но далеко не главное. Стаскала на выставку японской средневековой эротической гравюры — чтобы был повод рассказать про принятые в стране восходящего солнца каноны женской красоты. Ненавязчиво так, словно бы невзначай. На гравюры мой хомячок смотрел вполне одобрительно, над комментариями хихикал, как и ожидалось, но вот проникся ли… Не сдаюсь. Профессионал я или кто, в конце-то концов? Кто ищет, тот всегда, под лежачий камень и всё такое.

Вчера вечером наведалась бабушкина приятельница. Наведалась не просто так, с домашним пирогом и ликёрчиком: прознала о наших математических успехах и упросила подтянуть по математике внучку. Девочка годом младше, математику запустила ещё в начальных классах. Подобный случай я не могла упустить: другая школа, другой район, так что предубеждений в отношении Вовки у нашей подопечной быть не должно. Вот и поработаем с табула раса, идеальный вариант, раз уж с Раечкой не вышло.

Ага, как же!

Размечталась.

Идеальный вариант оказался огненно-рыжей красоткой в буквально лопающемся на вполне себе взрослых формах топике. Размер третий, не меньше! У меня в её годы вообще лифчика не было… Ростом уже с Вовку — даром, что на год младше. Скороспелка, вот же повезло вляпаться! Плюс глазищи — огромные зелёные и наглые, плюс отличные зубы, хоть бы брекеты для приличия, что ли! Плюс мерзкая привычка постоянно улыбаться. Короче, классическая ведьма. И стерва, конечно же. Как же с такой внешностью — да без этого?

Правда, пока ещё не слишком опытная. Но энтузиазма — на троих хватит и ещё останется. И ушлая — моментально просекла в моём лапуле записного подкаблучника и тут же попыталась им повертеть, пустив в ход все свои девичьи штучки, наверняка уже неоднократно срабатывавшие ранее приёмчики обольщения. Хомячок, конечно же, сразу поплыл.

Пришлось обломать. Обоих.

Жаль, конечно.

Девочка вроде сама по себе неплохая. Но — красотка. Но — активная. И ухажёров у такой наверняка целый табун, мой Вованчик ей на один зубок. Так, побаловаться на досуге, для количества и коллекции. Просто чтобы было.

Нет уж.

Костьми лягу, но все математические премудрости в эту тупую рыженькую головёнку вдолблю по ускоренной программе. Неделя-две, как раз за зимние каникулы и управимся. Окончатся каникулы — и прощайте навсегда, Ирина Батьковна, рыжая юная стерва. На других коготочки оттачивайте. А Вованчика всё время репетиторства выматывать буду так, чтобы спал не то что сидя — стоя! на бегу! Чтобы никаких посторонних мыслей даже в проекте! Чтобы ни малейших сил на лишние мечтания! Только душ по-быстренькому — и спатеньки.

Ибо душ и всё к нему прилагающееся — оно для здоровья полезно. А вот лишние мечтания — совершенно наоборот. Потому что рано или поздно такие мечтания всегда сталкиваются с реальностью, как «Титаник» с айсбергом. И тогда мечтания кончаются. И начинается трагедь. А как подобные моему лапуле рохли-хомячки на личные трагедии реагируют — чтобы это понять, психологом быть не надо.

Они их заедают.

Жирненько. Вкусненько. Сладенько.

И — чтобы до боли в перерастянутом желудке, до напрочь подавленного рвотного рефлекса, до диареи, до заворота кишок, до холецистита, ознобного пота и общего отравления организма… И в результате четыре месяца интенсивных ежедневных тренировок — лайке под бублик.

Нет уж.

Перетопчется юная стервочка. Другого кого найдёт. А мне мой балбесик живым и здоровым нужен. И физически, и морально. Зря я его, что ли, по крохам всё это время собирала?

Одно хорошо — вечером дундук отказался от ужина. А на ужин, между прочим, были бабушкины варенички! Трёх сортов! С вишней, грибами и капустой!

Ну, капуста с грибами, положим, ладно, хотя тоже ням ещё какой, но вот с вишней — это вообще сказка, Вовочкина бабуленька умудряется их сотворять просто волшебными, тающими на языке и ласкающими все вкусовые сосочки и пупырышки без исключения… Так что я с трудом подавила собственный голодный вопль и проглотила слюну — нашу общую.

А на следующий день, после школы, Вован попросился в наш цкбэшный спортзал, в секцию боевого самбо. Облегчил, так сказать, мне задачу. Сам. Ну, отвела — что мне, сложно, что ли? Заодно и с тренером поговорила — чтобы не жалел новичка, чтобы сразу по полной программе гонять начал. Энтузиазм необходимо поощрять и всё такое. Жаль, конечно, что энтузиазм этот вызван совершенно неподходящим объектом, но тут уж привередничать не приходится.

С паршивой овцы…

* * *

99-е сутки. Отчёт арендодателя

Интересно, а любила ли эта стерва своего мужа? Ну хотя бы в самом начале? Иногда мне кажется, что она вообще не умеет. Любить, в смысле. Никого. Даже себя. Вчера слышал, как она по телефону с дочкой общалась — и тихо фигел.

Нет, конечно, постоянные мамулины сюси-пуси и обжимашки бесят конкретно, иногда так просто даже очень. Но если бы моя маман со мною таким же вот казённым канцелярским языком разговаривала, с таким же равнодушием… не знаю. Даже меня это вряд ли обрадовало бы. Хотя тут, конечно, сравнивать сложно — всё же она не мужчина. Стерва, в смысле. И дочка типа же тоже. Со мною всё иначе, наверное. С женщинами сложно. Кто их вообще понять способен, этих женщин? Никто, ясен перец. С нашим братом куда проще. Раз — и в глаз, и никаких недопониманий…

Дыня подстерёг меня в прошлую пятницу, во время физры.

В буфете.

Последнее время постоянно её прогуливаю, физру в смысле. Вот и сейчас. Четвёртый раз подряд. Что характерно — Прынц ни гугу. А ведь про справку не знает, не показывал ему пока. Да и не буду, наверное. После педсовета Прынца как подменили. Даже на математике вызывать перестал. Месяц назад впервые прогулял физру — как раз перенапряг подколенное сухожилие и мышцу потянул, пришлось реабилитацию проходить по особой программе, не хотел сбивать её случайными и плохо продуманными упражнениями нашего красавчика. Вот и прогулял. Хотя и думал, что разорётся он по этому поводу — ни дай боже…

А он промолчал.

Словно и не заметил моего отсутствия. Ага, как же! Чтобы он — да не заметил?!

Ну, в следующий раз снова не пошёл, хотя уже и мог бы, нога поджила. И снова молчание, словно так и надо. Словно меня и вообще нет. Ну и ладно. Мне же проще. Норматив на четвёрку всё равно не сдам, а трояк его завучиха натянуть обязует. Или самого натянет так, что мало не покажется. Потому что иначе на собрании в РОНО натянут уже её. Не станет она из-за меня портить здоровье себе и отчётность школе.

Другое дело — зачем меня в буфет понесло?

Сам не знаю. На автопилоте, не иначе. Ноги устремились по привычному маршруту, стоило голове чуток ослабить контроль.

В нашем буфете давно уже ничего не покупаю. Кроме разве что соков в герметичных упаковках. С тех самых пор, как моя стерва уболтала кого-то из своих старых знакомых произвести полный анализ столовского гамбургера. Криминалистический такой, как в CSI показывают. А потом ещё подробно мне полученную распечатку прокомментировала.

Чего там только не было! Вся таблица Менделеева, вплоть до солей тяжёлых металлов и крысиных какашек. Но особенно меня добила позавчерашняя варёная куриная кожа. Эту резиноподобную гадость повыкидывали тогда почти все, сам в бачке видел напластования. Вот поварихи и решили, очевидно, — типа не пропадать же добру… ну и прогнали. По второму кругу, обжарив уже.

Нафиг!

Так что в буфет сейчас если и прихожу — то исключительно из-за столиков. Конечно, бабулины ватрушечки и термосок с домашним компотиком можно и на подоконнике в коридоре употребить. Но за столом всё же как-то комфортнее. Да и привычнее.

Но в этот раз удобно расположиться на перекус не довелось — из-за крайнего столика мне навстречу поднялся Дыня. Непривычно мрачный такой. Можно даже сказать, угрюмый.

Откашлялся и пробасил:

— Вован, тут это… потолковать надо. Пошли, что ли… перекурим.

Стандартный вызов, ага-ага! Когда-то грызли ногти или бросали в лицо сопернику перчатку. Теперь вот вежливо приглашают «поговорить». Ритуалы.

Если честно, даже обрадовался. Это как с посещением зубного — всё равно ведь неизбежно, так лучше уж раньше отмучаться. Странно, но страшно не было. Ну вот нисколечки. Было грустно. И немного смешно. Где-то внутри. Странный такой смех, с лёгкой горчинкой. А ещё было интересно — кто же именно из Дыниных друзей ждёт нас за школой?

В мрачном молчании мы протопали по пустым коридорам и спустились по лестнице. Куртку Дыня брать не стал, что ж, последуем его примеру, хотя погодка гадостная, промозглая, то ли снег, то ли морось и скользкая обледенелая хня под ногами. Но куртка новая, её жалко. А школьный пиджак всё равно убитый напрочь, ему уже ничего не страшно.

За школой меня поджидал сюрприз.

Там никого не было.

Нет, конечно, курила компания семиклашек или даже младше, но Дыне на них и смотреть не понадобилось, хватило одного мрачного вида. Сдриснули, даже сигареты не выключив, шелупонь малолетняя.

А вот именно и персонально нас — не ждал никто.

Это порадовало — значит, сильно прессовать меня сегодня Дыня не собирается. Так, по лайтовому варианту. А может, и вообще одними словесными наездами всё дело и ограничится. Дыня ведь мужик незлой и с понятием…

Незлой и с понятием потоптался у стены, тоскливо вздохнул и зачем-то вытащил из кармана свою треснутую «приму». Она у него старая совсем, в пожелтевшем корпусе, в двух местах изолентой стянутом. Говорят, к ней сейчас катриджей не достать, даже палёных, но Дыня вон как-то умудряется… Ещё успел подумать, что предстоящее, похоже, нравится ему даже меньше, чем мне. И даже слегка пожалеть бедолагу — это, кажется, тоже успел.

А дальше начинаются чудеса.

— Будешь? — спрашивает Дыня, протягивая мне сигарету после первой затяжки.

Нет, то, что он сначала сам затянулся — это как раз нормально, вежливость типа, демонстрация мирных намерений. Типа, раз сам не боится — значит, в катридже нет ничего опасного, никаких запрещенных психотропиков и гипнолептиков, разве что легкие релаксанты, минздравом рекомендованные. Впрочем, о чём я? Откуда у Дыни деньги на релаксанты?.. Нет, чудеса в другом.

В том, что он ко мне обращается.

Точно ко мне, ведь больше нет никого в тесном закутке между глухой стеной школьного спортзала и забором. Огромным усилием воли удерживаюсь от вполне естественного желания обернуться и поискать кого у себя за спиной.

Вместо этого, шалея от собственной наглости, спокойно так роняю в ответ:

— Прости, не курю. Режим.

— А я буду! — говорит Дыня почему-то с вызовом.

Словно ему запрещали, а он вот всё равно запрет нарушит. И смотрит при этом на меня. Словно это… хм… я запрещал. Ха! Словно могу ему что-то запретить! Не кому-нибудь, а ему. Не кто-нибудь, а… хм… я. Странно даже. Ощущения… непривычные.

Дыня тем временем делает три затяжки — уже не из вежливости, а по полной, глубокие и яростные. Потом выключает сигарету, бережно укладывает её в потёртую коробочку, возвращает обратно в карман — всё это тщательно, аккуратно и медленно. И, наконец, поднимает на меня тяжёлый взгляд:

— Говорят, ты в математике волокёшь?

— Ну, есть децл, — отвечаю осторожно.

— Вот в таком понимаешь?

Чудеса продолжаются — из того же кармана Дыня достаёт измятый листок в клетку, разглаживает его на коленке и мне протягивает. А что тут и понимать-то? Простейший интеграл. Тут и сам справлюсь вполне, даже без стервиной помощи. Хотя она и заинтересовалась.

Беру у Дыни листок, достаю свою раритетную шариковую (удачно, что люблю всё странное и таскаю её, а не только световой карандаш, как большинство из наших! Хорош бы я был сейчас с Дыниным листком и тем карандашом, проще уж палец об стену попачкать, ибо грязи не найти — позамерзало всё) и быстро дописываю незавершённую строчку. Мне любопытно — что будет дальше? И зачем этой орясине интегралы? Он же вроде в Лесгафта собирается.

Дыня смотрит на вырисованные мною закорючки подозрительно, шевелит губами. Ёжится — холодок пробирает довольно чувствительно. Наконец решается:

— Возьмёшься мою сеструху поднатаскать?

И тут же, снова с вызовом:

— Только мы это… много платить не сможем!

Подбородок вперёд, глаза сужены. Ага-ага.

Ритуал.

— Обидеть хочешь? — говорю нейтрально. Но с намёком.

И тут происходит вообще невероятное, это даже чудом не обозвать — Дыня смущается. Мнётся, смотрит тоскливо на серый забор, говорит невпопад:

— Тоже мне, зима… хоть бы снег пошёл, что ли…

А потом…

Как-то всё просто стало.

Мы просто сидели на решётке бордюрчика с хорошим человеком Дыней и просто курили его стандартную рекомендованную минздравом приму. Молча. Как-то и так всё понятно было, слова бы лишними оказались. Причём именно что мы, тоже затянулся разок, к неудовольствию стервы. Просто иначе было нельзя. Ничего особенного, один из почти бесплатных миксов, наверняка ароматизирован валидолом и с обязательными полезными для здоровья добавками и витаминами, бесплатные без них не бывают. Зря стерва боится — на такое подсесть невозможно, мне и не понравилось даже. Фигня. Чисто для ритуала.

И всё пытался понять — как же это всё произошло? В чём причина? Неужели в самом ритуале курения что-то есть? Почему спокоен Дыня? Ну ладно, Дыня всегда спокоен, но… хм… я-то — почему? Ведь не было там релаксантов, точно не было! Пробовал, знаю, тут иное спокойствие, и валидол ни при чём. И почему сижу, хотя мог бы стоять или вообще уйти, холодно же, ноги совсем замёрзли в сменке… И Дыня лыбится в никуда своей обычной дебильноватой ухмылочкой, так похожей на мою собственную, тщательно перед зеркалом отработанную. Только вот у него она — настоящая, от природы даденная.

Или — нет?

А потом как-то так получилось, что мы стрескали бабулины ватрушки. И запили компотом. Дыня сначала свои бутики с рыбьим паштетом достал, ну не отставать же было? Прямо там, за школой, и стрескали. Наверное, там отродясь не пили ничего, настолько не винного.

Трудовик, во всяком случае, сильно удивился. Заглянул когда. Долго принюхивался. Ничего не унюхал, конечно, но всё равно погнал. Профилактически. И смотрел вслед так подозрительно-недоумевающе, что нас с Дыней на ржач пробило. Обоих одновременно. Как идиотов, у которых мысли сходятся. Ну или словно бы мы действительно не просто компот только что употребили.

А тут как раз и звонок уже…

* * *

КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОЙ ЛУНЫ