Все повторится вновь (гет)

Первые ночи без Кары проходят в тумане. Ли стоит в мемориальном коридоре и смотрит на фотографии своих пилотов: Кэт, Даг, Нора. Совсем недавно они с Карой пообещали друг другу: если один из них погибнет, второй пришпилет фотографию на стену. Кару рядом с Кэт, Ли рядом с Норой и Дагом.

Фотография Кары у него с собой, в левом кармане. Но он не может сдержать слово. Фотография — все, что у него осталось от нее.

У него ничего нет, даже нет никаких прав на скорбь. Он не может, как Сэм, напиться и шлепнуться с крыла вайпера на палубу ангара. Он не может ни жестом, ни словом показать, что там, в атмосфере газового гиганта, был готов отпустить управление и упасть следом за ней в пламя и шторм. Что он вернул назад свой вайпер, но сам не вернулся, а до сих пор горит в верхних слоях атмосферы.

Не жив и не мертв.

— Я знаю свою жену, знаю, какая она, — сказал ему Сэм на планете с водорослями, когда все стало разваливаться. — Мы женаты уже полтора года, думаешь, ты у нее первый?

— Думаешь, тебе тяжелее, тебе сложнее? — спросил у него отец, когда отчитывал за то, что Ли расклеился. — Я потерял дочь.

Он никогда не мог показать, что чувствует, так как сначала был братом жениха, а потом командиром — всегда между ними стояла преграда, непреодолимая и вечная.

Ли может дать волю чувствам только там, где его никто не увидит. Он берет у шефа его фирменный самогон и устраивает поминки, прямо у поминальной стены. Мемориальный коридор часто пустует, и можно не бояться, что его обнаружат. Возвращаться в свою каюту и видеть печальную и все понимающую Ди — невыносимо. Это даже забавно: еще не так давно он выбирал между Карой и Ди, между любимой, но невыносимой женщиной и нелюбимой, но удобной женой, и выбрал жену, комфорт и спокойствие. Он хотел, чтобы Кары стало поменьше в его жизни с ее хаотичным и двойственным поведением, поменьше боли и нездоровых отношений — и вот теперь, когда Кары нет…

Теперь комфорт и удобство вне его приоритетов.

Когда он вернулся один из патруля, ангар его встретил удушающим молчанием. На него смотрели техники, шеф и пилоты, оглушенные произошедшим. Старбак — лучший ас флота — не может вот так глупо погибнуть, допустив ошибку, и не в бою, а в спокойном дежурном вылете. Все ждали, что он, их командир, все исправит. Быстро спустится, раздаст задания, организует поиски. Все привыкли, что он человек дела. Но впервые он замер, бездействуя. Зная только одно — искать нечего: вайпер Кары вошел в атмосферу и перед тем, как развалиться на куски, вспыхнул огненным шаром.

И Кара не успела катапультироваться.

По привычке он продолжал вести себя, будто ничего не случилось. Вместе с Хило разобрал ее вещи — почти все ушло на аукцион. Взял фотографию, чтобы отнести ее в мемориальный коридор.

А потом его позвали в ангар, где по-своему горевал Сэм.

И даже Сэму он не смог помешать упасть.

Если на планете водорослей они на несколько часов почувствовали себя братьями по оружию, то в тот миг они разделили оба одну боль.

И это тоже было невыносимо. Будто с него содрали кожу и выставили на всеобщее обозрение открывшиеся кровь и мясо.

А теперь его списали и заземлили. Потому что прошло две недели, и он не справляется.

От пойла шефа слезятся глаза, запах такой резкий, что перебивает кислый запах пота и вяжущий аромат тилиума.

Ли пьет самогон прямо из бутылки, медленно, как воду, и другие воспоминания всплывают в его голове, ощутимые и неотличимые от реальности. Он помнит миллион вариантов встреч с Карой и расставаний — чего никогда не случалось на самом деле. Помнит, как Кара вышла за Зака, а он женился на Жиан, и сайлоны на колонии Кобола не напали. Помнит, как в колледже выбрал право. Помнит, как Кара не травмировала колено и стала игроком пирамиды.

Но ни в одном воспоминании нет счастливого конца, их орбиты пересекаются и стремительно расходятся, они нигде и никогда не могут быть вместе. Один сладкий миг узнавания не просто близкого человека, а родного, радость от воссоединения со второй половиной, и расставание, послевкусие которого горчит всю жизнь, как горчит списание для пилота.

Пустая бутылка выпадает из рук, Кара на фотографии улыбается, и Ли салютует ей и улыбается в ответ. Он смотрит в ее глаза удивительного цвета, близкого к хаки — солнце, коснувшееся зеленой травы. Совершенно земные, не космические, теплые. Он помнит ее запах, ее усмешку и вечные подразнивания. И он думает, что лучше бы это он не вернулся с их патруля.

Ему чудятся свежий ветер и сладкий запах амброзии. Кара стоит рядом и то ли плачет от радости, то ли смеется.

— Я умер? — понимает Ли.

— Нет, идиот! — Кара не изменилась и после смерти. — Ты просто напился. Как и вчера, несмотря на утренний брифинг. Нехорошо, майор. Нехорошо брать пример с мятежного пилота. Неудивительно, что тебя отстранили.

— Я не понимаю, где мы?

Кара берет его за руку, разворачивает, и он видит знакомые горы вдали. Но перед ними вместо развалин городские стены.

— Таким был Кобол когда-то.

— Царство мертвых — это Кобол? Вотчина Аида?

Кара ведет его к воротам.

— Не совсем. Наши предки достигли пика развития. Да, они тоже изобрели искусственный интеллект, но они прошли чуть дальше нас и открыли закон сложных систем. Закон Фипгора. Понимаешь, сложные системы, а человеческий социум относится к ним, саморегулирующие. Но иногда некий фактор грозит все разрушить — и так погибло много цивилизаций. Из тех, кого наши предки застали не в виде памятников, так навернулась звездная система Атлантиды. Гибель атлантов повлияла на нашу науку: наши предки искали возможность как вмешаться в законы мироздания, по сути перестать быть людьми и стать теми богами, которым мы поклоняемся. И у них получилось. Поэтому мы, ты и я, можем жить, умирать и снова рождаться.

— Нет-нет-нет. Это технология сайлонов. Мы не сайлоны.

— Мы изобрели сайлонов, Ли. Откуда бы сайлоны взяли эту идею? Но они взяли примитивный вариант: клонирование и перенос информации. У наших предков решение изящней, выходящее за рамки привычного.

— Что ты и любишь.

— Тебе тоже это понравится, Ли. Смотри. Как только в системе накапливаются неблагоприятные факторы, грозящие ей дестабилизацией, появляются те, кто ее уравновешивают. Ты можешь считать это реинкарнацией или аватарами богов. Но система выбирает на нужные роли подходящих людей. И система же создает условия, чтобы подходящие люди родились и воспитывались в нужных условиях.

— Ты хочешь сказать, мы с тобой подходящие люди?

— Именно. Мы. И, будь уверен, твой отец. И президент Лора Розлин. И даже Зарек с Балтаром. Мы все нужны системе, чтобы все карты сложились в нужный выигрышный расклад.

— Значит, все люди на «Галактике» живут не в первый раз? Или все спасшиеся от сайлонов?

— Нет, не все. Нас не так много, Аполло. Совсем не много. И всем нам отмерена своя ноша, своя судьба. Мы с тобой рабочие лошадки, всегда на передовой, всегда на войне, плечом к плечу, луком к луку. Артемида и Аполлон, кто же лучше может стрелять, как не они?

— Поэтому мы обречены на несчастье. Поэтому у нас ничего не вышло? Мы близнецы?

Кара смеется.

— Нет, будь уверен, мы не родственники.

Они медленно идут по древней улице, такие Ли видел только на буклетах, в музее археологии, и подходят к огромному храму с колоннадой.

— Пифии здесь поклонялись тебе, Ли. В одной из твоих жизней. И получали от тебя ответы на свои вопросы. Мы, весь флот, остатки человечества, летели по книге, написанной Пифией, твоей самой ярой фанаткой!

— Очень смешно, Кара.

Они проходят портик и входят внутрь храма, в приятную прохладу. Внутри пахнет лавром, папоротником и пчелиным воском.

Ли ощущает, что он наконец дома.

Кара тянет его дальше, мимо колонн, в глубь нефа. За одной из колонн стоит обнаженный Аполлон из мрамора, с накинутым на плечи хламисом, без лиры и с луком. С отставленной ногой, в стойке для выстрела, струна лука натянута, но стрелы нет, хотя на плече у него висит полный колчан.

И у Аполлона его лицо.

— Стрела находилась на Каприке, в Дельфях, в музее. Я привезла ее на Кобол, чтобы мы смогли увидеть звездную карту, помнишь?

Он помнит.

— Здесь все началось, Ли. И ничего никогда не закончится.

Ли озаряет:

— Ты пришла попрощаться?

Кара качает головой.

— Во-первых, это ты пришел ко мне. Во-вторых, наоборот, я пришла пообещать скорую встречу.

— Значит, я умру, — делает вывод Ли.

— Старый добрый Ли,— фыркает Кара. — Только бы все усложнять и драматизировать. — Она вздыхает и протирает рукой шею. — Но ты прав в одном. У нас никогда не будет счастливого конца. Ни в одной из жизней. Ни в прошлой, ни в будущих.

— Но почему?

Впервые за эти бесконечные дни, после ее гибели, у него проявляются чувства. Он сердится, он готов крушить колонны и стены, готов опрокинуть статую. Гнев струится в его крови, перемешанный с самогоном шефа.

— Потому что мы хорошо работаем вместе, — Кара делает вид, что не замечает его злости. У нее это всегда хорошо получалось при жизни, получается и после смерти. — А работать вместе на износ и гореть на военном фронте мы можем, только если у нас на всех остальных фронтах голяк. Не будь преград, мы закуклились бы, как нормальные обыватели, и плевать хотели на спасение мира и людей. Но неустроенность, неудовлетворенность, незавершенность отношений всегда будет толкать нас искать спасения в работе. Мы как два магнита, направленные друг к другу одним и тем же полюсом, мы отталкиваемся. Но мы меняем реальность.

— Никогда не верил в эту чушь, — вздыхает Ли. — Хороший самогон у шефа, забористый. Надо будет и завтра выпить.

Он чешет макушку и неожиданно зевает.

— Если будешь пить каждый день, то очень скоро потеряешь свою форму и точно не сможешь летать.

— А я уже не могу летать, Кара. И не могу других вести за собой. Я не должен был тебя выпускать. Я был слишком самонадеянным. Я считал, что полет встряхнет тебя, и Старбак вернется. Я считал, что смогу удержать тебя и защитить.

— Еще раз ты все же слетаешь. Со мной. Я вернусь, обещаю. И довольно скоро. В этом году.

Ли не верит, но соглашается. Ему уже хочется, чтобы Кара оказалась сайлоном и смогла бы после смерти загрузиться в пустую оболочку на корабле воскрешения.

— Возвращайся. С тобой паршиво, но без тебя еще паршивее.

— Старый добрый Ли.

Она обнимает его, и его наконец отпускает. Он плачет ей в плечо, как маленький ребенок, и она гладит его по голове.

— Как бы я хотел верить, Кара. В твои слова. Как бы я хотел получить еще один шанс. Снова встретить тебя.

— И тебя не остановило бы, что ты не был бы счастлив? Что снова пришлось бы сражаться и страдать? Набивать шишки, терять близких?

Он говорит ей в плечо, глухо и безнадежно.

— Если я могу родиться только при таких условиях, то это лучше, чем ничего. А мы, Кара… если воевать вместе, если суждено пережить один счастливый день, то это лучше, чем не знать тебя.

— Да, Ли, — отвечает она. — Я тебя тоже люблю.

Она целует его в макушку.

— Я вернусь, обещаю. Дождись меня.

Ли засыпает, а когда просыпается, ничего из этого не помнит. А через два месяца Кара возвращается…