Доживем до понедельника (джен)

Люсильда Амалия Малфой, троюродная сестра лорда Драко Малфоя, в свои пятнадцать лет была уверена на сто процентов только в двух вещах.

Во-первых, практически всесильный дядя Люциус, своим холодным высокомерием внушавший благоговение даже аврору, назначенному следить за семьей бывшего Упивающегося смертью, действительно совершил много не слишком приятных вещей, поддерживая Волдеморта, но иначе поступить в сложившейся тогда ситуации не мог.

Во-вторых, сознательный выбор ею факультета Слизерин (в байку о том, что Распределяющая Шляпа сама решает, куда отправить первокурсника, Люси никогда не верила) в разгар «холодной войны» между Хогвартсом, Министерством и Волдемортом был наиболее правильным, надежно обезопасив юную леди Малфой на пару лет.

Она, что правда, в последние годы стала верить еще и в то, что иногда личная выгода — не самое главное для полноценной жизни, а бороться — не всегда означает проиграть, но...

В это Люси Малфой верила пока процентов на шестьдесят.

С детства слушая самые разнообразные и по содержанию, и по эмоциональной составляющей речи родственников — чистокровных волшебников и в большинстве Упивающихся смертью, — она росла с ужасной кашей в голове, впрочем, не подавая виду.

Мама, весьма привлекательная, но столь же недалекая, утверждала, что самое главное — с трех лет уметь пользоваться всеми столовыми приборами как надлежит, обладать безупречной фигурой и осанкой, а также быть готовой в любой момент составить прекрасную партию отпрыску какого-нибудь высокородного семейства.

Дядя, ставший Упивающимся смертью скорее по зову крови, чем сердца, был убежден, что племяннице уготована судьба прославить род Малфоев на поприще науки, поэтому настаивал на дополнительных занятиях до Хогвартса, а потом и в Хогвартсе.

Немногочисленные родственники пытались втолковать Люси, почему дружить с такими приветливыми магглорожденными невыгодно, разглагольствовали о чистоте крови, щеголяя Черными метками, а втихую заставляли запоминать адреса тайных квартир, купленных в маггловском мире, — на всякий случай.

Один кузен Драко не вмешивался в «воспитательный процесс», лишь однажды сказав странную фразу: «Держись гриффов, Лу. С ними не пропадешь, они редко предают». Почему нужно держаться мифических грифов, десятилетняя Люси так и не поняла, а объяснять Малфой отказался.

В результате к одиннадцати годам Люси разобралась в окружавшем ее безобразии настолько, что возненавидела свое полное имя, происхождение, решила никогда не выходить замуж, ни за какие деньги не заниматься наукой и подружиться с кем-нибудь из магглорожденных — просто для сохранения баланса в мире.

Планам ее сбыться не удалось. Люсильде Амалии Малфой путь в общество будущих гриффиндорцев, райвенкловцев и даже хаффлпаффцев оказался закрыт. Гладкие платиновые волосы, серые холодные глаза, дорогая мантия — в ней за версту распознали чистокровную Малфой «жалкие любители грязнокровок», как говорил с презрением дядя Люциус, и уже на вокзале парой глупых, презрительных замечаний, переходящих в оскорбления, умудрились настроить против себя.

Разумеется, зная братца Драко, она не удивлялась дурной славе, но поверить в узколобость окружающих людей оказалось довольно трудно. «Все Малфои одинаковые!» — прошипела ей третьекурсница с Хаффлпаффа, у которой она вполне мирно спросила, с каких пор чистота крови является преступлением.

«Что ж, — подумала Люси, недобро скривив уголок рта, — надо оправдывать возложенные ожидания. Не хотят верить в хорошую и добрую меня — их проблемы».

Третьекурсница Анна МакДональд прибыла в Хогвартс вся в прыщах, не сводимых ни одним заклинанием, а Люсильда Амалия Малфой — презрительно улыбаясь. Она была уверена, что Слизерин встретит ее с распростертыми объятиями, дав надежную защиту в войне между факультетами или даже в настоящей войне, о которой мама шепталась с тетей Нарциссой, когда думала, что Люси не слышит.

Даже тот факт, что староста с Гриффиндора — Заучка Грейнджер — пригрозила все рассказать ее будущему декану, не испортил девочке настроения.

Когда Шляпа оказалась на голове Люси, она подумала: «Только Слизерин. На другом факультете меня просто съедят, если я раньше кого-нибудь не убью. Хоть ты и не живая, у тебя должна быть совесть».

— Жаль, — сказала Шляпа. — Ты бы отлично училась в Гриффиндоре. Но раз ты так уверена... Слизерин!

Свой первый курс она запомнила хорошо, даже слишком. Дядя Люциус в Азкабане, декан Снейп ведет Защиту от темных искусств, толстяк Слагхорн делает вид, что знает что-то о зельях, Поттер швыряется Сектусемпрой. Конец же года и вовсе оказался фееричен: нападение Упивающихся смертью, гибель Дамблдора, бегство Снейпа и Драко... Порой Люси казалось, что она сидит на карусели, летящей в пропасть с огромной скоростью. От всех этих событий кружилась голова, учиться было некогда. Теперь-то она оценила дополнительные занятия: вряд ли без них она смогла бы стать лучшей на курсе.

Мама приехала за ней в первый же день после бегства Драко, но Люси, сама не зная почему, отказалась уезжать. Мама устроила истерику, но решение дочери изменить не смогла. На церемонии похорон Дамблдора Люси стояла рядом с однокурсником, чью фамилию никак не могла запомнить. Сосредоточившись на создании собственного имиджа неуязвимой, наглой, чистокровной выскочки, девочка не разменивалась на дружеские отношения. Но в тот момент ей почему-то стало очень одиноко, а Грегори, почувствовав ее настрой шестым чувством, крепко сжал руку леди Малфой.

Сразу после похорон ее забрали домой.

Следующий год она провела во Франции с матерью, по личному разрешению директора обучаясь заочно с помощью сов. Она слушала «Поттер-дозор», читала «Ежедневный пророк» и видела мать в постоянном состоянии паранойи, но, по общему мнению, Люси была так далека от военных реалий, что за нее никто не волновался.

После поражения Волдеморта, которое повлекло за собой не только освобождение магической Британии от власти полумертвого безумца, но и арест практически всех родственников Люси, кроме матери, они вернулись с континента.

Нарциссу, Драко и Люциуса оправдали в числе первых.

Вернувшись на третий курс в Хогвартс, Люси Малфой оказалась в числе побежденных и униженных, но ей, в общем-то, было на это плевать. Ее волновало мнение троих людей: Люциуса, Снейпа и Грегори. Они были на ее стороне, так что Люсильда Амалия Малфой спокойно доучилась бы до СОВ, а там и до ТРИТОНов, если бы не оброненное одним из преподавателей презрительное замечание в адрес слизеринцев. Дескать, с этого факультета всегда выпускались только трусы что раньше, что теперь.

Почему-то ее это задело.

Сперва девушка хотела ответить что-нибудь столь же нелицеприятное и резкое, но быстро передумала. Составить план прилюдного унижения — куда веселее, чем попусту нарваться на отработку. Она докажет ему, что слизеринцы не трусы, они просто мстят изощренней.

Наведя справки (ей понадобилось всего три письма маминым приятельницам), она выяснила, что оскорбивший ее (ну ладно факультет, но она тоже его часть!) преподаватель больше всего на свете всегда боялся встречи с оборотнем. При всем энтузиазме Люси найти настоящего оборотня было бы невозможно, разве что Билла Уизли попросить. «Представляю себе эту картину!» — фыркнул Грегори, когда она со смехом предложила группе единомышленников этот вариант.

В итоге кто-то из однокурсников поймал в недрах родового поместья боггарта. После долгих раздумий девушка сообразила, как заклясть его нападать только на неугодного факультету преподавателя, и загнала в шкатулку в ожидании удобного случая.

Вероятно, где-то напутала.

Во-первых, боггарт непонятно как вырвался на свободу на Чарах. Во-вторых, пугал он всех подряд. Пока девушки усиленно визжали, а профессор Грейнджер безуспешно пыталась восстановить порядок, Малфой и ее компания старались загнать существо обратно в шкатулку. В голове у Люси билась только одна мысль, почему-то голосом кузена Драко: «Черт меня дери, надо же было так облажаться, Лу!» Выпускать боггарта теперь на занятиях по Защите от темных искусств было бы не просто глупо, а практически бессмысленно. Прекрасный план наказания профессора Коннора за пренебрежение к слизеринцам успешно провалился.

Профессора Грейнджер Люси уважала, хоть и не так, как Снейпа. Преподавательница Чар, несмотря на молодость, всего за две недели успела заслужить хорошее отношение большинства студентов, особенно благодаря справедливости, возведенной в ранг абсолюта.

Нет, желание профессора узнать, кто притащил в класс боггарта, Люси считала оправданным. И стремление найти виноватого в своих бедах — тоже. Не поняла она только одного — с чего это вдруг Грейнджер, сорвавшись, решила выставить ее за дверь? Почему даже не попыталась понять, чем был продиктован поступок Малфой? И даже не заметила, что Люси извинилась — неслыханное дело не только для Слизерина, но и для Хогвартса вообще, особенно в отношении к новичкам?

В общем, количество преподавателей — объектов мести — изменилось. Неожиданная поддержка однокурсников говорила о многом.

Хотя бы о том, что бывший аврор, ныне преподаватель Защиты от темных искусств Коннор был не прав.

И на этот раз Люси решила действовать по-гриффиндорски.

Профессор Гермиона Джин Грейнджер встретила утро пятницы совершенно разбитой и опустошенной. Соглашаясь преподавать в Хогвартсе, она явно подзабыла одну важную деталь своей биографии — ранние подъемы по утрам всегда ее неимоверно раздражали, как и человеческая глупость, а работа учителя предполагала смирение и с тем, и с другим.

Рассеянно пережевывая тост, она обратила внимание на Джона Коннора только тогда, когда он помахал ладонью перед ее носом. Так как рот был занят, а аврор не слишком ей нравился, она ограничилась вопросительно поднятыми бровями.

— Я спросил, хорошо ли вы спали, профессор, — голосом, которым можно было забивать гвозди в стену, спросил мужчина.

— Спасибо, я на сон не жалуюсь, — ответила Гермиона, стараясь попасть ему в тон.

— Ну, после того, что вчера устроили на вашем уроке слизеринцы, я сомневаюсь, что вы смогли заснуть.

Грейнджер кисло улыбнулась:

— Вы же ничего не знаете толком, профессор. Откуда такие выводы?

— Эти детки почему-то решили, что им все дозволено, — неприкрытое презрение, заметное в каждом его слове, заставило девушку все-таки повернуться к преподавателю лицом. — Тоже мне, дети войны! Считают, если родители в Азкабане, а сами без гроша за душой — их нужно жалеть!

— Что ж, по вашему — не нужно? — Гермиона сама не на шутку завелась, не замечая, как внимательно прислушивается Снейп к их разговору с другого края стола.

— Я бы Слизерин вообще расформировал, — мрачно сказал Коннор, словно ставя точку в разговоре.

— А детей куда — на другие факультеты?

Стол жалобно скрипнул. Профессор Дюпри, сидящая по левую руку от Коннора, вздрогнула: от всей своей аврорской души мужчина стукнул кулаком по столу.

— Да хоть к черту на рога!

Грейнджер, не выдержав, встала, не допив кофе.

— Вы знаете маггловскую историю, профессор? — спросила Гермиона. Тяжелый взгляд аврора не помешал ей продолжить: — Политические лидеры с подобной позицией плохо кончили. Все, как один.

Первое занятие у нее сегодня снова должно было состояться у пятого курса Слизерина, поэтому по дороге в свой кабинет Гермиона репетировала воспитательную речь для маленьких паршивцев. Она прекрасно осознавала, что вчера повела себя неправильно, а значит, следовало обговорить произошедшее, чтобы четко расставить все точки на i.

Она наивно думала, что готова ко всему.

Однако пустой кабинет стал неприятным сюрпризом для Грейнджер. Люси Малфой сдержала слово: она не явилась на занятия. А вместе с ней и все ее однокурсники.

Гермиона без сил опустилась на учительский стул. Хотелось плакать, бить посуду и кричать, пока не охрипнет голос. Вместо этого она достала из ящика пергамент, прикоснулась к нему палочкой, недовольно скривилась, изучив результат, и, словно решившись на что-то, почти бегом помчалась обратно по коридору.

Оказавшись в подземельях, профессор Грейнджер довольно быстро нашла статую горгульи с отломанным крылом и трижды повернула ее против часовой стрелки. Воровато оглянулась и вошла в открывшуюся потайную дверь. Этот тайный ход в гостиную Слизерина, темный, мрачный и безумно старый, ей случайно показал Драко Малфой, пытаясь сбежать от нее в первую годовщину победы. Тогда все закончилось первым и последним разговором «по душам» (Рон дулся неделю), который, что правда, почти не повлиял на их дальнейшие отношения. Сейчас полученное знание оказалось весьма кстати.

Не дойдя всего пары шагов до гобелена, прикрывавшего выход из коридора, Гермиона услышала голос человека, которого хотела встретить сейчас меньше всего на свете:

— Ну, и что все это значит? — Тон Снейпа был почти нормальным. Вот как он, значит, разговаривает со своими змеенышами, когда никто не слышит!

— Мы не пойдем на Чары, сэр, — послышался уставший, но твердый голос Малфой.

«Минус двадцать баллов со Слизерина», — мрачно подумала про себя Гермиона.

— С какой это стати?

— Грейнджер... — начала одна из близняшек Булстроуд.

— Профессор Грейнджер, не забывайте об этом! — эта фраза заставила невольную слушательницу улыбнуться. Сколько раз она сама поправляла однокурсников! Мысль о том, что у нее и Люси есть много общего, неожиданно возникшая в голове, обосновалась там довольно надежно.

— Профессор Грейнджер, — послушно исправилась Маргарет Булстроуд, — выгнала Люси с занятий без причины. Мы протестуем.

Гермиона закусила губу и с отчаянием стукнулась затылком о стену.

Вот и все. Карьера закончилась, так и не начавшись. Можно сколько угодно рассуждать о невозможности преподавать без наказания, о невыносимости нынешних учащихся... Правда остается правдой: она не справилась с ситуацией как преподаватель, только и всего. Не имела право выгонять ученицу, не имела права давать волю эмоциям.

Учителя, если разобраться, вообще существа бесправные, не лучше домовых эльфов.

Пора паковать чемоданы и возвращаться в свое родное болото. Может, получить диплом колдомедика? Она ведь знает много полезных заклятий... Швы, опять же, умеет накладывать. Можно просто продемонстрировать шею Снейпа...

— Господа, вы успешно проспали войну? — А вот теперь действительно голос Снейпа. — Наказание без причины — это Круцио за неправильное, с точки зрения Министерства, происхождение. Демонстрация власти без права на нее. Мелочное наслаждение от угнетения более слабых. Незаслуженное наказание — это выписывание строчек собственной кровью лишь за то, что ты хотел научиться защищать себя.

Гермиона непроизвольно поежилась. В чужом исполнении ее кошмары были куда более страшными. Вероятно, студенты тоже прониклись, потому что из-за гобелена не доносилось ни звука. Она совсем уже было собралась уходить, решив отложить проповедь на потом, как вдруг Снейп сказал:

— Даже если забыть о том, что профессор Грейнджер не просто человек с улицы, а одна из тех, кто подарил вам возможность жить, учиться и работать в сравнительно нормальной стране, она — преподаватель, а значит, ее слово — закон. Всем понятно? Мисс Малфой, особенно вас касается.

Люси пробурчала что-то неразборчивое. Преподавательница Чар даже могла себе представить, как девушка, недовольно скривив уголок рта, рассматривает свои ногти.

— Замечательно. Профессор Грейнджер, выходите.

Наверное, в нее попала молния или заклинание. Иначе почему она остолбенела, как Лотова жена, не в силах сдвинуться с места? Почему перед глазами непонятная пелена и все, что ей доступно, — открывать и закрывать рот, как рыба, выброшенная на берег?

Все это время он знал.

С трудом заставив себя двигаться, она откинула гобелен и шагнула в гостиную Слизерина. Под перекрестными взглядами пятикурсников она почувствовала себя, словно Петтигрю в Визжащей хижине между Поттером, Блэком и Люпином.

— Мне пришлось воспользоваться этим ходом, чтобы не привлекать дирекцию, — наконец сказала Грейнджер. Пароли ко всем гостиным действительно знала только МакГонагалл. — Я искала вас, чтобы объясниться.

— Главное, не оправдывайтесь, — хмыкнул Снейп. — Мисс Малфой вполне заслужила наказание, не так ли?

— Вероятно, сэр, — Люси оторвала взгляд от ногтей, с легким пренебрежением посмотрела на декана. — Если вы так считаете.

Гермиона неожиданно поняла: нужно признать, что они взрослые.

— Я не буду оправдываться. Просто я считаю, мисс Малфой, что мы обе виноваты в случившемся. Не хочу выяснять, зачем вам понадобилось выпускать боггарта на моем уроке...

— Да не для вас я его принесла, неужели непонятно! — глотая слова, перебила Люси.

— Тот, кому мы готовили этот... «сюрприз», так сказать... его заслужил, — фыркнул Грегори Лим.

Грейнджер и Снейп переглянулись. «Ничего не понимаю!» — говорили ее глаза, закушенная губа. Он слегка пожал плечами: «Я тоже понял не больше вашего».

— А я вот с удовольствием бы послушал, — поднял бровь профессор. — И кому же мой прекрасный пятый курс готовил такой веселый сюрприз?

Гермиона внимательно рассматривала студентов по очереди, словно увидев их впервые. В своей гостиной они почти не прятали эмоций, их лица были совсем иными.

И Люси Малфой, упорно гипнотизирующая свои туфли, разрывающаяся между желанием все рассказать декану и сохранить тайну, ни капли не была похожа на кузину лорда Драко Малфоя.

— Кажется, я поняла, — негромко сказала профессор Грейнджер. — За что именно?

Нежелание преподавательницы «стучать» на студентов директору и ее признание собственной вины явно послужили залогом доверия. Люси подняла голову. Ее глаза опасно сверкнули.

— Он сказал, что слизеринцы — трусы. Если это так, пусть покажет образец гриффиндорской храбрости нам, ничтожным слизеринцам! — запальчиво сказала девушка, непроизвольно сжимая кулаки. — Он-то отсиделся всю войну в штабе, потому что у него непроизвольный страх перед... — она осеклась и замолчала.

— Оборотнями, — закончила за нее Гермиона, припоминая услышанную в учительской байку. — При виде оборотня он впадает в бешенство, разбрасываясь заклятьями направо-налево, словно сумасшедший...

Этого студенты, по всей видимости, не знали. Снейп, очевидно, только-только начинал понимать, о ком идет речь. Гермиона же разошлась не на шутку:

— И вы даже не подумали, глупые дети, что он может попасть в вас каким угодно заклинанием, вплоть до Авада Кедавра! — Грейнджер сокрушенно покачала головой, потом словно очнулась, сухо отметив: — С вас причитается за два сорванных урока. Вы позволите, профессор? — обратилась она к Снейпу.

— Да ради Мерлина! — нехотя ответил мастер зелий. — За боггарта я с ними сам разберусь. Что же касается уроков, тут вы вольны делать что хотите.

— Прекрасно, — в последний раз такую ухмылку Снейп видел у Грейнджер на пятом курсе, когда Мариэтта Эджком щеголяла прыщами после своего предательства. — В таком случае завтра у вас сдвоенное занятие по Чарам.

— Завтра же суббота! — вскинулся Лим.

— Вот именно, — кисло сказала Люси. — В этом весь смысл наказания, Грег.

— Надеюсь, вы согласны, что оно справедливо? — осведомилась Гермиона с преувеличенной любезностью.

— Надеюсь, профессор, мы будем изучать что-нибудь интересное! — неожиданно широко улыбнулась Маргарет Булстроуд.

— Разумеется, мисс. Для субботнего утра я подберу что-нибудь посложнее. В девять жду всех у озера.

Она безошибочно нашла выход.

И даже не удивилась, когда Снейп догнал ее всего через пару минут. Гермиона даже до лестницы не успела дойти. Некоторое время они просто шли рядом в тишине и относительном покое. Девушке казалось, что сердце сейчас просто остановится, не выдержав нагрузки.

— И что же им будет за боггарта? — наконец нарушила она молчание.

— Два месяца без Хогсмита.

— Сурово.

Еще несколько шагов в тишине.

— Я могу передумать, если окажется, что они хотели унизить того, о ком я думаю. Тогда наказание, возможно, самоустранится, потому что в сравнении с тем, что мне хочется сделать с этим идиотом...

Гермиона остановилась, вынуждая его сделать то же самое.

— И что же?

Снейп в замешательстве оглянулся, но, видимо, не нашел ни одной возможности сбежать.

— Как минимум — лишить его языка, — нехотя выдавил он.

— А как максимум, видимо, подвергнуть Круциатусу? — подняла бровь Грейнджер.

Он прищурился, словно всерьез рассматривая эту идею.

— Возможно, возможно... Интересно, решится ли он после этого назвать... Драко... трусом.

— Мне больше интересно, как он смеет называть трусом вас? — слова слетели с языка прежде, чем Гермиона их обдумала.

Дальше оба шли молча.

Грейнджер — кусала до крови губы.

Снейп — старался не думать о ее губах.