Ради надежды (гет)

Разумеется, я никуда не ушла, а у него не было сил или желания настаивать. Все шло своим чередом до того вечера в конце Рождественских каникул, когда я снова пила с Минервой чай в гостиной Штаба. Она была сегодня дежурной в Ордене, но никаких чрезвычайных происшествий не ожидалось, и она как раз рассказывала свежие хогвартские новости, когда в камине появилась голова Дамблдора. Окинув взглядом наше чаепитие, он выразил сожаление, что прерывает нас, но попросил Минерву срочно вернуться в Хогвартс — гриффиндорцы натворили что-то из ряда вон выходящее. Последнее время директор выглядел все хуже и хуже, и Минерва, дабы не нагружать его еще больше, поспешила к своим студентам. Я обещала подежурить за нее, ожидая спокойного вечера, проведенного с книгой у теплого камина — Северус все равно не должен был появиться дома раньше поздней ночи.

Я успела прочитать, должно быть, не больше двадцати страниц, когда почувствовала какое-то движение. Должно быть, это комната сигнализировала мне, потому что иначе я могла бы так и не заметить стремительно летящую по воздуху призрачную лань. Обеспокоенная, я едва дождалась ее прибытия. Приблизившись, лань замерла передо мной и доложила четким, но тихим голосом Северуса: «Пригород Эдинбурга, дом аврора Беркли. Фиделиус с дома снят. Координаты аппарации: -3.164993, 55.933532, +46. Нападение в три часа дня, аппарируем за десять минут. Раньше сообщить не мог. Ликвидация семьи в ответ на отказ от сотрудничества. По сведениям, в доме 4 человека. Не забудьте обеспечить трупы». Лань еще дважды повторила координаты и исчезла. Я кинулась к камину, но в кабинете директора никого не оказалась. Вовремя вспомнив, что меня не должны видеть даже портреты, я не стала выходить из камина, представив, что будет, начни я искать Минерву и директора по всему замку. Вернувшись в штаб, я взглянула на часы и ужаснулась — до нападения осталось только 50 минут. Не уверенная, что мне удастся связаться хоть с кем-нибудь в такой катастрофически короткий срок, я быстро перебирала варианты. Понятия не имею, как должен действовать член Ордена в такой ситуации по инструкции, но времени что-то изобретать не было — не позволять же Пожирателям забрать 4 жизни из-за моей несообразительности?

Я отмела все лишние мысли, оставив для себя только строгую последовательность действий. Оставить записку для Минервы, пройти в дом Снейпа. Взять наиболее подходящую мне запасную палочку из трофейных, принесенных Северусом с боевых операций, экстренный набор медицинских зелий, снять с полки Оборотное. Меня не должны видеть? Значит, не увидят. На той же полке, рядом с Оборотным, запас волос всех членов Ордена. На моем месте должна быть Минерва — значит, беру ее волос. Выпить зелье, выйти из дома и аппарировать по переданным координатам. На мое счастье, Полоний Беркли, увидев ломящуюся в дверь среди бела дня Минерву Макгонагалл, не запустил авадой между глаз и не устроил долгого разбирательства, а понял с полуслова, самостоятельно сообразив, что фиделиус, очевидно, больше не действует на дом, и поднял по тревоге всех домашних. Пока я сбивчиво объясняла ситуацию, представившись «членом Ордена и подругой Минервы», семейство уже успело выстроиться передо мной в полном составе, с палочками наизготовку. Мать, отец и двое сыновей лет 15-17. Я попросила их задержаться на четверть часа, чтобы сделать муляжи трупов и навесить взрывающие заклинания. Подыскивая материал для трансфигурации, вспомнила замечание Северуса в ту ночь, когда спасали меня, и, переборов неуместную жалость, выскочила в ближайшую подворотню. «Accio кошка», повторенное три раза, дало мне трех обездвиженных заклинанием зверьков грязно-помоечного цвета. Четвертый раз не дал ожидаемого результата, и я, содрогнувшись от отвращения, и как можно дальше вытянув руку, произнесла «Accio крыса». Обездвижив вырывающуюся помойную крысу, я не пожалела минуты, чтобы проверить, нет ли среди моих трофеев анимагов. Все обошлось, и я, вернувшись в дом, занялась трансфигурацией животных в людей по образцу стоящих передо мной. Хозяева дома, по их собственному признанию, трансфигурацией такого уровня не владели, им оставалось только позировать и стараться не мешать процессу. Впрочем, Полоний за время моей «охоты на кошек» успел завесить весь второй этаж дома какими-то защитными заклинаниями, которые должны были активироваться после нашего ухода. На свои заклинания у меня не было времени, и я доверилась его квалификации аврора. Остальных членов семьи я заняла задачей одеть обездвиженные «трупы» и рассадить в естественных позах.

Надо сказать, трансфигурация у меня получилась так себе — портретное сходство уловить было можно, но на живого человека результат не смахивал ничуть, хотя кровь из вен лилась, что пришлось аккуратно проверить. Оставалось надеяться, что трупы повредят настолько, что приглядываться будет не к чему. Окинув прощальным взглядом рассевшуюся за накрытым кухонным столом бутафорскую компанию, я похолодела. Если от маггла остается только труп, то от мага — труп с легко определяемым магическим фоном (остаточной магией умершего) и волшебная палочка. Собственно, по последним часто ориентируются, чтобы идентифицировать личность в случае, когда другими методами это сделать невозможно. Объяснив собравшимся ситуацию, я достала запасную палочку, захваченную из дома Снейпа. Решительным жестом разломив ее пополам, вложила куски в руки двум нашим «трупам». Либо кухня будет разнесена на куски взрывом или пожаром, и больше обломков от палочек все равно ничего не останется, либо эти декорации все равно не имеют смысла, и тогда я своими действиями подставила под удар самого дорогого мне человека. Занятая этими не слишком приятными мыслями, я смогла только одобрительно кивнуть, наблюдая, как младший член семьи с тяжелым вздохом ломает свою палочку. Расставаться со своей родной палочкой безумно тяжело любому магу, но времени на раздумья не было, он был единственным несовершеннолетним и все равно не мог сейчас ей свободно пользоваться.

Прижать к себе детей и аппарировать в неизвестном мне направлении Беркли успели ровно за пять минут до дедлайна. Я отошла на пару шагов от дома в проулок, и тоже аппарировала. Уже произнося заклинание, я услышала у себя за спиной хлопок, и только понадеялась, что прибывший не успел меня заметить.

Когда я вернулась домой, напряжение сумасшедшего часа навалилось на меня сторицей. Как Северус выдерживает такое постоянно? Меня физически трясло, я относительно успокоилась лишь выпив огневиски. Я беспокоилась за семью аврора, за Северуса, сейчас находящегося на операции Пожирателей, за Минерву и Орден. Впрочем, по окончании действия Оборотного зелья я, переодеваясь, обнаружила в кармане мантии клочок бумаги, на котором значился адрес в Лондоне, подпись Полония Беркли и фраза «Я умею отличать друзей от врагов». Доверие этого, по сути, незнакомого мне человека, было мне дорого, и я запомнила адрес. Может быть, нам еще удастся встретиться и поговорить не в боевой обстановке, а мирно, за чашкой чая. Может быть, удастся даже рассказать им, кто я, ведь теперь их, как и меня, официально не должно быть в живых. Мне хотелось бы и назвать им имя их спасителя, но до конца войны это невозможно.

Пройдя через камин в Штаб, я обнаружила свою записку нетронутой. Мне показалось, прошло уже несколько дней с того момента, как я сидела здесь с Минервой этим днем, а, оказывается, за этот час никто даже не появился здесь. Я почувствовала запоздалый укол совести: если кто-то еще из членов Ордена нуждался в помощи или сообщал что-то важное, ему нес кем было связаться. Впрочем, тогда бы меня ждал тут чей-нибудь патронус, а его не наблюдалось. Подумав, я убрала записку, решив отчитаться позже, когда дождусь Северуса и узнаю итоги операции.

До поздней ночи я сижу сначала в Штабе, потом дома, с книгой и пью крепкий кофе. Информация не укладывается в голове, практиковаться не могу, потратив большую часть магического резерва днем на трансфигурацию. В конце концов, оставив бесплодные попытки отвлечься, просто жду, прожигая взглядом камин.

Северус появляется среди ночи, более бледный и уставший, чем обычно. Он подавлен и в ужасе, будто что-то пошло не так. Не вполне понимая, что случилось, но ожидая худшего, кидаюсь к нему. Он видит меня, и на лице отражается облегчение. Я обнимаю его, чуть не рыдая от радости, что он вернулся, но он качает головой и отстраняется, едва сдерживая дрожь. У меня появляется жуткое подозрение:

— Ты ранен?

— Нет.

— Что? Северус, что там было? Что могло тебя так напугать?

Он призывает Омут Памяти, вынимает из виска белую нить.

— Смотри.

Я погружаю лицо в свежее воспоминание.

Двухэтажный дом из красного кирпича казался непривычно тихим и обреченным. Светилось только одно окно, вырисовывая силуэты четверых людей, сидящих за столом. Снейп критически покачал головой — небрежно сработали, ой, небрежно! — поднял палочку и пустил в сторону окна безобидное заклинание, заставившее манекены периодически шевелиться. Долго оно не продержится, поэтому надо спешить с ликвидацией дома. Заклинание он успел наложить вовремя — вокруг послышались хлопки и дом оказался окружен людьми в черных плащах и масках.

— Ладно, пошли докладывать.

Я вынырнула из воспоминаний. Ну да, виновата, не подумала. И щитов многовато наставили, и замаскировал Беркли их слишком, и палочку нашу там оставила. Но что же с ним такое-то, почему так плохо стало? Не выдержав, я спросила об этом.

— Глупышка, что я должен был подумать, увидев твою запасную палочку?

— Ты ее узнал? И думал, что я погибла там?

— Конечно! И я…

— Ты беспокоился за меня? — спросила и тут же сообразила, что он беспокоился бы за любого члена Ордена, который мог бы пострадать на операции. — А, ну да, я же союзник…

— Ты — это ты, моя маленькая девочка. За тебя я волнуюсь куда больше, чем за остальных. Сегодня я очень ярко это почувствовал. Ведь это ты каждый раз ждешь меня здесь… Ты, а не кто-то другой.

Торопясь поймать момент, я потянулась к его губам. Он прижал меня к себе, накрыл губы жарким поцелуем, подхватил на руки и унес в спальню. Усадил на кровать, опустился на пол и начал осторожно раздевать меня, попутно сам освобождаясь от одежды. Я бесстыдно и приглашающе развела бедра и тут же ощутила его руки, нежно и осторожно поглаживающие кожу; губы, покрывающие поцелуями грудь и живот. Он всегда предельно ласков, он старается доставить мне удовольствие, совсем не заботясь о себе, и всегда боится причинить мне боль.

Интересно, что бы он сказал, узнав, что я чаще всего вспоминаю наш первый секс — страшный, обреченный, едва не ставший для меня последним. В моих фантазиях он, поддавшись порыву страсти, берет меня на кухонном столе, второпях сметая рукой мешающую посуду, случайно оставляя чайную ложечку, которая попадает мне под плечо и оставляет на нем синяки, но я не жалуюсь. Или на ковре в гостиной, вбиваясь в меня каменным членом, до боли выкручивая мои соски и в кровь прикусывая губы, а я боком ощущаю близкий жар каминной решетки, это больно и опасно. Или он хватает меня, связывает и имеет грубо и жестоко, толчками врываясь в тело, не заботясь о смазке, натягивая меня на себя, как было в наш первый раз. Я сама не знаю, откуда у примерной девочки-отличницы такие фантазии. Я изо всех сил стараюсь, чтобы он не подглядел мои мечты — иначе я сгорю со стыда. Разве мало мне того, что он преподнес мне себя и заботится обо мне? Разве можно быть недовольной таким заботливым любовником? Тем более, он всегда доводит меня до пика, мне приятно и хорошо с ним, и признаться, что мне не хватает… грубости? неистовости? боли? было бы с моей стороны черной неблагодарностью. Но я лгу себе. Я знаю, чего мне не хватает в нашем сексе — страсти. Той страсти, что не даст времени дойти до кровати или расстегнуть пуговицы рубашки. Той, что игнорирует все вокруг, заставляя отдаться партнеру и не замечать никого и ничего кроме него. Той, что оставляет после себя обрывки кружев, синяки на плечах и распухшие губы, а еще — незабываемые, непередаваемые впечатление и непоколебимую уверенность в том, что тебя любят.

Тем временем он заканчивает прелюдию, и я приостанавливаю его, желая ответить тем же. Соскальзываю на пол, прижимаюсь губами к паху, провожу языком вдоль возбужденного члена, обнимаю его губами. Северус не дает мне закончить — поднимает с пола и осторожно опускает на кровать, так же осторожно ложится сверху, упираясь руками в подушку, толчками входит в меня, а я обнимаю его ногами, прижимаясь как можно теснее, растворяясь в ощущениях. Последние несколько толчков — его и мой пик наслаждения сливаются воедино. Долгую минуту я смотрю на него. Мне безумно нравится наблюдать его после секса, когда привычная морщинка на его лбу исчезает и все лицо еще расслаблено, неся на себе отпечаток пережитого удовольствия.

Но вот его мысли возвращаются к насущным делам, морщинка между бровей возвращается на место, а взгляд из жадного становится сосредоточенным. Напоследок он впивается в мои губы благодарным глубоким поцелуем. Отстранившись, странно смотрит на меня:

— Я боялся, что могу тебя не дождаться.

— Я каждый раз этого боюсь. Надеюсь только, что это не продлится долго, и Гарри удастся закончить войну.

Он вздрагивает.

— Конец войны… мне его не пережить…

Я в недоумении смотрю на него:

— Почему?

— Придет время, когда все перестанут мне верить, даже ты… Тогда у меня будет слишком мало шансов остаться в живых.

— Ты говоришь ужасные вещи!

— Я расстроил тебя? Прости! Не думай об этом, я не могу знать, как все сложится…

Кажется, я ненадолго задремала, но проснулась, почувствовав, как Северус аккуратно высвобождает руку из-под моей шеи. Я не открыла глаз и не изменила ритма дыхания, сгорая от детского любопытства и озорного желания подсмотреть, что он будет делать дальше. Услышав, что он поднялся с кровати и на цыпочках вышел из комнаты, медленно прикрыв дверь, я чуть приоткрыла глаза. Убедившись в отсутствии мужчины в комнате, я осторожно, стараясь не выдать себя случайными звуками, вышла в коридор, пытаясь по свету определить его местонахождение. Бурное воображение, подстегиваемое гриффиндорским любопытством, успело подбросить мне десяток версий того, что может делать мой любимый учитель в такое время — от банального похода в душ до тайных связей с Пожирателями или Орденом.

Все оказалось не так, как я представляла. Он не услышал моего появления, продолжая играть с серебристой призрачной ланью. Через щель приоткрытой двери я наблюдала, как его патронус скакал перед ним, озорно топал передним копытцем, смешно поводил ушами и тыкался носом в ладонь. Я знаю, что на ощупь патронусы неощутимы, но он будто пытался погладить лань, проводя ладонью над призрачной шерсткой. Животное очень натурально жмурилось от довольствия и подставляло голову, улавливая желания хозяина. Погрузив руку в серебристый туман, Северус тихо и горько заговорил, обращаясь к своему защитнику. Прислушавшись, я разобрала слова.

— …Отпусти меня, Лили! Я хочу полюбить ее, она заслужила! Она такая… Совсем непохожа на тебя, но тоже очень хорошая. У тебя глаза цвета весенней травы, а у нее — молочного шоколада. И вся она такая… шоколадная. А каштановые локоны пахнут корицей и топленым молоком. С ней тепло и уютно, так по-домашнему… С ней можно расслабиться, можно отпустить все проблемы, забыть о том, какое я чудовище. Ей можно все доверить, она не подведет. А в сердце все равно только ты, Лил, и мне так больно от этого… Ты освободи меня, Лили, отпусти, пожалуйста! Я ведь никогда не был тебе нужен, тебе было хорошо с Джеймсом. И там, я надеюсь, вам также хорошо. Так уступи ей место, прошу тебя!

Не дослушав, я отошла от приоткрытой двери и вернулась в спальню. Мне тоже было горько — от того, что он мучается и не может полюбить меня, от того, что я вынуждаю его принимать меня, хотя он испытывает лишь привязанность. Я не ревную к его умершей — это было бы глупо, тем более, что он никогда не лгал мне, честно пытаясь полюбить. Возможно ли, что после случившегося в плену Темного Лорда он чувствовал лишь свою ответственность за меня или вину, и поэтому позволил мне приблизиться? Может быть, это мне не стоило его мучить? Может, я зря навязалась ему?