®“Отголоски прошлого”  (гет)

Ренесми после школы всё ещё пребывала в полностью подавленном состоянии. Весь второй урок она просидела в туалете, пытаясь успокоиться. Всё утреннее приподнятое настроение развеялось, как ветром прах умершего. Одинаковых уроков с Шерманом больше не было, поэтому не приходилось слушать его тупые шутки, которыми он всегда пытался задеть. И иногда, как сегодня, у него получалось. Джейкоб больше не лез к — хоть что-то понимал.

Только ступив за порог своего уютного тёплого дома, она почувствовала, что у неё словно открылось второе дыхание. Алан, старательно виляя хвостом, сидел уже в дверях и поджидал хозяйку. Вымученно улыбнувшись кокеру, она пробежалась ладонью по его оттриммингованной головке и нежно почесала за ушком. После чего, довольный Алан побежал прямо по коридору, к лестнице, оглядываясь на Ренесми — так он звал её за собой.

Несс разулась, аккуратно составив обувь на полочку, и повесила свою кремового цвета кожанку на вешалку, затем прошла вперёд и посмотрела налево, в гостиную, где посреди комнаты стоял большой диван, где обычно они и сидели — Беллы там не было. Заглянув в левый угол комнаты, Ренес бросила взгляд на кресло, в котором Белла любила спокойно читать, но её и там не было. В кухне тоже было тихо.

«Может, спит», — подумала Ренесми, тихо поднимаясь наверх, прямо за Аланом. Её комната находилась на другом конце коридора, а ближе к лестничной площадке — комната родителей. Несс решила проверить свою догадку, но, открыв дверь, обнаружила, что и там нет мамы.

Обычно в таких ситуациях Белла оставляла записки на холодильнике или писала эсэмэс, что уйдёт куда-то. Ренесми быстро вернулась на кухню. Чисто из интереса посмотрела на холодильник, где висели зелёные, жёлтые, оранжевые и красные бумажки. Схема была такова, что зелёные — это пожелания на день и какие-то шутки; жёлтые — списки, что купить; оранжевые — важные даты; красные — важные напоминания или предупреждения. И вот на холодильнике среди кучи зелёных квадратиков — с незамысловатыми шуточками по типу: «главное — хорошо поспать, и на уроках тоже: Р» и глупыми, но милыми смайликами; жёлтеньких — с многочисленными: молоко, индейка, батарейки, лампочки и прочее; и намного меньшего количества оранжевых — с напоминалочками, — в углу одиноко висел красный квадратик, на котором красовались аккуратно выведенные карандашом витиеватые буквы: «Я к Катине, приеду после 9. Занимайся своими делами =>».

Ренесми грустно хмыкнула, направившись в комнату. Ей снова напомнили про Дэниелса. В груди больше не разрасталось пламя, не обжигало болью изнутри всё тело — всё покрылось холодом. Равнодушным, с нотками сожаления и лёгкой брезгливости — почти мертвецким. Таким, которым в обыденности веет с кладбища — места, где нет простора чувствам.

Зайдя в комнату и пропустив внутрь Алана, Ренес защелкнула дверь и сняла с себя верхнюю одежду — свобода. Бросив взгляд на свою огромную кровать, она твёрдо поняла, что спать здесь ей сейчас не хочется. Ренесми не хотела чувствовать себя ещё более одинокой: даже при условии наличия чёрно-белого кокера под боком кровать казалась местом, которое добьет её. Поэтому она прошла на лоджию, что была похожа на вторую спальню. Дверь в неё находилась в левом противоположном углу комнаты Несс и частично была закрыта огромными кофейного цвета шторами, обрамляющими своими длинными фалдами огромное окно во всю стену с небольшим отступом для подоконника в полметра от пола. Здесь Ренесми любила сидеть, когда настроение было больше серым, чем белым.

Справа, так уныло и одиноко, стоял одноногий тощий торшер с тёмной, почти чёрной шапкой-абажуром, а напротив него, слева, с потолка на цепи свисало плетеное кресло-яйцо с багровыми подушками внутри, где лежала недавно начатая книга Тилли Коул. Чуть поодаль, так же справа, стоял диван — на нём также лежала пара книг. Отодвинув их, она легла, положила себе подушку под голову и натянула кремовый плед, укутавшись в него. Алан лёг подле диванчика, прямо на ворсистый коврик, сливаясь с ним. Со стороны и не видно, что на черно-белом коврике улегся такого же окраса пёс.

Ренесми прикрыла веки, и тень длинных завитых ресниц упала на румяные щёки; она спустила с дивана руку, нежно поглаживая маленькой ладонью тёплую мягкую головку Алана, и аккуратно мяла его длинные ушки с шёлковой волнистой шерстью. Он так тяжело вздохнул, будто познав все тяготы бытия. Несс уснула ровно в тот момент, как только услышала сладкое сопение Алана.

Спустя пару часов её разбудил еле громкий скулёж её собаки. Ренесми приоткрыла глаза, но лёгкая замыленность перед ними не позволила сразу разглядеть кокера, который, слабо виляя хвостом из стороны в сторону, с интересом приковал взгляд к улице сквозь панорамные окна в пол.

— Алан, — хрипло позвала она. Пёс повёл ухом и мимолетным взглядом окинул хозяйку, вновь вернувшись к разглядыванию дворового пейзажа.

Ренесми потянулась и нехотя встала с постели. Активировала браслет-часы в надежде, что стрелки перевалили за девять вечера и родители уже дома, но часы показывали лишь семь. Несс вяло зевнула и поняла, что во рту стоит омерзительно-горький запах. Она тут же закрыла рот и накрыла ладонью губы, чтобы не отравлять воздух вокруг, и помчалась в ванную чистить зубы, даже не заправив диван. Кокер поспешно направился за хозяйкой — в его голове пробежала мысль, что они идут гулять — чего он уже не мог дожидаться.

* * *

Выйдя за калитку, Несс завернула направо и пошла в тот самый лесок, включив песню одной из её самых любимых музыкальных рок-групп «IMAGINE DRAGONS». Она накинула капюшон своего худи, убрала под ткань расплетённые волнистые после косы волосы, максимально закрыла капюшоном лицо, что оттенило его, и приказала кокеру идти рядом. Шла относительно медленным прогулочным шагом и изредка поглядывала вперёд, так как в основном взгляд был направлен под ноги, а голова понуро опущена. Её мысли витали далеко отсюда, но какой-то камушек, что она нечаянно пнула на асфальте, вернул её в серую реальность.

И она задумалась над сегодняшним днём. Над моментом, когда Джейкоб пытался что-то узнать, его сочувствующий взгляд, как он пробовал как-то достучаться и поддержать. А потом… потом просто разбил напрочь всё представление Ренесми о плаче в его жилетку — утрированно — простым: «Дашь номер?» Одновременно с отлетевшим камнем в плечо прилетел толчок. Её просто задели, не нарочно, но именно это еле названное ударом действо стало кульминационной точкой, когда наушник вылетел из уха.

— Изв…

— Смотри, куда прёшь! — рыкнула она, когда резким порывом игривый ветер скинул с обоих людей закрывающие их лица капюшоны.

— Самой смотреть вперёд надо, — парень повернулся, и за эту секунду Ренесми миллион раз успела пожалеть, что не прошла мимо. И всё же что-то внутри так слабенько засветилось, как только что зажжённая лампада. И Ренес упрямства ради пыталась затушить этот огонёк, что разливался приятным теплом по телу. Она противилась чувству, что подбиралось к горлу из самых дальних закромов души, и мантрой повторяла: «Он — не Джон. Он как Ник». И всё же что-то заставляло извиниться.

— Прости, я… Мне пора. Тороплюсь, — жестом двух пальцев показав Алану на дорогу, что означало «вперёд», она пошла вперёд.

— Несс? Ренесми, стой! — только она сделала шаг, парень успел схватить её за рукав куртки и притянуть к себе, на что Алан отреагировал агрессией в сторону незнакомого ему парня. Пёс в один прыжок оказался перед Джейкобом, шерсть на загривке встала дыбом, хвост медленно вилял из стороны в сторону, и Алан осклабился, обнажив острые клыки, доставшиеся собакам от волков. Этого было достаточно, чтобы Джейк сразу же отпустил ее.

— Успокойся, псина, я не трогаю ее, видишь? — он в проигрыше поднял руки вверх. Что-что, но с битва человека и собаки заранее была обречена на провал. Победит клыкастый.

— Фу, — поспешно скомандовала Ренесми, — нельзя, свои.

Кокер ослабил оскал, сел и остался между Ренесми и Джейкобом, пристально следя за каждым его движением.

— Прости за толчок. Я не видел, куда шёл. И извини за куртку, — взглядом он указал на рукав кожанки, за которую дёрнул Несс в попытке притормозить её.

— Все нормально, — заверила Ренесми и дёрнула поводок, чтобы притянуть Алана к своей ноге. — Извини, но мне пора.

— Можно вопрос? — она, к большому счастью Джейкоба, поспешно кивнула. — Что ты тут делаешь? — он слабо намекнул на район, а точнее, улицу, на которой оба жили.

— Гуляю, разговариваю с тобой и очень сильно опаздываю, — не сказав правды, которую, по мнению ее, ему не нужно было знать вовсе, ответила Несс.

— Одна? — он тут же посмотрел на пса. — Ну, не считая его.

— Ненадолго.

— И с кем же ты пошла гулять? — продолжал Джейкоб, засунув руки в передние карманы джинсов.

— Что за допрос? — количество попрошенных возможностей спросить перевалило за разрешённый один.

— Я просто хочу познакомиться поближе, — оправдывался он, как казалось Ренесми.

— Я уже говорила, что мне не нужн… — она замолчала.

Чертёнок изнутри ей шептал, что шёл бы он куда подальше. Сердце говорило «попробуй начать всё сначала, познакомься» и разум вторил ему. Нужно пробовать доверять, общаться с парнями, а не огрызаться как озлобленная собака. Надо жить дальше, но без Джона. И не показывать, что его предательство каким-то образом откликается в жизни. Несс простит его. Обязательно. Но пока что ей всё ещё было больно.

Пересилить себя и успокоиться.

В жизни будет ни одно такое предательство. Боль изнутри будет ломать рёбра, кости — выворачиваться наружу, а сердце из последних сил еле подаст признаки существования. Но ты проревешься, покричишь или молча попереживаешь, скажешь родителям, что пошла спать, а на самом деле до утра проплачешь в подушку, изнемогая от боли, обиды и чувства несправедливости. Потом встанешь, приведёшь себя в порядок, наденешь улыбку и пойдёшь дальше. Поначалу будет непривычно, маска будет спадать периодически, но всё приходит со временем — придут и успокоение, и равнодушие, и умение скрывать боль, а потом и притуплять её. Внушать, что ничего как нет, так и не было.

Внутри всё покроется толстым слоем льда. Тебе будет холодно, как будто тебя выбросили в горах Швейцарии в ночную метель. Ноги окоченеют, руки онемеют, и ты из последних сил, даже в полном отчаянии будешь искать спасение. И ты найдёшь. Маленький лесничий домик — из кирпичной трубы будет идти серенький дым, растворяясь в снежной пурге так же, как и твоё отчаяние. В окнах загорится слабый свет от огня из камина. Изнемогая, ты подойдешь к двери, постучишь, и она откроется. Ты неторопливо, аккуратно зайдешь, подойдешь к камину и сядешь перед ним, подставляя уже посиневшие руки и ноги. Сначала кожу начнёт неистово колоть, станет невыносимо больно и слёзы побегут по щекам, обжигая кожу. Ты захочешь уйти подальше от огня, чтобы не чувствовать этого, но упрямо останешься сидеть, понимая, что потом будет лучше. И ты постепенно согреешься — неважно, сколько на это потребуется времени.

Лёд в душе тоже растает, вода высохнет, и вспыхнет всё то, что ты так долго строила. Город доверия к людям. Самое главное здание — дом самого близкого — будет полыхать так ярко, что из-за красно-жёлтых языков пламени не будет видно крепких бетонных стен, которые так долго вы вместе выстраивали, и ранее надёжной крыши. Ты будешь бездумно стоять в оцепенении и смотреть на это зрелище до конца, пока всё не превратится в пепел, потому что прогорклый запах или что-то ещё превратит тебя в безмозглое, бездействующее существо. Но даже потом ты не уйдёшь из-за расстройства — начнёшь оплакивать потерянное и потерянных, пока слёзы не вымоют прах с этого места. Затем встанешь, отряхнешься и покинешь этот город, чтобы приняться строить новый.

То, что нас не убивает, делает сильнее — в этом и кроется смысл.

— С Аланом, — односложно ответила Ренес, не упоминая, кем является носителем этого имени. Пёс тявкнул, услышав свою кличку. Она бросила на него короткий смиренный взгляд. — Новичок, ты забираешь моё драгоценное время.

— Будь проще. Так и скажи, что с собакой, — Джейк ухмыльнулся.

Ренесми закатила глаза.

— Исходя из ранее сказанного, неужели нельзя понять, что Алан — это мой друг, на прогулку с которым я сильно опаздываю, — он явно испытывал ее терпение на стойкость, каким качеством оно, увы, не обладало.

— А кто сказал, что собака не может быть другом? — Джейкоб наглел все сильнее и сильнее, хотя он просто старался узнать ее ближе таким способом, что выходило довольно неудачно. Ответы были краткими, даже очень. Неясными. Многого нельзя было прояснить из-за односложных ответов.

— Я этого и не говорила, — констатировала Ренесми.

— Но все же есть одна загвоздка… — Джейкоб обнажил свои белоснежные зубы в кривой ухмылке, яростно выставляя правый клык напоказ. Ренесми сложила руки на груди, отставила правую ногу и опустила голову вниз, смотря на Джейка исподлобья. Она ждала его аргумента, который оказался беспроигрышным. — Алан.

Пёс моментально оживился, навострив уши.

— Давай ты мне не будешь врать, принцесса? — он медленно подошёл вплотную, глядя ей прямо в глаза.

Ренесми от удивления на секунду открыла рот, но потом прищурила глаза и задрала нос вверх, отказываясь воспринимать тот факт, что над ней одержали победу, и не отступала, а стояла, стойко выдерживая поражение. Она ожидала дальнейших слов столь бесящего её объекта. Но разговора не последовало. То, что произошло дальше, она не видела ни в каких своих головных сценариях.

Он укусил её за нос. Нет, это был не то чтобы укус, вовсе нет. Это было больше похоже на поцелуй. Мягонький такой, нежный.

«Какого чёрта?»

Несс, растерявшись от такого хода, стояла как вкопанная, не отводя взгляд от Джейкоба. Тот снова прикоснулся к ней. Он провел тыльной стороной ладони по щеке Ренесми, покрывшейся румянцем, и произнес:

— Мы все носим маски.

Его действия и его слова никаким образом нельзя было сопоставить. Делал он одно, а говорил совсем другое. Внутри бушевали тысячи, нет, миллионы противоречий, из-за которых Ренесми просто стояла на месте, не понимая, прыгать ли от радости или же плакать от грусти…

И она сделала единственное, на что хватило сил, медленно провела пальцами по своему носу. И каждое прикосновение давало воспоминание, заставляющее пребывать и пребывать в состоянии ступора.

Он опустил взгляд к её правой руке, в которой не было поводка, взял её, и пальцы скользнули сквозь пальцы Ренесми, образуя замок.

Его руки были такими тёплыми, мягкими. Несс вернула взгляд к его тёмно-карим, почти чёрным глазам. Джейк был намного выше её, оттого она и смотрела на него снизу вверх, будто в ночное беззвёздное небо. Которое иногда и играло роль бездны.

В голову ударил стук. Красивые моменты, о которых Ренесми читала только в книгах и видела в романтических фильмах, должны только там и оставаться. Им не место в реальной жизни. Хотя бы потому, что мир — не так красив. Здесь нельзя отснять ещё один дубль, нельзя переписать сценарий, страницу. И зачастую именно из-за этого всё становилось серым и печальным. И люди настолько привыкли к этому, что начинали бояться чего-то светлого, как пресловутые вампиры ослепляющих и горячих лучей солнца.

Ренесми отпрянула от него.

— Джейкоб, мне действительно пора, прости, — она запахнула куртку и поспешила дальше, куда и шла изначально.

Небо мгновенно затянулось тучами, которые сгущались все сильнее с каждой секундой. Раздался мощный раскат грома, и оба уже ждали проливного холодного осеннего дождя, но такового не последовало. Сухой воздух пронизал лёгкие, и дышать становилось всё трудней.

* * *

Ночью, когда все уже спали, Несс не могла сомкнуть и глаза — она думала о новичке и о том, стоит ли что-то начинать? Нельзя было не отметить, что он действительно зацепил её. Пытаться обмануть саму себя всё равно нет смысла — ты знаешь истину, хоть и всячески будешь её отрицать и отвергать. Но она боялась. Панически боялась признаться себе, что ей хотелось познакомиться с ним; узнать его; общаться с ним, без страха за то, что будет через какое-то время; смотреть на него; касаться, чувствуя кончиками пальцев тепло его тела.

В чём же заключался страх? Наступить на те же грабли и вновь разбиться об айсберг, именуемый дружбой между девушкой и парнем. Они подружатся, а потом он уедет, как Джон? Нет, спасибо, одной шишки от граблей хватило, честно.

И в то же время — жизнь ведь состояла из риска, да и Несс не хватало дружбы с парнем, в принципе с ее детства долгое общение выходило только с ними. Не хватало всех этих подколов, шуток, которые девушки даже и придумать не могли. Да и что тут говорить, когда её подруги обсуждали своих идиотов, а с тем же самым Джоном Ренесми могла говорить на любые темы, которые интересны не только ему, а им обоим.

Возможно, да, ей хотелось чтобы их знакомство состоялось иначе, при других обстоятельствах. Но эта предвзятость к красавчикам из-за Шермана заставляла всегда огрызаться, вести себя высокомерно, потому что иначе её бы ждала участь тех девочек, которые не могут за себя заступиться. И им, действительно, приходилось хреновей, чем Ренес, которая могла что-то сказать и сделать в отместку — благодаря Джону.

Но тот момент в аудитории… сначала Ренес показалось, что новичок правда хочет проявить свои глубокосидящие альтруистические наклонности и как-то поддержать. Ей отчаянно хотелось в это верить, думать, что он не такой эгоист и кретин, как Николас, и что-то пыталось заставить так думать, но аргументы, не подвязанные опытом, принимались Ренесми не так уж и воодушевлённо. Напротив, с неверием и боязнью.

Пока что она могла только лишь догадываться о его намерениях, характере, истинных мотивах что-то делать. Он был наглый и самоуверенный, да, это глупо отрицать. Иначе он бы не решился бы прикусить её за нос. Смешно думать, что Ренесми ему безразлична. Он тогда не проявлял бы к ней интерес, не лез бы во все её дела, но нет. Может быть, для него это всё было игрой. Ренесми — такая вся из себя стервочка и недотрога, а он — любитель укрощать строптивых. И ко всему вдобавок у неё ещё и милая мордашка, а какому плохому парню — именно таким он и показался ей — не понравится такой микс?

Ренесми села на кровати, оглядела пустующую половину, и её голову посетила такая ненавязчивая мысль, что ей хотелось бы уснуть в его объятиях, ощущая тепло его тела всей спиной, просыпаться от его горячего сонного дыхания ей в затылок и лежать, обнимая его руку, прислонив её к щеке… Помотав головой, она поспешила отогнать от себя эти ужасно-прекрасные мысли. Глупо. Всё слишком глупо.

Здравый смысл переплетался с объятиями чувств, упорно отвергая все порывы пойти на компромисс. И если бы Ренесми — она бы точно так не поступила — предпочла своим твёрдым убеждениям слепые девчачьи мечтания, то её ещё в тот момент не угнали бы прочь страх и неизвестность.

Он был так близко, что можно было запросто обжечься, как о горячую воду из душа, которая иногда лилась из крана, вентиль которого был включён на режим холодной — сама по себе. А обжигаться она не хотела, хоть и некая частица Несс отважно вопила: «Попробуй». Когда же, чуть позже всех размышлений, желание восторжествовало, разум подытожил: «Давай без глупостей романтических подростковых трагикомедий». И всё вроде бы стало на свои места: сердце больше не отбивало безумный ретивый ритм, стуча не только в груди, но и отдаваясь в ушах, а дыхание не утопало в безумном водовороте жестоких мыслей.

В огромные окна благоустроенной лоджии падал голубоватый свет полной луны. Поскольку шторы в комнате были наглухо, чтобы и капелька утренних лучей солнца не поступали, завешаны, единственной возможностью лицезреть этот фееричный свет было возможно лишь из-за приоткрытой двери второй комнаты.

По натуре своей люди — хищники, как считала Несс, а следовательно, подавляющая часть из них — дети ночи. Пропустить мимо ушей тот факт, что мнение её было в своем роде ошибочным, было нельзя. Но оно, как и подавляющее большинство иных, имело место быть. Даже сама она порой изменяла своей точке зрения, но лишь порой. Иначе чем обуславливалась столь прельщающая любовь к ночному времени суток? Возможно, стоило полагать, что именно благодаря измотанности людей от таких быстрых ритмов современной жизни даже в маленьких городках — прямо как Форкс — они и предпочитали любоваться степенностью и спокойствием ночного пейзажа. Релаксация сейчас никому не помешала бы. Но ведь поистине уставшие граждане сейчас мирно посапывали в мягких и тёплых кроватках, нежели сидели в кресле или гамаке на крылечке своего дома и, покуривая эти вредные сигареты, наслаждались повсеместной тишиной.

Странно, всё слишком странно. Потому как ночью ещё и расплетались завязаные в узел человеческие языки.

Ночью нам не страшно признаваться в чем-то самом сокровенном не только себе, но и третьему лицу, что просто оказался рядом в нужный момент. И наблюдалось, как у самого яркого эксперимента, стойкий контраст между людьми: одни становятся беспричинно жестокими, убивая не только чью-то душу, но и тело; вторые — мнимо понимающими, будто бок о бок пережили с тобой всё плохое и хорошее, делили одно тело на двоих, как чёртов сиамский близнец. А вот какой из таких тебе попадётся — стоит лишь гадать.

Ночь — классное время суток.

Лишь глазом зацепив эту отдающую цветом голубой пыльцы фей линию, Ренесми встала с огромной кровати, чтобы пойти на пусть и маленький даже для её роста диванчик, где и уснуть с играющим на лице сиянием луны. И всё равно, если утром слепящие лучи солнца будут прожигать глаза сквозь прикрытые веки. Ради одной ночи сна под светом луны Ренесми не боялась пойти на жертвы, которые ей придётся пережить утром, если снова солнце не затянут тучи, дав поспать чуть больше, чем возможно.

А если Ренесми не боялась «сжечь» глаза утренними лучами, то почему боялась сгореть от языков пламени новичка, что её зацепил? Ведь риск проснуться завтра с больными глазами виделся намного отчетливее, чем обжечь ангельские крылья, как мотылёк, об огонь Джейка?