День за днем-3 (гет)

Наступает новое утро и я, с унынием, констатирую, что гора моих проблем не только не уменьшается, но даже растет, причем изо дня в день. Полная депрессуха… И одеваюсь, соответственно настроению, серой мышью — к черной юбке ниже колен, выбираю серый с блестками свитерок с треугольным широким вырезом у горла. И минимум макияжа с максимумом прилизанности.

Уже оделась, собралась, позавтракала, пора идти на работу, но этого совершенно не хочется… Почему? И пальцы загибать не нужно: Калугин шарахается и избегает, весь в своих заморочках; номер не продается; рейтинги ниже плинтуса; хожу по редакции, как по минному полю — чуть зазеваешься, либо Егоров, либо Шульгин, разорвут в клочья.

И не идти тоже нельзя… Так и болтаюсь перед Анькой, от гостиной к прихожей:

— Ох… Слушай Ань, честное слово, я уже сама не рада.

Сомова, расположившись на диване с косметикой и намазывая руки смягчающим кремом, косится в мою сторону:

— Чему ты не рада?

Ноги несут меня за диван и я, уже оттуда, выдаю то ли стон, то ли крик души:

— Да ну зачем я полезла в эту семью, а?

Обреченно всплескиваю руками:

— Все эти Сережи, Паши, мамы, папы. Не знаю… Ни один мозг не выдержит!

— Но твой же выдерживает.

— Да, вот именно, сама удивляюсь. Может мне в какую-нибудь лабораторию сдаться?

Анюта хихикает:

— Какую еще лабораторию?

— Ну, пусть меня обследуют — может, я какой-нибудь сверхчеловек?!

— Ой, да обычный ты человек. Ну, просто два в одном.

«Head&Shoulders». В одном флаконе.

— Ха, ага. Шампунь. Капец, блин…

Мои метания возобновляются, потом закидываю руку за голову:

— Нет, Сомова я точно... Я точно сяду за мемуары, когда-нибудь.

Фантазии растут как на дрожжах:

— Такое кино с тобой снимем, закачаешься.

Неожиданный звонок в дверь прерывает творческие мечты, и мы с Анютой переглядываемся. Сомова первой озвучивает вопрос, вертящийся на языке:

— Мы что, кого-то ждем?

— Понятия не имею.

— Откроешь?

— Угу.

Потоптавшись на месте, разворачиваюсь на 180 градусов и, шмыркая тапками по полу, устремляюсь вокруг полок к входной двери. Блин, помянешь черта, обязательно явится — в окошке домофона сияет лицо Аксюты и я, повернув защелку замка, толкаю створку двери наружу, открывая проход. Сергей протискивается внутрь с большой плоской коробкой в руках.

— Всем привет!

Неожиданно, вслед за Сергеем, заходит и Вера Михайловна. Ошарашено отступаю — это что за семейный визит с утра пораньше? Только шлепаю губами и издаю какие-то неопределенные междометия:

— А..., э-э-э... Привет... А вы чего это?

Их сияющие лица не внушают доверия, и я нервно откидываю рукой волосы за спину. Вера Михайловна широко улыбается:

— А ты что не рада?

Да как-то за последние дни привыкла без вас обходиться и возобновлять активное взаимодействие абсолютно не хочется. С вытянутым лицом иду в гостиную, продолжая теребить себя за локон:

— Да нет, рада, проходите.

При виде Анюты, улыбка гостьи становится еще шире:

— О, Анечка, здравствуй. Как твои дела?

Сомова уже вскочила с дивана и теперь топчется возле него, потирая руки:

— Здравствуйте, Вера Михайловна. Да, все хорошо!

— Очень хорошо. А мы пришли сделать Машуле сюрприз.

Одно к одному. Только сюрприза мне и не хватает, чтобы удавиться. Вера Михайловна не торопясь усаживается на придиванный модуль, Анька за ней, плюхается на диван, а я так и стою с открытым ртом — после бриллиантового колечка от Сергея, следующий сюрприз, судя по размерам коробки, мне не пережить. С испугом, чуть слышно, переспрашиваю:

— Какой сюрприз?

Аксюта выставляет вперед коробку:

— А ты открой и увидишь!

Очень не хочется, и пытаюсь тянуть время:

— Там что, бомба?

Сергей жизнерадостно оглядывается на Аню с Верой Михайловной:

— Ну, почти что бомба, да.

На коробке надписей нет, и я даже не представляю, что там может поместиться. Помнится, Калугин, одну такую притащил в подарок, типа на память в Швецию — потом меня до утра вискарем отпаивали и приводили в чувство. Сглотнув комок в горле, переминаюсь с ноги на ногу, поглядывая то на Сергея, то на коробку. Что в такой может быть? Обувь? Одежда? Картина? Решившись, двумя руками с двух сторон берусь за крышку и снимаю ее. Капец… Белое платье с пришитыми бледно-розовыми искусственными цветками. Сердце сжимается от плохого предчувствия — свадебное? Вскочив, Сомова присвистывает, подтверждая худшее предположение:

— Кхм.

А я молчу, как дура, то открывая, то закрывая рот. Доигралась… Наконец, растерянно мычу, оттягивая приговор:

— Это что, мне?

Вера Михайловна улыбается с дивана, а Сергей, сияя, подтверждает:

— Ну, а кто из нас замуж собрался?

Может, Сомова? Но та с размаху плюхается на диван, отстраняясь от происходящего. Черт, и как мне на все это реагировать? Издав что-то нечленораздельное и безвольно уронив руки вниз, отступаю, повернувшись к свадебной делегации спиной. Ни убежать нельзя, ни спрятаться. Из горла вырывается растерянный смешок:

— Ха.

Ссутулившись, отшвыриваю крышку от коробки на пол — доигралась креативщица! Позади, раздается недоуменный голос Сергея:

— Тебе что, не нравится?

Если скажу «не нравится», потащат в салон менять. Но и изображать визг от восторга нет никакого желания. Разворачиваюсь и возвращаюсь назад, не поднимая глаз:

— Почему не нравится.

Сергей трясет головой:

— Просто у тебя такой вид…

Анька-умница приходит на помощь, вскакивая с дивана:

— Да, нормальный у нее вид! Просто... Ну, тебя бы так огорошили. Вообще-то о таких вещах предупреждать надо.

Звучит, конечно, глупо, но я и такой поддержке благодарна. Аксюта, виновато улыбаясь, оправдывается:

— Ну, так мы думали, что это сюрприз будет.

Цепляюсь за Анютину версию и обиженно выговариваю срывающимся голосом:

— Да, у вас получилось!

Будущая теща безапелляционно поддерживает «жениха»:

— Маша, я тебя не понимаю! Ты сказала Сереже, что хочешь выйти за него замуж.

Я же его просила не трепаться! И вообще, откуда мне знать, как реагируют невесты в таких случаях!? Стараюсь взять себя в руки, глубоко дыша открытым ртом и демонстративно занимаясь прической — запустив обе руки в волосы, собираю их в хвост и убираю за спину.

— Он принес тебе свадебное платье, ну...

Как принес, так и унесет. Сложив руки на груди, слушаю ее нравоучения и пытаюсь придумать хоть один контраргумент. Не глядя, на Машину мать сумбурно оправдываюсь:

— Я не знаю, просто я …., я хотела....

Вдруг причина находится, и я облегченно заканчиваю:

— Свадебное платье выбрать сама!

Вера Михайловна расстроено тянет:

— А это? Оно что тебе не нравится?

Да оно, может быть вообще не моего размера, или сидит плохо — тут можно много чего нагородить. Я уже вхожу в роль обиженной невинности и страдальчески вою плачущим голосом:

— Да нравится, мам, нравится. Ну, просто свадебное платье это..., это некое таинство!

Мои руки, вполне натурально, взметаются вверх:

— Жених должен увидеть невесту и ахнуть!

Тут главное не переиграть. Капризно тычу рукой в коробку:

— А это, что такое?

Процесс идет успешно, но хватит ли моих театральных способностей? Ситуация чисто женская, а у меня опыта не так уж много. За поддержкой наклоняюсь к Сомовой:

— Ань, ну я правильно говорю?

Та оживает:

— Ну, да, вообще-то.

Сергей подбирает с пола крышку от коробки и пытается оспорить наше успешное противодействие:

— Маш, ну это же все предрассудки! Жених должен, жених не должен… Ну, ты просто примерь, оно… Вот увидишь — оно будет, как влитое на тебе!

Да не хочу я его примерять! Предрассудки, не предрассудки, но только не от Сергея! Вдруг окажется, что и с примеркой есть какая-нибудь примета, потом не отмажешься. Лишь закрываю глаза, отворачиваясь, делая на лице жалобную гримасу и прикладывая ко лбу тыльную сторону руки. Анька снова приходит на помощь:

— Слушайте ребята, ну ей-богу! Ну, правда, ну все-таки вы перегнули палку. Ну, когда жених видит невесту в платье и без свадьбы — это, вообще-то, ни в какие ворота.

Хотя Вера Михайловна на «ребят» смахивает с трудом, но слова Сомика могут внести перелом в наш спор и я, уперев руки в бока, с надеждой гляжу на нее. Правда Сергей и не предлагал демонстрировать наряд перед всеми, просто втихаря примерить, но до него эта мысль, слава богу, не доходит и он чешет затылок:

— Ань, вообще-то на дворе уже двадцать первый век.

Сомова возбужденно отмахивается:

— Знаешь, что! Не мы эти правила придумывали и не нам их отменять.

Вера Михайловна сдается первой:

— Сережа, а может мы действительно?

Они переглядываются и Аксюта переспрашивает:

— Что, действительно?

— Ну, как-то резковато.

Надо, надо додавливать… Возбужденно повышаю голос, буквально вся подаваясь к Машиной матери:

— Да, мам, да! Это все равно, что ворваться в дом, клубники в рот напихать и спросить: «Ну как, вкусно?».

И замолкаю — почему такая аналогия в голову пришла сама не знаю. Вера Михайловна решительно поднимается с дивана:

— Все, Машенька, прости ради бога, мы действительно погорячились. Пойдем, Сережа.

— Куда?

От всех этих свадебных потрясений ноги вдруг слабеют, и я чувствую настоятельную потребность присесть — с несчастным видом плюхаюсь на диван рядом с Анькой, совершенно измотанная происходящим. В голове пустота и звон, растерянно таращусь в пространство перед собой, нервно приглаживая волосы. Вера Михайловна заботливо добавляет:

— Ей надо побыть одной, пойдем. Э-э-э, Машенька, гхм... В общем, э-э-э, я перезвоню.

Пытаюсь уловить ее слова, а она, бросив взгляд на Сергея, поправляет себя:

— Мы... Вернее мы перезвоним. Машенька, все будет, как ты захочешь! Ну, а что касается этого платья, ну я не знаю. Хочешь — это примеряй, а хочешь — новое купим.

Не хочу! Не отвечая, отвожу взгляд в сторону.

— Пойдем, Сережа. Пока!

Так ничего и не понявший жених, протестует:

— Вера Михайловна!

— Пойдем, я тебе говорю. Я тебе говорю: пойдем отсюда.

Анюта привстает, провожая взглядом уходящих, а я не могу встать, выдохлась, лишь устало закрываю ладонями лицо:

— О-о-о-о-ох! Нет, Сомова, я когда-нибудь, точно умру от стресса.

Анька тем временем уже вытаскивает платье из коробки и расправляет его, держа на вытянутых руках:

— Слушай, оно красивое.

Огрызаюсь, оглядываясь на подругу:

— Ага... Дарю!

Вместе с женихом… Сомик только отмахивается:

— Уй, да не бери ты в голову, а?

Ну, это может тебе, влюбчивой нашей, легко, а со мной такое впервые.

— А куда мне брать?!

Снова встав, Анюта прикладывает платье к себе и, с вопросом в глазах, разворачивается за советом:

— М-м-м?

Откровенно бабские интересы, куда активно затаскивают и меня! Перекореживаюсь как от кислятины, и обреченно всплескиваю руками:

— Дэ… Как меня это все заколебало!

Поставив локти на колени, утыкаюсь лицом в ладони. Не хочу! Свадебных платьев, колец, поцелуев — ничего не хочу! Это все не мое — вопрос закрыли! Я ищу Пашу!

Где-то рядом слышится мечтательный вздох:

— Е-эх..., красивое...

* * *

Свадебный удар выбивает из колеи не только меня, но и Аньку: забыв про бегство и про пылесос, она уже лезет в холодильник за колбасой, а потом, с бутербродом и чашкой чая, пристраивается в боковом кресле, возле Фионы и коробки с платьем. Мне тоже не до работы — события развиваются слишком стремительно, и я уже начинаю опасаться за свое здоровье. Разругаться с Сергеем? А как же Паша? Столько усилий насмарку! Сделав круг вокруг дивана, начинаю метаться вдоль окна. Сомова вдруг раздраженно тянет, оглядываясь в мою сторону:

— Марго, ну не мельтеши, ну, есть же невозможно!

Так не ешь, иди, убирай свой пылесос, нечего ему делать посреди комнаты. Или на работу вали, собиралась же! Но не мельтешить — это идея! Плюхаюсь прямо на тумбу для белья, рядом с вазой с торчащими сухими ветками:

— Слушай, а может быть мне на какое-то время самоликвидироваться?

Анька медленно поворачивается с вытянутой физиономией:

— В смысле?

Блин, временно — это на какое-то время, а вовсе не суицид. Чего всполошилась-то? Нахмурившись, разъясняю:

— Ну, залечь на дно и не отсвечивать.

Анюта мотает головой, отворачиваясь:

— Марго, я тебя что-то не очень понимаю.

Ну чего тупить-то?! Вскочив, завожусь с пол оборота, переходя на крик и снова начиная метаться и размахивать руками:

— Да что ты не понимаешь, Ань??? У меня уже нервная система на пределе! Я могу сорваться в любую секунду, понимаешь?! Это же невозможно, ну... То слева прилетит, то справа, а то в затылок. Да, я уже по ночам... я уже по ночам понимаешь, вздрагиваю… От любого шороха! Хуже любого разведчика, ты представляешь?

Лицо Сомовой становится скучным и неуютным. Помнит, собака страшная, как помешала мне уехать в Швецию, в спокойную райскую жизнь. И что в результате? Все стало еще хуже, чем раньше. Она опускает голову, упираясь руками в сидение и глазея на раскрытую свадебную коробку. Вновь усаживаюсь на тумбу, сложив руки на груди:

— Нет, нет, нет! Надо взять тайм-аут. Куда-нибудь на несколько дней хотя бы свалить, все телефоны отключить к чертовой бабушке. И пусть они сами себя кусают!

Сомова вдруг задумчиво разворачивается, подтягивая одну ногу на сидение, и тоже разгораясь моей идеей:

— Слушай, а ведь это… Это — мысль!

— Да?

Глядим друг на дружку. Сомик тут прекрасно справится с хозяйством, может бегемота своего пустить пожить… А что? Получат медовые деньки.

— Да.

С воодушевлением повторяю:

— Да, потому что так невозможно, невозможно так уже жить, понимаешь. Люди столько не живут! У меня мотор, когда-нибудь, скажет стоп — машина и все-е-е!

Анька опять поворачивается к столу и в полной задумчивости тянет:

— Д-а-а-а…. Слушай, а давай это…, вместе самоликвидируемся?

Ее голос теряет уверенность и это правильно — мне такие подарки не нужны. Если уж отдыхать, то и от Сомовой тоже. И потом, кто же будет меня прикрывать?

— Э нет, подруга, нет.

Стараясь не глядеть в глаза, твердо произношу:

— Ты должна остаться здесь!

Анька сразу в ор:

— А я, по-твоему, не устала, да?

Вот-вот, только сомовских истерик мне на отдыхе и не хватает.

— Устала. Но давай расслабляться по очереди.

Сомова недовольно бурчит:

— Вот так всегда! Блин.

План мне нравится все больше и больше. Уперев руки в бока, опять начинаю вышагивать вдоль окна, шлепая по полу тапками. Вот теперь можно и на работу.

* * *

Появившись в редакции, сразу погружаюсь в интернетные дебри пансионатов и домов отдыха — у меня есть замечательная цель, а все остальное можно отложить далеко и надолго… И блокнот с расписанием текущих дел, тоже! Развернувшись к монитору, вглядываюсь в страничку гостиничного поисковика — в окошке «Подбор пансионатов по параметрам», мне уже выскочил целый список дурацких предложений и я, глядя на них, ворчу, вспоминая ночевку с Люсей.

— Вот что за гостиница у вас, а? Колхоз один.... Пансионат «Солнечный»... Ха! А почему не «Туманный»?

Щелкаю мышкой от одного «предложения» к другому, спускаясь вниз.

— О, еще лучше!

Вообще, четырехместный. На столе начинает звенеть мобильник, и я отвлекаюсь от занимательного процесса. Взяв телефон в руки, смотрю, кто звонит. Блин, не было печали, Сергей… Со вздохом, прикладываю трубку к уху:

— Алло.

— Машуль, привет.

— Привет.

— Ты на меня не сердишься?

А есть повод? Пытаюсь вспомнить:

— За что?

— Ну, мы действительно с этим платьем слегка перегнули, да.

— Да ерунда... Скажи, как там мама?

— Да все нормально. Твоя мама очень умная женщина.

Уличный шум в трубке заглушает мужской голос. Чешу затылок — а ведь он очень своевременно позвонил — их же обоих надо подготовить.

— Ну, это хорошо... Слушай, Сереж, а мы не могли бы сегодня вечером пересечься?

— Хэ..., с удовольствием. Ты же знаешь, я всегда только «за».

— Просто мне нужно решить с тобой один вопрос.

— Хо-о... Я заинтригован. Но направление хотя бы можешь мне разъяснить?

Вдаваться заранее в подробности не хочу — начнутся бесконечные вопросы, а деталей я еще не придумала, поэтому сворачиваю разговор, ускоренно тараторя:

— Сереж, все, я не могу говорить, мне нужно сделать кофе шефу.

— Ладно, ладно, тогда до вечера. Я тебя очень люблю.

Эти признания в любви, как кость в горле — вечно чувствуешь себя последней дрянью — с кривой полуулыбкой, выдавливаю из себя:

— И я тебя тоже, очень.

Захлопнув мобильник, стираю с лица подобие радости, и снова смотрю на экран, почесывая лоб:

— Та-а-а-ак... Дом отдыха «Соловушка»! Голову за такой креатив открутить надо.

В общем, день пролетает творчески и незаметно.

* * *

Когда вечером возвращаюсь домой, везде темно, и я щелкаю выключателем, зажигая свет в прихожей. Похоже, у Аньки сегодня вечерний эфир и она заявится позже. … Сделав пару вялых шагов, кладу на полку ключи и, не снимая туфель, бреду дальше, на кухню, там тоже включая иллюминацию. Стащив сумку с плеча, бросаю ее на ближайший стул и отправляюсь дальше, запуская обе руки назад под уставшие волосы и встряхивая ими, потом, приглаживая, перекидываю их на плечо, на одну сторону…

Все-таки, таращится весь день в монитор утомительно — и глаза устают, и мозги. Вот сейчас переоденусь, поваляюсь чуток и начну готовить ужин к приходу Сергея. Оказавшись в спальне, сразу натыкаюсь взглядом на коробку. Она лежит на кровати и как магнитом притягивает мой взор. Так и замираю, уперев руки в бока. Свадебное платье, надо же… Я, конечно, понимаю, что Маргарита Реброва и свадьба понятия несовместимые… Но ведь так любопытно… Даже зудит под ложечкой… Просто посмотреть, как это выглядит, прикинуть идет или нет… Нет…. Не буду…. Мне Пашу надо искать и Гошу!

Сделав пару шагов прочь, снова гляжу на коробку — блин… Ну, нет мочи сдержаться… Может другого случая и не представится. Сложив руки на груди, возвращаюсь назад, хотя внутренний голос и убеждает, что этого делать не стоит. Подойдя к шкафу, со вздохом распахиваю дверцу с зеркалом и начинаю расчесывать волосы, мысленно уговаривая себя — я просто посмотрю и все! Наверняка платье покупала мама, а вовсе не Сергей, и замужество с ним тут не причем. Просто хочется оценить идет мне такой фасон или нет… Снова кошусь на коробку. Наконец, сдаюсь, и спешу к ней, чтобы отбросить крышку.

Вот оно, платье невесты! Двумя руками тяну его к себе, разворачивая, и поднимая вверх, чтобы оно полностью раскрылось, потом прикладываю к груди, приближаясь к зеркалу.

Воображение полностью дорисовывает картину — как оно охватывает талию, как красиво обнажает плечи и спину, подчеркивает грудь, как широким колоколом струится по ногам. Огромная бледно-красная роза на бедре и маленькая на плече… И жемчужные бусы в три ряда с белой розочкой на шее... И жемчужные сережки! Волосы пусть туго стянуты в высокий пучок, украшенный маленькими жемчужинками, а на запястье еще один белый цветок! Вот бы Андрей меня увидел такой… Офигел бы точно!

Да! А он был бы в черном костюме, статный, высокий, красивый и с бабочкой на шее! Вот он подходит, любуясь, с восхищенной улыбкой и протягивает руку, приглашая к танцу. Я вкладываю свою ладонь в его, и он тут же бережно несет мою руку к своим губам. Обняв одной рукой за талию, другую Андрей убирает себе за спину, и мы начинаем кружиться в вальсе. Приподняв полу платья, свободной рукой обвиваю Калугина за шею и не могу оторвать взгляда от его сияющих глаз — они проникают в душу, в сердце и это вызывает такой всплеск нежности и любви, что кажется можно взлететь и порхать, не касаясь ногами пола. Чувствую, как обхватив за талию, он действительно поднимает меня в воздух, и я, счастливо смеясь и ухватившись крепче за мужскую шею и поджав ноги в коленях, буквально повисаю на нем, прижимаясь всем телом. Мы кружимся и кружимся….

Только этого никогда не будет. Гляжу на себя в зеркале, образ расплывается, снова превращаясь из сказки в быль, с мутантом, притиснувшим платье подбородком к груди, а рукой к талии. И свадьбы никакой не будет. Дурь все это, бабья… И я продолжаю крутиться перед зеркалом, так и не решаясь примерить платье на самом деле.

* * *

Через два часа все в сборе, за столом в гостиной, и не только все съедено, но и запито чаем. Подступиться к разговору об отъезде, у меня все не получается, а Сергей ни разу так и не поинтересовался, с каким это важным вопросом я вызвала его в гости. К тому же его постоянно отвлекают звонками — вот и сейчас, пока мы с Анькой трескаем финики и апельсины, оставаясь за столом и подкармливая Фиону, он бродит с прижатым к уху мобильником за диваном:

— Ну, а почему бы нам не пересечься.... Да, слушай, а если я тебя к нам домой приглашу?

Насторожившись, вытаскиваю изо рта косточку — к кому это к нам?

— Познакомишься, заодно, с моей невестой.

То есть он мой дом уже считает своим? А ничего, что по легенде это Анькина квартира? Положив ногу на ногу, переглядываюсь с Сомовой, елозящей в боковом кресле. Дальше — хуже:

— Ты же у нас, кажется, пиццу любишь, да?

Слова о пицце совсем портят настроение, и я недовольно веду головой из стороны в сторону: бесцеремонность «жениха» не знает границ.

— Да, ладно, какая Палерма твоя… Это вообще, отстой! Вот ты бы попробовал Машину пиццу.

Финик уже не лезет в горло, и я замираю с открытым ртом.

— Ладно, как насчет завтра?

Мы с Анькой снова переглядываемся, называется — напросилась, позвала скоротать вечер. Фиона тыкается в меня мордой, и я отмахиваюсь от назойливой собаки — не до тебя.

— Ну, хорошо... Ладно, все… Да, нет, ничего не надо…. Заодно все обсудим, здесь. Приходи сам и все.

Сомова, выпучив глаза и надув щеки, бесшумно выдыхает. Серега заканчивает разговор и идет вокруг дивана:

— Давай, угу, пока.

Он присаживается возле меня, и я пока, демонстрирую спокойствие. Голос Аксюты тверд:

— Машуль, можно попросить тебя об одном одолжении, а?

Об одолжении надо просить до, а не после, когда мосты сожжены. Ладно, будем проблемы решать пошагово. Бросаю в его сторону косой взгляд, прикладываясь к чашке с остатками чая:

— Я все слышала уже.

Сергей угнездивается поудобней и подается ко мне, объясняя:

— Это мой очень хороший приятель по бизнесу. У нас с ним наклевывается одно доходное дело.

С одной стороны, очевидно, невесте полагается помогать жениху и быть гостеприимной, но с другой — может быть сначала следовало спросить у хозяйки квартиры? Может быть, у нее, совсем другие планы на завтра? У меня, кстати, тоже. Но если сейчас вступать в перепалку, мы до моего отпуска не дойдем никогда точно! Фиона тут же кладет голову мне на колени, видимо желая поддержать и я, сложив на груди руки, укоризненно смотрю на Аксюту, переводя разговор на другое:

— Сергей, я все понимаю, но мы не об этом хотели поговорить.

— А! Да, да, прости. Угу.

— Сереж, э-э-э... Понимаешь, тут такое дело. Мне на работе предложили повышение.

Сомова сидит рядом и, не поднимая глаз, счищает кожуру с дольки нарезанного апельсина — ей тоже хочется послушать, как я буду выкручиваться.

Аксюта настораживается:

— Повышение?

А что такого? Кошусь на него:

— Ну, да. У нас просто зав. отделом моды уходит в декрет. И мне, ну, как бы, предложили на ее место.

Сергей внимательно смотрит:

— Ну, это же прекрасно.

— Нет, тут дело в другом.

Замолкаю, подыскивая слова. Следует быстрый вопрос:

— В чем?

Аксюта тревожно смотрит на Аню, которая быстро отворачивается — его манера строчить вопросами, выбивая из колеи, нам уже известна. Я же не торопясь продолжаю:

— Ну, просто послезавтра зав. отделом уезжает в командировку на неделю. Ну и я должна ее сопровождать.

Встряхнув головой и отбросив волосы за спину, преданно заглядываю в глаза «жениху» и тот сразу напрягается, опустив глаза в пол:

— Так.

И это все? Жду более развернутую реакцию, но ее нет и приходится поторопить:

— Сергей.

Тот поднимает глаза и видно, что известие о моем отъезде ему сильно не по нраву:

— Что?

Что, что… Мне же надо понять, воспринял ты мои слова или нет. Пожимаю плечами:

— Что ты молчишь?

В голосе Аксюты слышится сдерживаемое недовольство:

— А что ты хочешь?

Хочу, чтобы ты не таскался ко мне на работу и домой. Хотя бы неделю. Пожав плечами, повышаю голос:

— Ну, я не знаю. Ну, среагируй как-нибудь, хотя бы.

Сергей вдруг начинает возбуждаться, тоже меняя тон:

— А как я должен реагировать? Ты же знаешь, что я это все не люблю!

Чего это? Сам же сказал, что повышение это прекрасно. Удивленно смотрю на него:

— Что-о-о «не люблю»?

— Ну, то, что ты там посуду моешь, кофе варишь.

И как это связано с повышением? Пытаюсь хмыкнуть:

— Сергей, я тебе объясняю, мне должность предложили.

— Какая это должность — помощница.

Он что меня не слушает совсем? Какая помощница? Нахрап жениха уже не знает удержу:

— Ты мне скажи, сколько там тебе денег платят, я тебе буду больше платить!

Отлично. Платить будущей жене зарплату официантки. Интересно, за какие услуги?

Хлопнув ладонью по руке, перевожу возмущенный взгляд на подругу, ища у нее поддержки:

— Ха, Ань, вот ты посмотри на этих мужиков, а?!

Накидываюсь на Аксюту, переходя на крик:

— Причем здесь твои бабки, Сергей?

— Как это причем? А ради чего ты там драишь тарелки?

— Как это ради чего? Там... люди... Там… общение. Я там самореализуюсь, наконец!

Это вызывает у Аксюты усмешку:

— То есть смахивать со стола, это самореализация, да?

Вот сноб! Хотя логика в его словах очевидна, но это отличный повод поскандалить и увеличить дистанцию, которую он так шустро пытается сократить своими подарками. В моем голосе появляется металл:

— Знаешь что, мой дорогой…

— Что?

— А иди-ка ты лесом!

Вскочив, решительно ухожу в спальню — этот Анькин приемчик отлично подходит в этой ситуации — пусть просит прощения, и я соглашусь на компромисс. Уже через несколько секунд невнятного бурчания в гостиной, голос Сергея приближается к моей двери:

— Маш, Машуль, ты меня прости. Я просто осел!

Через пятнадцать минут я соглашаюсь на перемирие, а он принимает как данность мой отъезд.

На этом и расстаемся.