For Want Of A Relic (джен)

Примечания:

Примечание автора — это строчки из песни Caleb Hyles — Again, которая, в свою очередь, является кавером на песню YUI — Again (первый опеннинг стального алхимика 2009 года).

Мы тратим время впустую, мы тратим наши жизни, пытаясь исправить то, что никогда уже не изменится.Так возьми же мою треклятую жизнь и отведи туда, где я смогу начать всё сначала.

Вот каково было умирать.

Вся хваленая сила покинула его тело и иссякла вместе с кровью, окрасившей траву на склоне горы. Это решение было принято в тот момент, когда он покинул дом этим утром, или, возможно, даже за много лет до этого в результате проклятия, о котором он до этого дня даже не подозревал.

— Если бы все женщины Эйре могли видеть тебя сейчас, твоя красота так унижена.

Над ним стоял… человек в серебристо-голубых доспехах, со светлыми волосами, поседевшими от старости, с улыбкой, за которой не было ничего сердечного или доброго. В его действиях не было чести, и это ранило куда сильнее, чем любая смертельная рана. Боль не шла ни в какое сравнение с мучительной тоской в его сердце при виде этого зрелища и от осознания того, что оно означало конец Фианны. Если величайший из них, их мудрый и рыцарственный предводитель поддался собственной обиде и злобе… значит, у его товарищей-рыцарей и их клятвенных уз больше нет надежды. Это уже началось: Оскар что-то кричал, грозя деду, что при таком раскладе только один из них покинет эту гору. Боги знали, что он говорил всерьез: наверняка рука уже лежала на рукояти его меча.

Действительно ли во всем виноват он? В том, что он позволил событиям развиваться так, как они развивались, что на его плечи легло проклятие, и что он влюбился в ту, в кого никогда не должен был влюбляться? Если даже самый храбрый рыцарь, которого он когда-либо знал, проявлял такое безжалостное негодование, это, несомненно, означало, что вина лежит на том, на кого этот гнев и был обрушен. В вопросах любви и верности — а эти две вещи он ценил больше самой жизни — он потерпел полное фиаско и тем самым разрушил всё, что ему было дорого.

Если бы у него был ещё один шанс стать идеальным рыцарем, каким он желал быть, он бы больше не потерпел неудачу. Если бы он заслуживал того, чтобы пожелать хоть что-нибудь, то…

* * *

Звук, похожий не то на брызги воды, льющейся на землю, не то на тихий стук раздвижной двери, привел Вэйвера Вельвета в чувства. Он ещё не совсем проснулся, но постепенно осознавал себя в густой дымке боли и изнеможения. Боль от смертельной раны, которой уже не было, ушла, сменившись тупым пульсированием синяков и острым жжением чего-то сломанного и туго перевязанного. В этот момент у него не было сил даже проснуться как следует, глаза были закрыты несмотря на тепло солнечного света, проникающего в дом. Знакомые шаги по полу затихли, присутствие Лансера было ясно ему даже без необходимости открывать глаза.

— Надеюсь, я не слишком долго, — он что, уходил? Что ещё важнее, Вэйвер никогда не слышал, чтобы его Слуга звучал так… устало. Может быть, ему не хватало магической энергии… это возможно, но что-то в этом голосе казалось изможденным не только физически. Вэйвер был уверен, что после этого Лансер произнес настолько тихие слова, которые не услышал бы при желании никто кроме самого рыцаря; слова в которых чувствовалось глубокое отчаяние, до боли ему чуждое: —…боги, это полностью моя вина.

Нежная рука убрала темные волосы с лица едва пришедшего в сознание мага и опустилась на руку Вэйвера — над единственным оставшимся у него Командным Заклинанием, прикосновение Слуги было мозолистым от целой жизни сражений как на мечах, так и на копьях. Это ощущение стало теплым подтверждением того, что он на самом деле не спит, не умер и не страдает галлюцинациями — оно вернуло его в реальность, и Вэйвер с трудом заставил свой затуманенный разум проснуться. Сейчас было не время спать, не тогда, когда его собственный Слуга сделал так много для того, чтобы он выжил.

— Лансер? Как… как долго я…?

— Вэйвер-? — мир померк, пока маг приводил себя в сознание должным образом, рука Лансера легла на плечо мага. — Не двигайся — ты всё ещё ранен, — его тон изменился в одно мгновение, слышимое раннее изнеможение и отчаяние были отброшены в сторону перед лицом удивления и немедленного воодушевления, и он перешел на спокойный тон Слуги, излагающего ситуацию для своего Мастера: — Прошло полтора дня с тех пор, как мы победили Берсеркера и его Мастера.

Звучало вполне верно. Неудивительно, что Лансер выглядел таким измученным, никто другой не стал бы нести Вейвера до дома и заботиться о его травмах. Никто кроме его Слуги, что сидел рядом с ним в солнцезащитных очках и с аптечкой под рукой. Конечно, в тот момент, когда Вейвер осознал это, он совершил критическую ошибку, попытавшись сесть. Раскаленная боль пронзила голень и пронеслась по телу, как удар током, в глазах вспыхнули звезды, он жалобно вскрикнул и произнес несколько ругательств.

— Мастер, пожалуйста, не пытайтесь-

— П-просто- п-просто заткнись, пожалуйста, я не могу думать… — Вэйвер прижал ладони к глазам, вздрагивая, дыша сквозь стиснутые зубы. Не считая тех болей и ломоты, которые возникают при ношении Магического Герба, студент ни разу в жизни не получал серьезных травм. Он подготовился к этому в плане материальных средств, но психологическая подготовка — это совсем другое дело. — В-в таком случае, с-со всем остальным. Д… дай мне тканевый конверт в… левом боковом кармане.

Скорость Лансера сейчас была сравнима с его скоростью на поле боя; к счастью, то, что он попросил, оказалось у него в руке почти сразу же, как только слова покинули его самого. Вэйвер на мгновение задумался: именно там он хранил большинство растительных реагентов, значительная часть которых предназначалась для использования в болеутоляющих целях. То, что он собирался сделать — подмешать к небольшому количеству обезболивающих трав слабый след магической энергии и просто вдохнуть их — скорее всего это приведет к тому, что он вскоре временно потеряет чувствительность рук и ног. Что, на данный момент, звучало отлично.

— Прости меня, — осмелился снова заговорить Лансер, когда казалось, что тяжелое положение Вэйвера миновало, — я вылечил перелом ноги так хорошо, как только смог. К счастью, рана оказалась довольно чистой и не такой тяжелой, как могла бы быть. Но ты вряд ли сможешь ходить в течение некоторого времени.

Ну, это не сработает. При таких темпах «некоторое время» будет достаточным для того, чтобы война подошла к концу, и рано или поздно слабое защитное поле вокруг этого места не сможет их скрыть.

—…Кроме того, есть кое-что, о чем ты должен знать, о том, что произошло, пока я пополнял запасы медикаментов, — после этого он произнес тише, как бы смущаясь: — Боюсь, я способен только на менее магическую сторону исцеления ран, а у тебя их было довольно много.

— Всё в порядке, Лансер. Если это не представляет непосредственной опасности и ты не ранен, это может подождать, и мы займемся этим позже, — пробормотал Вэйвер в знак поражения, прикрыв глаза рукой. Они должны были что-то придумать и сделать это быстро, но сначала ему нужно было хотя бы немного времени, чтобы собраться с мыслями. Пока ещё светло, они смогут решить остальные вопросы после захода солнца.

— Точно мои мысли. Твое выздоровление в приоритете, остальное я могу подробно рассказать, когда ты будешь готов это выслушать, — Лансер пока оставил эту тему — как бы ни был он отстранен, это всё равно говорило Вэйверу, что всё, о чем бы он ни собирался говорить, может подождать. Вероятно, это не будет ещё одна битва или что-то столь катастрофическое. Успокоенный лишь настолько, насколько может быть спокоен тот, кто откладывает проблему на потом, маг медленно вздохнул. Между ними воцарилось молчание, разум Вэйвера начал метаться, когда острая, как молния, боль отступила. Сейчас оставалось не более четырех Слуг, и по крайней мере один Мастер был полностью выведен из строя. Айрисфиль собиралась растоптать его, не говоря уже о Тосаке или о том, кем бы, черт возьми, ни был Мастер Сэйбер. Он не мог даже встать, так как же они собирались всё это закончить?

— Я-… Я должен принести извинения, — наконец сказал Лансер. — Это было не мое дело — требовать от тебя так много, и из-за моей собственной неосторожности ты…

— Прекрати, — рот Слуги резко закрылся, словно Вэйвер использовал последнее Командное Заклинание, золотые глаза опустились вниз, ожидая порицания или осуждения. Сначала Вэйвер произнес только одно слово, потом он заставил себя сесть прямо, на этот раз гораздо более внимательно наблюдая за Лансером и пытаясь подобрать нужные слова. Любые сомнения в отношении Лансера уже давно перестали существовать в сердце или разуме Вэйвера: исход этого поединка поставил перед магом некую точку, и он не был уверен, что может дать ей четкое определение.

— Ты сделал правильный выбор. Защищать меня и сражаться с Берсеркером одновременно было невозможно, — слова Вэйвера прозвучали коротко и резко, каждое замечание было подобно ножу, разрезающему тысячу возможных аргументов и самобичеваний. — Я стал бы мишенью, и лучше было позволить мне удерживать внимание Кейнета, а не заставлять его сосредотачиваться на его Слуге.

— Но… Мастер, ты-

— Жив, — просто и ясно. Их победа была далеко не абсолютной и не решающей, но они победили. Это было всё, что сейчас имело значение. — Я жив благодаря тебе. Он всё равно собирался заставить меня потратить Командное Заклинание, и я доверил тебе использовать его, чтобы позаботиться о том, чего не смог сделать я. Лансер, ты сделал всё, как мне было нужно, разве ты этого не понимаешь?

Лансер поднял голову, пока Вэйвер говорил — на этот раз неуверенность рыцаря была смята решимостью мага, когда их глаза встретились. Решимость той ночи всё ещё была ясно написана на лице Вэйвера и во взгляде, устремленном на Слугу рядом с ним: одна пара была жива, другая мертва. Невредимые или нет, они всё равно победили препятствие, которое Вэйвер когда-то считал непреодолимым.

— Конечно, — настойчиво продолжал студент, — всё могло бы сложиться лучше, и нам придется найти способ справиться с этим. Но это моя вина, а не твоя. Тот факт, что я всё ещё дышу — это всё, на что я мог- нет, это больше, чем я мог надеяться. Это невозможный исход, который ты сделал реальностью. Ты спас мне жизнь, тупица, и я- я очень рад, что мы победили. Так что не начинай корить себя после победы, какой герой так поступает?

Ошеломленный самой позитивной тирадой Вэйвера на сегодняшний день, Лансер просто уставился на него, так как слова совершенно подвели его:

— Т… ты… что ты имеешь в виду, что он собирался заставить тебя?

Затем настала очередь Вэйвера отвести глаза, занявшись конвертом с беспорядочно разложенными в нем лекарственными травами. Воспоминание о самодовольном лице Кейнета сейчас смешалось с другим, которое он видел во сне, с теми же светлыми волосами и невыносимым превосходством, и на мгновение ему захотелось сказать Лансеру, чтобы он забыл об этом.

— Он хотел, чтобы я убил тебя.

Но сейчас Вэйвер не мог лгать ему. Не своему единственному спутнику в этом жалком испытании, в которое он имел глупость ввязаться.

— Я не мог. — голос мага начал подводить его, эти тщательно собранные вместе слова распадались на части, и он не мог остановить себя. — Я не мог- мне было всё равно, убьет ли он меня, всё равно, умрешь ли ты вместе со мной, я не мог позволить, чтобы это случилось с тобой снова.

Последнее слово было слишком многозначительным, и хотя Вэйвер не осмелился поднять взгляд от своих дрожащих рук, он знал, что Лансер застыл на месте точно так же, как и при резком замечании Гильгамеша.

—…Как давно ты знаешь? — в его словах не было ни обвинения, ни настороженности, ни даже малейшего защитного тона. Вопрос был произнесен мягко, рука Слуги протянулась и зависла, словно он хотел положить её на плечо Мастера, но движение замерло в нерешительности.

— Я должен был знать всё это время. Я пытался выяснить это раз или два, но я был так чертовски поглощен своим глупым «я», что просто… не останавливался, чтобы подумать об этом, ни одной секунды, со времени когда я украл катализатор этого мерзавца! Я был глуп, беспечен и эгоистичен, и это я должен извиняться перед тобой, идиот! — Вэйвер покачал головой, всё ещё отказываясь смотреть на своего недоумевающего Слугу. В конце концов, он был… таким же, как Кейнет. Он ввязался в эту войну по идиотской причине, не понимая, что весь его подход был неверным с самого начала. С самого начала он был озлобленным ребенком, и по собственной глупости втянул кого-то в свои действия.

Сын бога самой смерти, воспитанный феей любви и поэзии. Орудующий двумя копьями и двумя мечами, он обогнал и превзошел бесчисленное множество рыцарей. Первый, величайший, самый верный из Фианны, возглавляемой самим Финном Маккулом. Благословленный друзьями, проклятый любовью и убитый злобой. С его смертью Фианна треснула и раскололась, рухнув в руины — и теперь он подчинялся подростку-идиоту.

— Твое имя-… ты Диармайд Уа Дубне.

—…Это так, — ответил он прямо, с тихим вздохом опустив руку на бок. Имя и его подтверждение повисли в воздухе между ними, Вэйвер дрожал от боли, разочарования или чего-то ещё, чего он не мог назвать. Несколько секунд, показавшихся ему днями, Диармайд ждал, что он скажет что-то ещё, когда же маг ничего не сказал, рыцарь продолжил: —…Он предложил твою жизнь за мою, чтобы ты отказался от своих притязаний на Грааль и позволил ему продолжить свой путь. Правильно ли я понимаю суть дела, мой Мастер?

Ответа не последовало, кроме шаткого кивка. Чем больше Вэйвер думал об этом обмене мнениями, тем меньше вероятность была того, что он вообще сможет что-то из этого переварить. Он знал, что если остановится хоть на секунду, чтобы обдумать сотни возможных вариантов того, как могла бы пройти эта ночь, то обнаружит, что ужасный ледяной ужас снова прокрался в его сердце, чтобы пустить корни и заморозить маленький решительный огонь, который он хотел поддерживать ещё хоть немного.

— Ты знал, кто я, когда отдавал мне этот приказ, и всё же ты думал о моей судьбе больше, чем о своей собственной. Ты-… твоя жизнь была поставлена на карту, и ты скорее пожертвовал бы ею, чем-

— Ну разумеется! За кого ты меня принимаешь?! — его плечи болезненно сжались, когда резкие слова покинули его, зрение начало расплываться, так как что-то жгло его глаза. Как будто этот разговор и так не был достаточно трудным, а теперь Вэйвер собирался довести себя до слез, как какой-то глупый ребенок. За время войны он уже достаточно раз выставлял себя идиотом перед великим легендарным героем, и это ничем не помогало.

В ответ на рассерженные слова Вэйвера не последовало ничего, и маг уставился на свои руки и единственную оставшееся Командное Заклинание размышляя о том, что, возможно, это и есть оно: то, что в конце концов заставило даже его верного Слугу разочароваться в нем. Он быстро прокрутил в голове всю предшествующую тираду: он просто хотел, чтобы Лансер понял, что это на самом деле значит для его Мастера. Даже раненый и стоящий перед лицом смерти, он чувствовал себя так, как никогда раньше, как будто он протянул руку достаточно далеко, чтобы кончики его пальцев коснулись понимания того, что значит жить и умереть за что-то. Он чувствовал себя победителем, боялся смерти, но принимал её неизбежность, и был благодарен за то, что его безумный гамбит окупился благодаря действиям стойкого рыцаря.

Его рыцаря, чьи руки обхватили напряженные плечи потрясенного мага с максимальной осторожностью, чтобы не раздражать мириады царапин и синяков.

— Я знаю, что ты за человек, Вэйвер. Сейчас, как никогда раньше, я знаю это.

— Х-ха? — в последний раз, когда Лансер делал это, они находились в подземной мастерской, пропитанной смертью и мучениями. С тех пор Вэйвер начал понемногу привыкать к идее человеческого контакта после того, как он прожил в одиночестве столько времени: будь то рука на плече Лансера, чтобы удержать одного или обоих на месте в данный момент, или полет между крышами на руках своего Слуги, словно они были совершенно невесомы.

Это было совсем другое дело, — в голове Вэйвера прояснилось, и он осознал, что его сердце колотится в груди, а Лансер… нет, голос Диармайда говорит с ним таким терпеливым проникновенным тоном, какой Вэйвер слышал только под звездами в недалеком прошлом.

— Ты действительно замечательный человек. Даже величайшие рыцари и короли имеют недостатки: эгоизм, трусость, гнев, всё то, чем обладает любой обычный человек. Хранить в себе такие вещи и даже иногда действовать в соответствии с ними — не является непростительным преступлением. Однако признавать свои недостатки — редкое явление… тем более извиняться и стремиться их изменить. Эгоистичный по своей сути человек не отдал бы такого приказа, какой отдал ты, и даже не сказал бы того, что ты сейчас говоришь. Если бы ты действительно был таким эгоцентричным человеком, как ты утверждаешь, я был бы сейчас мертв, и этот разговор не состоялся бы.

«Это… было верно», — медленно осознал Вэйвер. Прагматичный маг пожертвовал бы своим Слугой, чтобы защитить себя, не задумываясь. Кто-то вроде Кейнета мог бы-

…Если бы в тот день он не действовал из эгоцентричного гнева и не набросился на него единственным доступным ему способом, то этот крошечный осколок цвета слоновой кости попал бы в руки Кейнета. Даже от одной мысли о том, что этот Слуга, его Лансер, отвечает кому-то подобному («снова», — подумал он, и тут же вспомнил неясную фигуру, которая частично была его собственной памятью, а частично — памятью Слуги), ему резко поплохело. Прежде чем он успел сообразить, что делает, Вэйвер двинулся с места: руки обхватили Лансера, а ладони вцепились в ткань его куртки.

— Вэйвер-?

Ни за что, никогда, ни за что он не смог бы потом пожалеть об этом эгоистичном поступке, если бы это означало избавить Лансера от катастрофического контракта и дать ему возможность понять, насколько глуп был сам Вэйвер. Рисковать смертью, видеть катастрофы и кровопролития, которые он уже пережил… всё это отходило на второй план по сравнению с этим, прямо сейчас. Для него важнее всего было то, что он чувствовал, зная, что победил Кейнета, даже если это означало смерть в свою очередь. То, что он чувствовал, доверяя кому-то ещё хотя бы раз в жизни.

— Ты… действительно идиот, — он задыхался от неосязаемого ощущения, что что-то резко застряло в его горле, затуманенное зрение игнорировало его лицо, спрятанное на плече Слуги. — Мне плевать, кто ты такой, или что ты думаешь, что сделал плохого, или что-либо ещё. Никогда больше не позволяй мне слышать, как ты говоришь, что ты не герой, понял? И я не… я не разочарую тебя, или, по крайней мере, постараюсь изо всех сил не разочаровать.

Неясное лицо из сна будет преследовать его ещё долго, Вэйвер знал. Вспомнит ли он более отчетливо горькую ухмылку Финна Маккула или холодное высокомерие Кейнета Арчибальда, покажет только время. Важнее был вывод, который он сделал: он скорее умрет, чем будет похож на них, даже в самом худшем своем проявлении.

После недолгого молчания Лансер отступил назад, его руки задержались на плечах Вэйвера, а на лице появилась мягкая улыбка. Вэйвер подумал, что он, должно быть, представлял собой чертовски жалкое зрелище, раненый и на грани слез разочарования — но в данный момент это не имело значения.

— Если такой отважный Мастер называет меня героем, то кто я такой, чтобы спорить с этим? Но, в свою очередь, если уж герой сочтет тебя храбрым или твои достижения достойными похвалы… возможно, это не будет концом света, если ты примешь их? — Вэйвер почувствовал, что краснеет от этих искренних слов, быстро отвел взгляд и занялся попытками применить целительную магию к сломанной ноге.

— И-и вот ещё что! Перестань называть меня «Мастер», если мы не находимся рядом с врагом! — защитный ответ Вэйвера вырвался в спешке: со всей набранной сила и без какого-либо возмущения. — Просто продолжай использовать мое имя, а я… ну, знаешь, использую твоё.

Если Лансеру и показалось странным это заявление, он не придал этому значения. Он тихо задумчиво хмыкнул, обдумывая что-то, и задал вопрос:

— Мне только что пришло в голову… как ты узнал мое настоящее имя?

— Не похоже, чтобы ты был деликатен в этом вопросе, — выпалил в ответ Вэйвер. Это было так же очевидно, как неоновая вывеска, подсвеченная фейерверком: не то чтобы было много других ирландских владельцев двух видов оружия с проклятой меткой под глазом. Единственная причина, по которой он так долго не мог прибавить один плюс один, заключалась в том, что он был поглощен собственными проблемами и катастрофой за катастрофой, которые требовали от него полного внимания. Тот факт, что Лансер просто вышел и рассказал историю Кухулина как герой, пришедший после него, был лишь последним пресловутым кусочком головоломки.

— Деликатен…? — ошеломленное повторение ответа Лансера оборвалось внезапным звуком, рука поднесена ко рту, чтобы подавить его… без всякого успеха, потому что следующее, что осознал Вэйвер, был поразительный звук, которого он никогда не слышал раньше, ошеломивший его в тишине, пока он наблюдал, как разворачивается нечто удивительное.

Впервые его Слуга разразился искренним смехом с широкой и честной улыбкой, это было заразительно, потому что Вэйвер почувствовал, как нерешительная улыбка прокралась по его лицу в ответ. Трудно было удержаться, когда перед глазами стояла улыбка, яркая, как метеоритный дождь, и смех — самое откровенное проявление эмоций рыцаря, которого он считал слишком сдержанным для этого. Это было подтверждением того, что они живы, дышат и способны найти что-то настолько глупое забавным, и Вэйвер услышал, что тоже начинает смеяться, несмотря на притупившуюся боль во всем теле.

Трус, которому грозила смерть, и предатель, олицетворявший верность. Какой катастрофической парой они были, сидя в разрушенном доме и смеясь над глупостью собственной некомпетентности, и облегчения от того, что они выжили, чтобы сделать нечто подобное ещё раз.

Остальная часть Войны за Святой Грааль могла подождать ещё несколько минут, хотя бы для того, чтобы пережить изнуряющее облегчение от этого смеха и ощущения того, что они живы, и разделить их маленькие победы, любым доступным им способом.