За границами пустоты (гет)

Все то время, что Тоф неслась, перебирая ногами и прислушиваясь к похожему на пение шепоту, она вспоминала. Прошлая жизнь распалась перед ней на осколки, острые и холодные, ранящие пальцы, возникала перед глазами черными однообразными красками и смешивалась с ее нынешней, так что в какой-то момент становилось непонятно, где именно она переступила черту. Сюжет мультфильма, который она посмотрела с подначки лучшей подруги, упрямо крутился в мыслях, но никак не желал всплывать полностью. Тоф путалась в деталях, терялась между прошлым и будущим и никак не могла ухватиться за мелькающую перед глазами мысль. Тихое пение земли вело ее по подземным коридорам Ба Синг Се, так что Тоф то и дело отвлекалась на то, чтобы расчистить себе дорогу, и тогда мысли неумолимо сбивались, возвращаясь в начало. Тоф совершенно не нравилось, куда уводили ее размышления, и потому она, кажется, снова и снова ходила по кругу, возвращаясь к одному и тому же колючему пониманию.

Все здесь было иначе. Начиная с ее семьи, в которой вовсе никогда не было никакого старшего брата, продолжая Зуко, который оставался врагом едва ли не до финала, и оканчивая самой Тоф, которая просто-напросто хотела сбежать. Та Тоф Бейфонг из мультфильма бежала от сковывающих ее людей и искала себя в ином; она не боялась драк и крови, нахально тянула губы в ухмылке и убирала длинные волосы в огромных размеров пучок. Нынешняя Тоф бежала от самой себя, все еще оставалась закована, тосковала по семье и боялась причинить кому-нибудь боль. Нынешняя Тоф коротко обрезала волосы, а теперь они отрасли, доставая до плеч, и как никогда она хотела развернуться назад. Тоф никогда не искала себя в других людях, дралась не потому, что нестерпимо чесались ладони, и земля в всегда пела ей на ухо, позволяя ходить холодными скрытыми тропами. Магия в реальном мире была гораздо более живой, чем показывали это в мультфильме, она ласкала руки и трепала волосы, шептала на ухо и зазывно пела, рассказывая все, что Тоф никогда не желала знать.

Не было никакого смысла вспоминать подробности мультфильма, где Зуко был их врагом и не было никакого переворота, и все были прямыми и открытыми, как сорванные с дерева палки. В реальности вырисовывалось слишком много деталей и переменных, и все сводилось к единственному очевидному выводу — Аанг не мог справиться сам. Потому что добро безоговорочно побеждало зло в одиночку только в глупых детских мультфильмах.

Напев вывел ее к небольшому чайному домику, со всех сторон укрытому бамбуком. За спиной Тоф остался роскошный дом, полный народу, а здесь было удивительно для последнего времени тихо и умиротворенно. Она замерла посреди протоптанной тропинки, теряющейся среди редких высоких стволов, уловила отзвук текущего за домиком ручейка и перезвон привязанной над входом музыки ветра. Здесь было спокойно так, что разом хотелось развернуться и трусливо сбежать, и потому Тоф стояла, перебарывая себя, пока тонкая бумажная дверь не открылась, руша для нее целый мир. Мама, тонкая и высокая, как этот бамбук, стояла там, привалившись плечом к отъехавшей в сторону дверной створке, а из-за спины ее доносился слабый запах курительных благовоний. Она стояла, будто ожидала увидеть Тоф уже очень давно, опустив руки по бокам, и костяшками пальцев выбивала по бумажной стене замысловатый ритм. Тоф стояла тоже, оглушенная, одурманенная, и ветер задорно трепал ее короткие волосы. Звенел колокольчик, который Аанг перед расставанием сунул ей в руку. Тоф ощущала на себе ее взгляд и никак не могла поверить, что эта расслабленная безразличная женщина и ее строгая, чересчур правильная мать — один и тот же человек.

— Новая прическа тебе идет, — Тоф слышала улыбку в голосе матери, и оттого ее губы сами собой растянулись в ужасном оскале, — могу представить, в каком бешенстве будет твой отец, когда узнает, что его фарфоровая кукла обрезала волосы.

Последним ярким воспоминанием о матери было то, когда она плакала, почти выла, хватая ее за подол и оставляя на ногах красные полосы от впивающихся ногтей. Теперь она улыбалась, кажется, даже шутила, а во все другие дни была непомерно холодной и такой ужасно правильной — женщиной-хранительницей очага, знающей свое место. Тоф не нравилось это — женское место — с самого детства, и она отчего-то всегда боялась повторить судьбу матери, оказавшись одна в чужом доме. Брак ее родителей был политическим и ничего больше, и оттого, наверное, когда Тоф покинула дом, маме там места не оказалось тоже.

— Я как-то не собиралась ставить его в известность, — буркнула Тоф, понимая, что даже не соврала.

Она, хоть и скучала по родителям, никогда не собиралась возвращаться в тот дом и общение с отцом возобновлять не хотела. Мама правильно сказала, отец считал ее красивой фарфоровой куклой, на которую можно было только смотреть, поставив на полку, или выгодно продать, всучив подороже.

Мама смерила ее ощутимым на коже взглядом, от которого трепетали волоски на шее и чесались ладони, и Тоф неловко повела плечом. Они не разговаривали нормально уже очень давно, вообще, откровенно, не разговаривали, но Тоф все равно ужасно хотелось броситься ей в объятия. Что бы там ни было, сколько бы жизней у нее ни прошло, она оставалась двенадцатилетним слепым ребенком. Она невольно шагнула вперед и запнулась, неловко взмахнув руками, и тогда мама шагнула вперед тоже, опускаясь босыми ногами на протоптанную в траве дорожку.

— Ну же, дитя мое, — мама сделала еще один осторожный шаг, и вдруг рассмеялась, — или твои слова касаются и меня тоже?

Смех ее смешался с зазвеневшим от порыва ветра пением колокольчика, и Тоф неожиданно для себя всхлипнула. В носу неприятно защипало, опустились сами собой уголки губ и предательски подкосились коленки, так что она снова едва не упала. Здесь, в этой бамбуковой роще, в этом крошечном чайном домике не было никого больше, только она и мама, и все старательно выстроенные стены вдруг рухнули, оставляя Тоф один на один с чернотой.

Она бросилась вперед, неловко влетая маме в объятия, и та крепко прижала ее к себе, зарываясь пальцами в волосы и обнимая за плечи. Тоф обхватила ее за пояс, уткнулась носом в теплую шею и наконец позволила себе заплакать. Впечатления от прошедших месяцев навалились на нее разом, рухнули небом на голову, погребая под собой, и Тоф заревела в голос, ощутила, как пропитывается ее слезами тонкая ткань, и как осторожно касаются ее виска мамины горячие губы. Тоф любила прикосновения, касания многое для нее значили, однако никогда прежде мама не обнимала ее таким образом, никогда не гладила по голове, приговаривая, как сильно скучала, и оттого в груди у нее прорастал крохотный росток обиды. Фан постоянно таскал ее на руках, даже отец однажды потрепал по волосам в порыве одобрения, но мама никогда не была Тоф настолько близка. Ощущение, будто она попалась в ловушку, взвилось и схлопнулось, исчезло, как исчезает убранная влажной тряпкой пыль, и Тоф сосредоточилась, сконцентрировалась на ощущении чужих рук на голове и плечах, на тихом голосе, так похожем на шепот земли. Лучше она поверит, решила про себя Тоф, что земля все это время говорила с ней голосом матери, чем убедится в болезненной обманчивости этих, казалось бы, взаимных чувств.

Какое-то время спустя они сидели друг напротив друга в чайном домике и молчали, разглядывая и прислушиваясь. Тоф слегка мутило от запаха благовоний, сердце гулко стучало в горле, и нестерпимо хотелось оправиться, причесать волосы и надеть платье как полагается. Сумка с ее вещами осталась валяться в чайной, и никто из их бестолковой компании не удосужился забрать ее, прежде чем разделяться. Сегодня Тоф оделась в зеленое, потому что в прошлой жизни ей нравился этот цвет, а еще потому что у нее в голове была целая куча планов, вместо осуществления которых она теперь и сидела здесь с мамой. Молчание затянулось, становилось все более и более неуютно, и в конце концов Тоф фыркнула и щелкнула пальцем по колокольчику.

Легкий мелодичный звон наполнил маленькую комнатку, отразился от стен и предметов, так и не давая, впрочем, полной картины происходящего. Тоф и без того ощущала стоящий у стены постамент, на котором покоились две курильницы, и скрывающие окна тонкие занавески, а больше в комнате не было ничего, кроме низкого столика, по обе стороны от которого они с мамой сидели. Молчание затягивалось, делалось густым и горячим, и Тоф ерзала на неудобной подушке, прислушивалась к шелесту бамбуковой рощи и все крепче сжимала на коленях ладони. Она пришла сюда, чтобы увести маму в безопасное место, но теперь только теряла время, предаваясь надуманным поспешным разговорам. Впрочем, Тоф поняла, что мама просто оттягивала момент, когда на пороге, совсем незамеченный, возник неожиданный гость.

— Ты передал им послание? — бросила она своим привычным ледяным голосом, и Ли почтительно поклонился в ответ. — Хорошо. В Ба Синг Се тебе оставаться нельзя.

Тон ее сменился так резко, что Тоф вздрогнула и зажмурилась от неожиданности: вот мгновение назад мама говорила жестко и даже жестоко, а потом вдруг смягчилась, не поворачивая головы, сделалась почти ласковой. Последняя ее фраза предназначалась ей, и Тоф, когда до нее наконец-то дошло, мотнула головой несогласно:

— Я пришла за тобой, уведу тебя в безопасное место.

— Ли проводит тебя.

Мама говорила только о ней, совсем не принимая в расчет себя, а Тоф все еще понятия не имела, что происходит. Ба Синг Се лениво шевелился, как потревоженный улей, гудел утробно и низко, но пока не кричал, немо открывая и закрывая рот. Мама не собиралась покидать этот город, Тоф слышала по ее интонациям, у нее было еще какое-то дело, но, в конце концов, она тоже была упрямой.

— Тогда объясни мне, что происходит! — Тоф хлопнула по столику ладонью, и тот зашатался, опасно накренившись набок. — Зачем ты приехала в Ба Синг Се, почему не хочешь ехать со мной назад, кому передаешь послания, что за дела у тебя вообще такие?!

Внутри нее кипел огненный поток, раскаленная земля бушевала, плевалась лавой, как оживший после длительной спячки вулкан, и Тоф разом растеряла всю свою собранность. Мама напротив нее наверняка улыбалась, но струна ощутимо натянулась внутри нее, сделала ее подобной бамбуку, который вот-вот сломается от сильного ветра. Ли замер у самых дверей, взгляд его буравил точку между бровей Тоф, и оттого она злилась сильнее, осознавая собственное нелепое поражение.

— На первый и второй вопросы легко ответить, — мама качнула головой, и вплетенное в ее волосы украшение зазвенело стукнувшимися друг о друга стекляшками, — Ба Синг Се — это могила твоего брата. Я не знаю, где похоронено его тело, и потому сделала для него алтарь.

Она махнула рукой, и зашелестел рукав ее платья. От курительных благовоний кружилась голова и тошнило, удушливый запах давил на голову, заставляя склониться, и Тоф, уже давно растерявшая силы подняться, сгорбилась так, что волосы ее накрыли лицо. У них была одна цель путешествия, вот только Тоф плутала окольными тропами, блуждала и развлекалась, а мама сидела здесь, вознося несуществующему богу молитвы. Тоф должна, обязана была догадаться сразу, как только вошла, но она отвлеклась, запуталась в мамином ласковом голосе и теперь ощущала, как от румянца тлеет лицо. Маленькие и нелепые детские надежды рассыпались стеклянными бусинами под ногами, прорезали кожу насквозь и так и остались внутри холодными отрезвляющими капельками.

Тоф никогда не умела молиться, и потому просто прикрыла глаза, мысленно благодаря Фана за то, что он был самым лучшим на свете братом.

— Что касается двух последних вопросов, — мама вдруг устало вздохнула, взмахнула рукой и зачесала ладонью волосы, — на них, я полагаю, ты уже знаешь ответ. Ты всегда была умным ребенком.

Украшение, до того прячущееся в ее волосах, со стуком упало на пол. Тоф вздрогнула, подбираясь, и протяжно кивнула. Краска, охватывающая ее лицо жаром, давно исчезла, слилась с прохладной бледностью, от которой кололо пальцы и подрагивали уголки губ. Ли мог передавать послание только одному человеку, тем более все это время он был с Зуко и Айро, и теперь Тоф сомневалась, кому на самом деле он служит. Такое знакомое подозрение охватило ее захлопнувшимся капканом, и ей показалось, будто она снова ненавидит весь мир. Сердце глухо стучало в горле, толкая по телу густую черную кровь, пустота перед глазами хохотала, обнимала ее ледяными руками и пела на ухо, и Тоф изо всех сил сжимала зубы, ударяя и ударяя приколотый на воротник колокольчик.

Повинуясь невидимому приказу, Ли поднялся, скользнул по комнате и в полшага оказался у Тоф за спиной. Очевидно, разговор был окончен, мама не собиралась больше с ней разговаривать, и Тоф решительно поднялась. У мамы были дела в Ба Синг Се, а она привлекла к себе слишком много внимания, и теперь после маленькой мучительной встречи необходимо было решительно разойтись. Тоф знала, что вертится у мамы на языке, не задавала и свои нескончаемые вопросы, но все равно застыла, ощущая забившееся быстрее сердце. Мама поднялась за ней следом, перегнулась через крошечный столик и потрепала по волосам, ласково касаясь плеча тонкими пальцами. Она не собиралась прощаться, но у Тоф все равно жгло в уголках глаз и ужасно чесался нос, а от маминых нежных прикосновений и вовсе, казалось, оставались ожоги на теле.

— Люди Лонг Фэнга скоро будут здесь, — она повела плечами, отчего снова зашуршала одежда, усмехнулась как-то печально, — он ведь угрожал тебе мной, мое милое отважное дитя? Но сперва тебе следует позаботиться о себе.

Ее теплая ладонь коснулась щеки, смазывая слезы, и только теперь Тоф ощутила, что плачет. От запаха благовоний кружилась голова и подрагивали пальцы, от маминой теплоты, такой желанной и непривычной, свербело в носу и некрасиво текли по лицу горячие слезы. Тоф никогда не видела ее, не помнила мимолетного персонажа в мультфильме, и образ мамы для нее складывался из звуков и запахов, ощущений и мимолетных прикосновений, от которых щемило в груди. Они не прощались, и все равно Тоф снова бросилась ей на шею и горячо зашептала на ухо.

— Мы скоро увидимся, дитя мое, — вторила ей мама, гладя по волосам, а потом отстранила от себя сильным движением.

Стоило им с Ли скрыться среди высокого бамбука, как в домик ворвались воины-стражи порядка, и мама вскинула руки, весело рассмеялась и отвесила шутливый поклон. Тоф пробиралась к выходу из города, утирая слезы и обдумывая каждый свой последующий шаг. Она не собиралась идти во дворец, хоть и обещала найти Аанга, не хотела видеть и Катару с Соккой. Ли возвышался за ее спиной недвижной горой, но он не мог дать ей ответов, и потому Тоф направлялась туда, где эти ответы могла получить.

* * *

Они вышли из города, почти не скрываясь, и разве что однажды Тоф привлекла внимание опешивших стражников, проделав проход в стене и захлопнув его прямо перед их лицами. Все остальное время внимания на них решительно не обращали, Ба Синг Се гудел подобно разворошенному пчелиному улью, однако вдаваться в подробности происходящего теперь уже не хотелось. Тоф собиралась встретиться с Зуко и Айро и приказала Ли вывести ее к ним, но тот лишь пожал плечами и выразительно промычал, выводя на ее ладони вопросительный знак. Идея найти Аанга тоже стремительно провалилась, Тоф, хоть и обещала отыскать его, понятия не имела, куда мальчишку могло понести. События развивались стремительно, будто наконец сдвинулись с мертвой точки, и уже несколько дней спустя разнеслась по соседним деревушкам оглушительная новость. Ба Синг Се, оплот спокойствия, город неприступных стен, пал под натиском народа Огня, а царь Земли бесследно исчез, оставив последнюю надежду в руках своего советника Лонг Фэнга, преданность которого не могли сломить ни плети, ни пытки. Тоф смеялась в голос, слушая новости от дворового мальчишки в маленьком приморском городке, а тот обиженно сопел, но продолжал рассказывать. Слухи разносились быстро, и в следующей деревушке царя Земли уже объявили предателем и трусом, позаботившимся о шкуре ценой собственного народа.

Вместе с Ли они пробирались от одной деревушке к другой вдоль самого моря. Тоф не спрашивала, куда в конечном итоге они направлялись, понятия не имела, как и где теперь искать ребят, и, самое главное, вовсе не была уверена, нужно ли ей это. Ее мама была кем-то важным, это чувствовалось с первого взгляда, и это была ее война в куда большей степени, чем она касалась детей, едва научившихся драться. Тоф нравилось состязаться на арене, нравилось набивать неприятелям морды, но она боялась крови и смерти, совершенно не умела причинять настоящий вред и отчаянно не желала умирать. Маленькая встреча с солдатами народа Огня точно привела ее в чувства, перевернула с ног на голову облитый разноцветными красками мир и больно полоснула по горлу. Ухвативший ее за воротник Ли вовремя заставил Тоф склонить голову, но ей все равно пришлось вслепую отстирывать от крови его одежду в холодном ручье. Колокольчик на ее воротнике раздражающе звенел, а Тоф молча глотала слезы, обещая себе, что станет однажды достаточно сильной, чтобы справиться с целой толпой огненных магов.

Они попались им на пути совершенно случайно, когда Тоф, расслабившись раньше времени, перестала прислушиваться. Пешие, они хохотали, гремели оружием и пускали горячие искры, и Тоф, вообще-то, рассчитывала просто пройти мимо, но то ли ее лицо показалось кому-то знакомым, то ли воинам было просто-напросто скучно. Чуть позже, склонившись в три погибели, Тоф мяла подол длинной рубашки и кусала губы, ощущая разыгравшийся вокруг огонь. Ли пронзительным взглядом приказал ей молчать, и она молчала, не разгибаясь, пока гогот наигравшихся воинов не скрылся в отдалении. Ли молчал тоже, не издавал ни единого звука, но Тоф кожей чувствовала раскалившийся вокруг него воздух. От запаха гари и паленой плоти слегка мутило, кружилась голова и сердце стучало в горле, мешая дышать, а они шли дальше, точно вовсе ничего не случилось, пока Тоф не рявкнула надрывно, приказывая охраннику сесть. Обрабатывать ожог Ли ей не позволил, и Тоф успокаивала себя лишь тем, что это была другая, не ведущая рука. И все равно чувство вины грызло виски и свивалось холодной струной в животе ровно до тех пор, пока ладонь Ли не опустилась ей на макушку. Должно быть, он хотел успокоить ее, приободрить или что-то еще, но вместо этого Тоф разрыдалась, запрокинув голову как ребенок, и плакала, кажется, до самого вечера.

Колокольчик на ее воротнике звенел от каждого порыва ветра, от малейшего короткого шага, выдавал ее присутствие с головой и раздражал до зубовного скрежета, но Тоф все равно носила его, не снимая. Ветер постепенно становился теплее, стремительно вступало в свои права полное густых планов лето, и напряжение до предела наполнило воздух, так что тот стал горячим и липким. В сопровождении Ли Тоф блуждала по царству Земли уже пару недель, и все больше ей чудилось, будто они просто бродят кругами, запутывая остающиеся на песке следы.

Первой на нее налетела Катара. Они столкнулись на улочке шумного городка, переполненного слухами и разговорами, и Тоф, задумавшаяся о возможностях человеческой фантазии, вовсе не заметила знакомых шагов. Когда ладонь легла на плечо, она дернулась, подбираясь, и сердце тут же гулко застучало под горлом, а Катара отчего-то рассмеялась и вдруг бросилась Тоф на шею. Отчего-то неловкость захлестнула ее с головой, перебила преследующее по пятам чувство стыда и вылилась горячим румянцем на щеках. Тоф каркнула севшим голосом, что терпеть не может прикосновения, но Катара все равно не отпустила ее, позволив скрыть порозовевшее лицо у себя на плече. На постоялый двор они возвращались, держась за руки, под заливистое щебетание Катары, а Тоф тщетно пыталась скрыть улыбку под подстриженными совсем коротко волосами.

Они расстались почти три недели назад, а тут вдруг оказались совсем рядом и ходили мимо друг друга уже несколько дней. Тоф и Ли поселились на единственном местном постоялом дворе пару дней назад и уже собирались уходить, а Катара с братом прибыла туда же несколькими часами позже. Суюки, товарок которой схватили, пока она провожала ребят до Ба Синг Се, тоже была с ними, однако их отношения с Соккой совсем не походили на те, которые Тоф представляла. Почему-то она отчетливо помнила, что в мультфильме эти двое представляли из себя влюбленную парочку; в реальности же Суюки и Сокка напоминали скорее лучших друзей. Ребята обменивались шутками и тычками, обсуждали что-то до мурашек серьезно и оба тискали Тоф, пока та не взмолилась о пощаде, но не было между ними чего-то такого, выдающего влюбленные парочки с головой. Ни учащенного пульса, ни низкого голоса, ни проходящих по телу вибраций, от которых сомнений не оставалось вовсе. Тоф прислушивалась к ним откровенно, и в конце концов Суюки поймала ее в охапку, пожурила и все-все рассказала, отчего уши ее наверняка снова сделались красными.

Аанга с ребятами не было, и от этого странно сжималось горло. Тоф не могла сказать, что тревожилась, — если бы что-то случилось, люди Огня уже вовсю трубили бы о своих достижениях — но от звона колокольчика теперь ужасно раскалывалась голова. Она все еще носила его на воротнике, отмахивалась от дурацких шуточек Сокки и стискивала в ладони, когда звон совсем уж выводил из себя. Все вместе они шли дальше уже неделю, все еще под молчаливым руководством Ли, ожог которого милостиво залечила Катара. Тоф тогда, кажется, впервые о чем-то ее просила, отчего-то зажмурившись, ожидала отказ, но Катара согласилась легко и быстро. Ее вода, едва ли не волшебная, полученная откуда-то из священного места, не оставила на коже даже следа, и Тоф потом обнимала ее искренне, как не обнимала никого, кроме старшего брата.

По царству Земли все больше расхаживали солдаты народа Огня, а их маленькая экспедиция все приближалась к границе. Иногда Тоф думала, что оставалось только нырнуть в разделяющее царство Земли и страну Огня море и утонуть, застыть в айсберге до лучших времен, но сама же обрывала глупые мысли. Под землей тянулись тихие шепотки, точно подсказки, почти прозрачные, едва уловимые искорки на черном фоне вспыхивали и гасли так быстро, что вовсе не разобрать. Тоф прислушивалась, врастала ступнями в сухую от жаркого солнца землю, но разбирала только звон колокольчика, надрывный и плачущий, словно собирающийся на небе дождь. Земля полнилась слухами и тайными заговорами, одни солдаты сменялись другими, а они все шли и шли по самой кромке воды, преследуя неведомую никому цель.

— Наверняка Зуко во всем виноват, — бурчал Сокка, и Катара шлепнула его по руке, — я с самого начала говорил, что он подозрительный, тем более что Аанг пропал после встречи с ним.

Произносить имя принца народа Огня в пограничном городке было опасно, потому что слишком многие здесь могли знать его. Городок буквально кишел солдатами и торговцами, так что невозможно было разобрать, кто есть кто, и непонятно было, принадлежали они народу Земли или Огня. Неподалеку от городка располагался порт, вечно шумный, вонючий и грязный, и между ними тянулась проложенная давным-давно дорога, полная груженых поклажей людей и повозок. Слиться с толпой, притворившись торговцами, здесь не составляло труда, и Сокка даже придумал легенду, будто их ограбили по дороге, чтобы оправдать слишком маленькие, и без того полупустые дорожные мешки.

— Они что-нибудь говорили тебе? — Катара потрепала Тоф по плечу.

В последнее время дружба между ними стремительно разрасталась сама по себе, так что для Катары стало нормальным касаться ее чаще необходимого. Тоф не спорила, хоть и поджимала недовольно губы время от времени, прикосновения принимала и сама иногда оказывалась слишком близко, неловко прижимаясь тыльной стороной ладони к ее дрожащим от напряжения пальцам. Всем было страшно, в большой компании они привлекали к себе больше внимания, но разделяться снова никто не спешил. Даже самоуверенная Суюки в последние дни была задумчива настолько, что пропускала мимо ушей искрометные каламбуры от Сокки и невпопад хихикала, еще сильнее разбивая настрой. Никто не говорил этого, но дальше простиралась территория народа Огня, а Ли уверенно вел их вперед, не оглядываясь и не сворачивая с выбранного не им пути.

— Кроме того, что отдал мне этот дурацкий колокольчик? — Тоф хохотнула и пожала плечами. — Второй на него плохо влияет, у того вообще не поймешь, что в голове творится.

Совместно они решили, что называть Зуко по имени слишком опасно, а Ли в их компании уже был, так что Тоф звала его просто-напросто вторым. Подхватившая ее под руку Суюки рассмеялась и потянула куда-то в сторону торговых рядов.

— Я думала, вы друзья, — голос ее звучал насмешливо, но вместе с тем Тоф ощущала, как собрана она была.

— Именно потому, что мы друзья, я имею полное право так говорить, — Тоф мотнула головой, прикрывая глаза отросшей до невозможности челкой.

Катара, кажется, недовольно фыркнула и вздернула подбородок, но дыхание ее заглушил шум толпы и топот ботинок по выложенной деревянными помостами земле. Этот городок был первым местом, где встречались и разворачивали палатки торговцы, и оттого шум стоял такой, что напрочь закладывало уши. Суюки тянула ее за шедшим впереди Ли, оповестившим, что сегодня они должны с кем-то встретиться, и Тоф все старалась сосредоточиться на ней одной, чтобы не оглохнуть от навалившихся волной звуков. Ли не пояснил, где именно состоится встреча, и потому они как обычно послушно шагали за ним, не задавая вопросов, потому что, поняли уже все, делать это было решительно бесполезно. Сигналы, который подавал Ли, понимала лишь Тоф и почему-то Катара, Суюки бурчала и фыркала, а Сокка то и дело просил объяснить словами и желательно вслух, а потом, вспомнив, замолкал на какое-то время.

Перед прибытием в городок они оставили Аппу в лесу, замаскировали и велели не двигаться и ждать, и огромный зверь послушно лег, обдав всех вокруг горячим дыханием. Каждый вечер Катара бегала к нему, а Сокка бурчал, что она привлекает слишком много внимания, но все равно шел следом на всякий случай. Лес у города раскинулся кустистый и совсем небольшой, однако такой дремучий, что почти никто не ходил туда, опасаясь не потеряться, но просто-напросто застрять в низких жестких ветвях. С их прибытия прошло уже несколько дней, ничего странного пока не случилось, зато они успели разжиться всем необходимым для дальнейшего путешествия. А теперь вот приходило время отправляться дальше, но там их ждала либо полная врагов страна Огня, либо безымянная неизвестность, от осознания которой делалось еще неспокойнее.

В какой-то момент, Тоф не заметила, сосредоточившись на собственных мыслях, оглушающий шум вокруг стих, и они оказались отрезаны от улицы плотной тканью шатра. Ведущая ее Суюки остановилась и отпустила руку, пискнула и зачем-то спряталась Тоф за спину, а не успевший даже рта раскрыть Сокка получил тычок от Катары. Застывший посреди небольшого помещения Ли вдруг поклонился, и сделалось совсем тихо. Сидящие за маленьким столиком мужчины не пошевелились, но подобрались, и ощущение исходящей от них силы едва не сбило Тоф с ног. Что-то зашуршало и застучало, пока Ли искал что-то в своей поясной сумке, а потом, когда он закончил, тишина сделалась еще более безупречной. Впрочем, продлилась она недолго, прерванная переругиваниями и разразившимся громогласным хохотом. Суюки даже закрыла ей уши руками, но это мало помогло, потому что Тоф все равно слышала каждое разлетающееся по шатру бранное слово.

— Дерзкий мальчишка, — сквозь смех бросил один из мужчин, — мог хотя бы послание правильно отправить, а не юродивого слугу посылать.

Руки Суюки упали на ее плечи и крепко сжались, не позволяя Тоф рвануться вперед. Охватившая ее за мгновение ярость так же быстро утихла, оставшись придушенным рыком на губах и крепко сжатыми кулаками, а Ли просто сделал маленький шаг и опустил фишку на стоящую на столике игральную доску. В повисшей снова тишине Тоф думала только о том, что Ли — ее, а не Зуко, слуга, и тот, будто уловив ее мысли, глянул ощутимо, точно старался во что бы то ни стало усмирить ее пыл.

— Так вы хотите пройти дальше, — стук игральных костей по доске казался таким же громким, как барабанящее в груди сердце.

Игра продолжалась, а они так и остались стоять на пороге, понятия не имея, что делать дальше. Снаружи доносились приглушенные звуки улицы, шум и гам торгового городка, топот ног и стук копыт и повозок отбивали замысловатый ритм, бледнеющий, теряющийся и исчезающий в черноте. Суюки все еще держала Тоф за плечи, Ли застыл в полупоклоне, вытянувшийся, и звуки дыхания их сбивались в тугую кучу, с шелестом падающую на пол. Двое играли, переставляя фишки по разложенной на низеньком столике доске, выводили рисунок, плели и виляли, но картинка не складывалась. Оставленная на доске фишка смешалась с другими, но все еще была лишней, и, кажется, все они ждали, когда она наконец займет свое место. Камень, повинующийся ее желанию, был слишком глухим и податливым, послушно двигался сам, стоило только повторить мелодию его пения, звал за собой остальные небрежно, выстраивая их все в аккуратный ряд. Они были разными, каждая фишка занимала отведенное ей определенное место, и Тоф отчего-то нравилось, когда они становились по правилам. Тоф понятия не имела, какие законы у этой игры, не видела собственными глазами ни одной вырезанной из камня фигурки, важен был только красивый рисунок, и она выстраивала, вовсе не обращая внимания ни на что больше.

Время, казалось, замерло на мгновение, а потом встрепенулось и припустило бегом. Привязанный на ее воротник колокольчик мерно позвякивал в такт дыханию, и все остальные, точно завороженные его ласковым пением, не спускали глаз с игральной доски. Когда Тоф остановилась, удовлетворившись получившейся картиной, один из мужчин хлопнул ладонью, тут же разбивая рисунок, и, не поясняя собственной перемены в характере, объявил, что его корабль отправляется на рассвете.

Наружу Катара ее буквально выволокла, цепко ухватив за руку, будто боялась, что Тоф сейчас испарится вместе с интересующими ее ответами. Ответить, впрочем, Тоф было нечего, и оттого она лишь прикрыла глаза, подставляя лицо теплому летнему солнышку. Волосы ее теперь были короткими, но оставалась слишком длинной нестриженная челка, колола глаза и лезла в нос, так что она думала как-нибудь укоротить и ее; земля казалась сухой и горячей, почти неживой и молчаливой, и можно было, наверное, сделать что-нибудь другое, чтоб успокоиться, но Тоф ничего больше не приходило в голову. Она ощущала учащенный пульс в сжатых на своем запястье пальцах, слышала запальчивое дыхание и тонну невысказанных еще вопросов, песком скрипящих у нее на зубах.

— Вряд ли мы сможем взять Аппу с собой, — бросила Тоф, распаляя Катару еще сильнее, — кому-то придется остаться, чтобы заботиться о нем.

От прожигающего ее насквозь взгляда делалось горячо и колко, чесались ладони и отчего-то ужасно хотелось смеяться. Тоф склонила голову набок, позволяя отросшей челке накрыть половину лица, вывернула руку, сбрасывая касание, и выплюнула строгое, язвительное заключение:

— Если хочешь подраться, давай хотя бы не в центре города. Только потом не приходи ко мне плакаться.

Журчание воды выдало ее с головой, и Тоф лениво отошла в сторону на один маленький шаг, пропуская атаку мимо себя. Вода — вовсе не молчаливый смертоносный огонь, даже переполненная ярости она все равно слишком громкая, прямая и правильная, и Катара тоже была вспыльчивой до одурения, ершистой и мягкой. Все равно ласковой несмотря ни на что, будто бы было в этой мягкости нечто необходимое настолько, что невозможно существовать.

— Я так и знала, что это ты во всем виновата, — зашипела рассерженной кошкой Катара, — только начала тебе доверять, привязалась, как последняя дура, но вот ты и показала себя. Поздравляю, план почти удался!

Сокка попытался одернуть сестру, но та лишь отмахнулась, стукнув его по ладони. Десятки взглядов обращались на них, скрещивались и расцветали фейерверками слухов, заполняя пустое пространство яркими красками. Тоф могла понять, осознать недоверие Катары, ее страхи и подозрения особенно теперь, когда Аанг куда-то исчез, но все равно злилась тоже. Они путешествовали вместе уже достаточно долгое время, чтобы притереться друг к другу, понять характер и цели, однако Катара все совершенно по-детски воспринимала в штыки. Показав фокус, позволивший им идти дальше, Тоф словно подтвердила роящиеся вокруг подозрения, навлекла на себя чужой гнев, и сама вскипела, как заваренный чайник. Катара с самого начала считала ее предательницей, потому что Тоф дружила с Зуко, а тот оставался для девчонки врагом, и не существовало на свете никаких оправданий, способных разубедить ее в заблуждении.

— Спелась с этим поганцем, и теперь ведешь нас прямиком в логово врага! — продолжала шипеть Катара, наступая на нее маленькими шажками.

— Да кому вы нужны…

— Хочешь заставить Аанга прийти нас спасать, — перебила Катара, утыкая Тоф в грудь указательный палец, — чтобы потом схватить! Так знай, у вас ничего не получится, потому что!..

— Потому что Аанга уже поймали, — закончил за нее Сокка таким растерянным голосом, будто это происходило прямо здесь и прямо сейчас.

В руках его шуршала, очевидно, газета, заглядывающая через плечо Суюки приговаривала «обалдеть», а где-то вокруг них все еще шумела толпа. Какой-то мальчишка бегал вокруг, вопя о срочных сенсационных новостях из страны Огня, и сердце в груди стучало все громче, заглушая звон колокольчика на ветру.

— Что за хрень ты несешь?! — рявкнула, круто разворачиваясь на пятках, на брата Катара.

Тоф будто обухом по голове огрели, чернильная пустота перед глазами встрепенулась, подленько захихикала, заерзала, разрастаясь шире и глубже. Она слышала все вокруг, каждый неосторожный шепоток и шелест дурацких страниц, но в то же время для нее не было ничего, кроме пронзительного звона в ушах.

— Тут написано, что принц Зуко возвратился домой и привел самого Аватара в качестве пленника и подарка отцу, — резковато ответил Сокка, и снова зашуршала газета, — на, почитай сама.

Кровь стучала в висках заглушая дыхание, но не чужие слова. Тоф слышала, как Катара читала сказанное Соккой заново, и как срывался на хрип ее голос, а потом смятая в комок газетенка полетела в сторону. Тоф чувствовала прикосновение к собственному плечу, мягкий возглас Суюки о том, что она слишком бледная, и яростное дыхание над самым ухом. Копошение вокруг, сотни тысяч шагов и переговоров смешивались друг с другом, образуя сплошную кашу из звуков, опутывающих таким плотным коконом, что невозможно дышать. Звенел на налетевшем ветру колокольчик на воротнике, а затем его звон оборвался, и Тоф, повинуясь собственной трусости, в который раз провалилась сквозь землю.