Это страх, а не призрак (который оставляет меня в покое) (джен)

Быть двенадцатилетним — это волнующе. Прошло два дня с тех пор, как Хантер и другие рекруты были отправлены на вершину этой горы — и, конечно, это были два очень, очень холодных дня, но в то же время они были такими веселыми. Он читал книги за книгами о собирательстве, так что он знает, какие листья и ягоды нужно есть, а прошлой ночью он даже разжег костер с первой попытки. Не для того, чтобы хвастаться или что-то в этом роде, но он в основном эксперт по дикой природе.

Теперь он почти может видеть дно. Вокруг небольшого скопления деревьев расставлены палатки, повсюду толпятся разведчики, ожидающие, чтобы вернуть выживших в замок. До спуска еще далеко, но спустя столько времени Хантер почти свободен. Он слишком взволнован, чтобы замечать чириканье в десяти шагах позади себя.

Хантер парирует удар, направленный ему в плечо, кончиком копья, ловя нападающего там, где металл встречается с деревом, и выводит из равновесия все, что попало в него. Он снова вскакивает в боевую стойку и только тогда видит, перед чем стоит: массивный, бело-голубой зверь, восьминогий и клешневидный, с набором злобных челюстей и каким-то откровенно ужасным дыханием. Шипение, которое он издает, несется к нему порывом холодного ветра.

Без сомнения, это снежный скорпион — они инвазивные виды в этом регионе, так что он не удивлён, что он столкнулся с одним из них. Хантер опускает подбородок и прищуривается, застряв в противостоянии с одним из самых свирепых зверей по эту сторону Кипящих островов. Он не видит поблизости детенышей и точно знает, что эти существа больше мешают, чем помогают их экосистеме; они охотятся на более мелких зверей, пока не уничтожат их почти полностью, а затем переходят к следующей вершине горы.

Так он считает.

Дело не в том, что ему нравится мысль кого-то убить. На самом деле это далеко не так. Но из всего, что нужно убить в этой миссии, снежный скорпион, вероятно, лучший вариант; они агрессивны, они придурки и, что еще лучше, они очень интересны. До сих пор Хантер только читал о них, но, может быть, если ему повезет, он сможет принести часть этого создания для изучения.

Из-за волнения ему чуть не оторвало руку гигантский набор клещей, так что он спрятал свое ликование в глубь мозга и поправил свою хватку на копье. Он бросается вперед, пытаясь разрезать существо лезвием своего клинка; металл отскакивает от его экзоскелета, заставляя Хантера повернуться на каблуках и вместо этого протаранить его торцом посоха.

Еще один порыв ветра подхватывает рыхлый снег вокруг них, засыпая Хантеру глаза пудрой; он слышит, как клешни скорпиона щелкают в нескольких дюймах от его головы, прежде чем он видит, как они приближаются к нему. Он уворачивается влево, затем совершает сальто, которое переносит его под живот зверя и поворачивает на другую сторону. Он бежит к нему лицом, но он слишком быстр, чтобы его массивное тело не успевало за ним; он выскакивает с копьем наизготовку и начисто отрубает ему одну ногу.

Несмотря на пурпурно-голубую кровь, которая постоянно капает из его отрубленного придатка, скорпион быстро выздоравливает. Он с ревом встает на все еще целые ноги, и Хантер задыхается, считая в уме, ждет, ждет, ждет — и в последнюю секунду падает на землю.

Зверь вонзает жало в скалу, где секунду назад было лицо Хантера; иней расцветает вокруг кончика, растрескивая камень посередине. Его замерзшие щеки расплываются в ухмылке, и на одном дыхании, прежде чем зверь успевает втянуть хвост, Хантер опускает копье.

В вспышке серебра и брызгах пурпурно-голубого жало скорпиона чертит дугу по ледяному небу. Наступает секундная тишина, когда он слегка стучит по снегу; потом начинается визг. Завывающее шипение существа могло бы вызвать лавину, если бы оно продолжалось дольше, но Хантер быстро прыгает. Он вонзает свое копье в щель между хитиновыми панелями прямо под его головой, нанося удар прямо вверх, нанося удар всем своим весом. Там треск и хлюпанье и визг.

А затем он переворачивается и с грохотом приземляется брюхом на снег, остальные ноги подгибаются внутрь. Хлопья снега плывут вокруг него, как волны, разбивающееся в обратном направлении; как только он оседает, остается только Хантер, ветер и тело жука размером с транспортного червя. Он позволяет себе отдышаться, считая до десяти, затем поднимает отрезанное жало с места, где оно лежало, и начинает последний отрезок пути.

Кончики его ушей всё ещё немели от холода к тому времени, когда его ботинки коснулись земли, но он сияет от удовольствия. Он спустился с горы! Целая гора! Сам! Он намного, намного моложе других новобранцев, но он сделал это. Он убил снежного скорпиона. Его дядя будет так впечатлён.

Он ловит свое отражение в покрытом инеем зеркале, которое висит прямо внутри палатки, мимо которой он проходит, затем отступает, чтобы еще раз взглянуть. То, что он видит, заставляет его задуматься: в его левом ухе отсутствует кусок идеально треугольной формы.

Хм. Похоже, он не так хорошо увернулся от снежного скорпиона, как думал. Это нормально, хотя; он увидит кого-нибудь из Ковена Исцеления, как только они вернутся, и…

— Хантер.

Он кружится на каблуках и мгновенно становится по стойке смирно.

— Император Белос, — говорит он, и облегчение, разлившееся по его венам за несколько мгновений до этого, стынет в жилах. Выпрямись, расслабь лицо, руки по бокам. Он будет гордиться, если ты дашь ему повод для гордости.

— Ты благополучно вернулся, — говорит Белос. Он одет в полные регалии, а за его плечом сидит член Исцеляющего ковена, что очень удобно.

— Я сделал! — говорит Хантер. Он откашливается. Слишком взволнован. Попробуй еще раз. — Я сделал.

— Но что здесь произошло? — спрашивает Белос, наклоняя лицо в маске к порезанному уху Хантера.

— О, — говорит Хантер. Он позволяет капле напряжения просочиться из его плеч. Его дядя беспокоится о нем, вот и всё — может быть, даже гордится тем, что Хантер вышел из той драки целым и невредимым. — Всего лишь снежный скорпион, — говорит он, взмахнув все еще онемевшей рукой. Он кивает на отрезанное жало, спрятанное у него под мышкой. — Это застало меня врасплох, но не волнуйтесь. Его утилизировали.

— Застал тебя врасплох, — повторяет Белос.

Ошибка. Ошибка. Ошибка.

Белос рассматривает его. Его глаза, слава Титану, не видны сквозь маску, но Хантер может сказать, что они зациклены на месте его оплошности. Когда Император принимает решение, он начинает уходить, даже не начав говорить.

— Почисти царапины, — говорит он целителю. — Оставь ухо.

— Но… но, сэр, — говорят они, неуверенно переводя взгляд с Хантера на Белоса и обратно. — Это довольно серьезная травма. Будет больно, когда к нему вернется чувство.

— Пусть это будет уроком, — говорит Белос. Он не оборачивается.

— Но-

— Все в порядке, — говорит Хантер, добавляя в свой тон здоровую дозу властности. — Оставь это. Потертости тоже. Я могу позаботиться об этом.

Из-под маски ведьмака слышно едва слышное ворчание, но они, похоже, смягчаются. Они натягивают свои плащи и маршируют к разведчику, который стонет из-за холодных пальцев, оставляя Хантера одного на краю лагеря.

Здесь красиво. Немного страшно, но красиво. Снег сверкает крапинками, дюжины цветов в лучах полуденного солнца; небо морозное розово-оранжево-голубое. Хантер подносит палец в перчатке к уху, глядя на горизонт, и когда он убирает его, полузасохшая кровь капает на кожу. Он знает, что это заживет грубо, даже с помощью его собранного вместе лечебного набора. Однако, несмотря на это, он почти начинает улыбаться.

Теперь он и Белос похожи.