Уроки вязания (джен)

Казалось, в этот короткий октябрьский день все краски разгулявшейся осени собрались в гостиной уютной Норы.

Гобелен на стене обретал очертания; он словно дышал и заявлял о своём существовании; заставлял окружающих вдыхать полной грудью запах жирной земли, прелой листвы, поздних янтарных яблок; запах дома и детства, покоя и уюта, защищённости и ласки материнских рук.

Четыре волшебницы и волшебник порядком устали, но работы своей не прекращали.

Вот уже над нижним рядом дюжины облачков появились облачка чуть более сдержанных тонов. Семь бледно-оранжевого оттенка расползлись вдоль золотистых нижних, каждый в своём месте. Затем к пяти из них в пару встали другие, ярче.

Ствол дерева рос, разлапивался ветками, наполнял гостиную свежестью.

Наконец, на макушке мощного дерева укрепился один-единственный овал, утверждаясь над следующим рядом из двух и другими, разрастающимися в количестве к основанию.

Одри перевела дух. Первую часть задуманного можно было считать благополучно завершённой.

Она махнула остальным, делая знак, что можно передохнуть.

Впятером они пошли на кухню, где первым делом посмотрели на кухонные часы.

Стрелки Рона, Джорджа и Перси прочно укрепились на отметке «На работе». Впрочем, в этот вторник, двадцать девятого октября, Билл, Чарли и Артур тоже находились на работе, а Джинни взяла на себя Молли, убедив её, что раз в семьдесят лет можно и посетить салон красоты.

У них была в запасе ещё пара часов. Они наскоро перекусили бутербродами, чувствуя себя на кухне по-хозяйски.

Они не были Уизли по крови, ни один.

Однако они тоже были Уизли.

Гарри.

Когда-то Дамблдор на вопрос Гарри о том, что он видит в зеркале Еиналеж, ответил, что видит себя с парой шерстяных носков, которые никто не догадывался ему подарить.

Скорее всего, Дамблдор слукавил и не сказал правды, но одно Гарри знал точно: если тебе никто не дарит шерстяных носков, или нелепых свитеров, или колючих шарфов, а ты постоянно в рейдах и простужаешься, то всё очень плохо.

У человека должен быть кто-то, кому важно, не замёрзли ли твои ноги, не озяб ли ты.

Гарри нашёл то, что увидел сам тогда в зеркале. Нашёл семью.

Конечно, он был Поттер, но он был частью семьи Уизли.

Гермиона.

С тех самых пор, когда Рон, сам не веря своему счастью, объявил за семейным ужином, что они тоже помолвлены, как и Гарри с Джинни. От Джинни ему тогда достался чувствительный пинок под столом, а Молли получила двойную порцию повода для слёз. Потом она плакала, целовала по очереди Гарри и Гермиону в макушки и уверяла, что давно любит их, как своих детей. Впрочем, так оно и было.

Молли мягко учила Гермиону кулинарным секретам, объясняя, что никакая магия не поможет готовить по книгам; нужно добавлять в каждую порцию немного любви и доброго настроения.

Учила вязать шапочки и шарфы, теперь уже не для нежелающих освобождаться эльфов, а для Роуз и Хьюго.

Анджелина.

Они разъехались с Джорджем по обоюдному согласию, тихо и мирно, ещё в две тысячи четвёртом, когда Фред-младший ещё не ходил и в школу, но Молли до сих пор считала Анджелину своей невесткой.

В ту первую зиму, когда Анджелина перебралась жить к отцу — а он на самом деле слёг и нуждался в уходе — Молли появилась на пороге их с отцом квартиры не с претензиями, но с шерстяными носками, связанными для больного отца. Молли тепло обняла Анджелину и сказала, что Нора всегда для неё открыта.

Флер.

В тот момент, когда она решительно отобрала у Молли лекарство в Больничном крыле Хогвартса, когда они чуть не потеряли Билла, Флер растопила сердце Молли и заняла в нём одну из ниш, припасённых только для Уизли.

Воздушная и легковесная Ракушка совсем не походила на слишком земную, коренастую Нору, однако Флер ни разу не попеняла Биллу ни на излишнюю опеку Молли, ни на её шумные проявления эмоций. Разве что кухню Флер предпочитала всё же более привычную, французскую.

Спустя несколько лет после победы во Второй магической Флер наконец получила свитер от Молли на Рождество. И Флер знала, что только искренняя любовь к ней двигала спицами Молли, связавшей свитер с буквой «F» не для того, кого уже не было.

Одри.

Она до сих пор замирала каждый раз, когда оказывалась на пороге Норы. Чем шумнее была Нора, чем больше собиралось на праздниках народа в ней, чем чаще домочадцы сталкивались на лестницах, тем острее Одри понимала, как же ей повезло, что в её магазинчик однажды зашёл Перси. Перси занимал высокий пост, на работе частенько пропадал допоздна, но Одри и сейчас, спустя годы, видела в его глазах ту мальчишескую доверчивость, с которой он делился с ней самым сокровенным.

Молли научила Одри вязать.

Нет, не сложные узоры и орнаменты, тут Одри была докой и могла справиться с любыми хитрыми схемами.

Молли научила Одри вязанию гораздо более сложному и тонкому.

Петля к петле, рядок за рядком вязать свою жизнь, сплетая её с жизнью близких, живя не для себя, но для них, наполняясь родными, наполняя их собой.

Они тоже были Уизли.

И, наверное, это было весьма символичным шагом, что на условном семейном собрании, на котором присутствовали всё среднее поколение, было решено доверить создать гобелен именно им.

Одри предложила этот план Перси ещё летом, когда сеть её магазинов буквально завалили заказами подобного толка. Потом они долго решали, как это лучше устроить, в каком формате. Гермиона помогла с расчётами, Флер и Анджелина с радостью согласились участвовать, а Гарри только удивлялся, почему раньше никому в голову не пришла эта идея.

Одри подождала, пока все заняли свои места. Она слегка взмахнула палочкой, заставив все облачка-овалы засветиться.

Эстафету подхватила Анджелина, у которой был самый каллиграфический почерк из всех.

В верхнем облаке она вывела «Блэки».

Ниже «Цедрелла Блэк» и «Септимус Уизли».

Флер, изящно взмахнув палочкой с волосом вейлы, встряхнула из неё серебряную нить, которая поплыла к гобелену и соединила верхний ряд с Цедреллой, а уже Септимуса Уизли и Цедреллу Блэк с рядом ниже, где Анджелина уже вывела «Артур Уизли».

Волшебство наполнило гостиную. Имена предков словно вызывали духи самих обладателей имён старинных семейств. Серебряные нити перевивались с золотыми, имена находили свои обиталища; Флер и Анджелина держали в своих руках самое удивительное вязание, кружево, а Одри мастерски руководила процессом.

Остался незаполненным самый нижний ряд, который, повинуясь магии волшебников, создавших гобелен, неизменно со временем поднимется выше, когда юные Уизли подрастут, а потом и дадут жизнь новому поколению.

Молли II и Люси заканчивали в этом году школу, впрочем, и остальные внуки Уизли повзрослели, и у них, конечно же, будут своя жизнь и своя история.

Но они неизменно останутся Уизли.

И завтра, в день семидесятилетия Молли, все внуки обещали быть здесь, в Норе.

Гермиона, как Министр Магии, могла поспособствовать этому, лично подписав указ о незапланированных трёхдневных каникулах для Роуз, Хьюго, Фреда, Роксаны, Молли, Люси, Джеймса, Альбуса, Лили, Мари-Виктуар и Доминик. Луи единственный пока не ходил в школу, он должен был прибыть вместе с Делакурами, которые остановились в Ракушке.

Рядом с Норой расположится шатёр, согревающий прохладный воздух последнего октябрьского денёчка, в котором приглашённые домовики накроют столы, изобилующие угощениями под стать многочисленному семейству.

Вряд ли кто-то будет способен посчитать точно, сколько их тут соберётся, Уизли.

Шатёр будет пестреть самыми разными оттенками рыжего, Джордж потихоньку подсыплет в поднос с фужерами новинку — порошок рыжины. На истинных Уизли это не отразится никак, а вот Гарри, Гермиона, Анджелина, Флер, Одри и другие под всеобщий хохот и удовлетворённый возглас Джорджа: «Я раскрашу целый свет в самый свой любимый цвет!» станут на пару часов рыжими. Гостиная будет наполнена горячими рыжими солнышками, освещающими мир.

Будет много сюрпризов, смеха, угощений, поздравлений, речей, а перед самым фейерверком Билл пригласит всех в дом.

Заинтригованные гости тесно набьются в гостиной, оставив лишь место перед дальней стеной. Белое покрывало упадёт со взмахом палочки Билла, и перед изумлённой Молли, Артуром и другими предстанет оно.

Семейное древо Уизли.

Начавшееся здесь, в Норе. От Молли и Артура, к их семерым детям, от них к двенадцати внукам.

Древо, которое будет процветать.

Потому что всё течёт, всё изменяется, но некоторые ценности остаются вечными и незыблемыми для любого разумного существа, и в первую очередь — семейные.