Среди руин цветут деревья (джен)

1

Непроходимая пустыня окружает земли Оз. Ее горячие ветра и пыльные тучи, сквозь которые солнце видится лишь слабым отсветом, являются одним из ключевых факторов, определяющих климат Озианского континента. Королевство Эв заключено между пустыней на западе и океаном на востоке, и песчаные вихри, укрыться от которых невозможно никакими стенами, несомненно, достигали бы побережья, сталкиваясь с живительной прохладой соленых ветров, если бы не воздвигнутая заботливым творцом естественная преграда на пути колдовского жара безграничных песков. От Мертвой пустыни земли Эв отделяет Корона Мира.

Давным-давно, когда на месте Мертвой пустыни еще цвела жизнь, а предки озианских народов с каменными топорами охотились на гигантских мохнатых носорогов, Корона Мира возносилась над континентом величественным хребтом, который, казалось, пронзает небеса. Однако с течением времени неведомые процессы безжалостно превращали леса и долины в песчаное кольцо, пересечь которое не всегда под силу даже величайшим волшебникам континента. Ветра Мертвой пустыни мчались в сторону океана и, не в силах преодолеть хребет, обрушивали на него иссушающий жар, тучи песка и пыли. И в этой многовековой борьбе крошилась неприступная Корона Мира. Всё ещё сдерживая напор пустыни, хребет рассыпáлся, на его склонах изредка встречались вкрапления лишайников, а с перевалов, преодолеть которые теперь не составило бы труда опытному путешественнику, струился песок.

Именно здесь, в предгорьях Короны Мира, располагалось большинство древнейших эвийских городов. Здесь стояла прежняя столица, крепости и дворцы которой карабкались по склонам, принимая на себя песчаные потоки. Чуть поодаль, что-то около суток пути, раскинулась под защитой хребта Карсалья, крупнейшее из владений рода Або'Кенейя. Закрытая с запада вертикально вздымающейся Короной Мира и огороженная крепостной стеной, Карсалья существовала и управлялась независимо от централизованной власти, сосредоточенной в Эвне. Эвийские правители смотрели на самостоятельность города сквозь пальцы: осаждать его, чтобы доказать свою власть ценой жизней тысяч солдат, что неминуемо лягут под стенами Карсальи, было бы не только рискованным, но и весьма невыгодным мероприятием.

Теперь о самостоятельности Карсальи надлежало забыть. Отодвинув на время попытки завоевать расположение прекрасной пленницы, король Эволдо переключился на внутриполитические проблемы. Следовать настоянию жены он не собирался: мятежников, осмелившихся подняться против его воли, надлежало наказать. Со своими, с эвийцами, Эволдо мог бы разобраться и без применения силы — припугнуть посредством нескольких арестов, быть может, кого-то казнить, подержать их города в осаде пару недель. Это с виду они неприступные, на деле всё куда проще — сила эвийской аристократии лишь в количестве. Разбей толпу — и поодиночке они приползут на коленях. С джинксландцами такая стратегия не сработает, обособленность у них в крови — вспомнить хотя бы положение самого Джинксланда на карте материка. Страна отгорожена от Оз ущельями и горами, как отгорожена сама Эв от Мертвой пустыни. Джинксландцы легко действуют и принимают решения поодиночке, не цепляясь ни за кого.

— Приказываю завтра утром выступать в поход в сторону гор. Оставить резерв в Эвейяте, после чего осадить Карсалью, — Эволдо провел пальцами по расстеленной на столе карте страны. Город значился лишь точкой в тени Короны Мира. Обособленный, защищенный со всех сторон оплот джинксландских феодалов на службе королевства Эв. Если Ферсах Або'Кенейя осмелился назвать своего короля лжецом, этот город должен исчезнуть с лица земли.

— Мой государь, позвольте, — поднялся начальник штаба сухопутных войск, исполнительный и расторопный генерал Маттаго. — Осада Карсальи — трудная задача для нашей армии, город хорошо защищен даже на первый взгляд. К тому же, учитывая практически полное отсутствие информации о его внутреннем устройстве… Говоря проще, никто не знает, что там внутри, государь, что скрывает в себе Карсалья и какие ловушки могут поджидать наших воинов. Это может занять длительное время, я позволю себе заметить, что стягивать армию на осаду города, когда она в любой момент может понадобиться на границе с Икс, — рискованный шаг, государь. Мы можем потерять всё.

— Вы сомневаетесь в храбрости эвийских солдат, Маттаго? — холодно усмехнулся король, не сводя с генерала оценивающего взгляда. — Если следовать вашей логике, выходит, что изменники, осмелившиеся спорить с волей своего господина, скроются в крепости в предгорьях, и из-за каких-то мифических ловушек, которых вокруг Карсальи может не быть вообще, их следует оставить в покое? Кто ещё придерживается столь же глупой точки зрения?

Военачальники благоразумно молчали: спорить с королем, особенно после утренних событий, было опасно, никто не хотел лишиться титулов, а уж тем более головы.

— Мой государь, армия королевства Эв — храбрейшая на материке. Однако в войне на два фронта храбрость не главное, — поклонившись, продолжил Маттаго. — Я предлагаю справиться с восстанием иначе, не бросаясь сразу душить Карсалью.

Эволдо недоверчиво хмыкнул. Они словно сговорились: Эвьен, благочестивая до зубной боли, теперь — стадо этих баранов, которых он по ошибке поднял до военачальников эвийской армии, — все они так или иначе настаивают на том, чтобы он закрыл глаза на явный мятеж. Эволдо же предпочитал изворотливости интриг прямое действие: если Ферсах желает, отстаивая свое право противостоять королю и называть его лжецом, покинуть столицу и отправиться в родовые владения, то пусть готовит Карсалью к обороне и будет готов отвечать.

— Генерал Маттаго предлагает начать с другой стороны, — встал командующий эвийской конницей. — Нет смысла бросаться на Карсалью, мой король, она не единственный город Або'Кенейя. В их распоряжении есть более мелкие и менее укрепленные владения, вспомните хотя бы Сентабу.

Король ответил не сразу. Он задумчиво кивнул и вновь бросил взгляд на карту. Сентаба севернее, она в два раза меньше и уходит в ущелье Рох. Несколько лет назад он принимал в этом городе послов королевства Икс. Переговоры, правда, оказались безуспешными, а война продолжилась, но лёгкая, балансирующая своими ажурными дворцами на краю бездонного ущелья Сентаба запомнилась. Ведь и впрямь… Король напряг память: город принадлежал Фертебу, младшему из братьев Або'Кенейя. Часть их армии, безусловно, двинется туда, часть рассредоточится по прочим землям. Пусть они привыкли действовать порознь, но что в таком случае мешает перебить их поодиночке, прежде чем остатки рода наконец соберутся в Карсалье. Почему он сразу об этом не подумал, сконцентрировав внимание на их неприступной столице?

— Принимается, — благосклонно кивнул Эволдо и накрыл пальцами три точки в предгорьях — три крупнейших крепости джинксландских феодалов. — Карсалью пока не трогать.

Военачальники согласно закивали. Мало кто видел город изнутри, но на первый взгляд Карсалья напоминала скорее Эвейят, погребенный сейчас с песках, — тот тоже являлся одной бесконечной крепостью. Вот только вдруг Эвьен со своим стремлением к миру права, и Або'Кенейя окажутся эвийской армии не по зубам? Эволдо не знал их истинной силы: джинксландцы верно служили своей новой родине, конфликтов с ними на памяти короля не было ни разу.

— Приказ ясен? Исполнять, — распорядился Эволдо, давая понять, что заседание окончено.

Солнце давно скрылось, однако в глубине континента еще стояло слабое зарево. В кабинете Его величества горели лишь свечи на столе, по углам царил полумрак. Эволдо откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. Нужно каким-то образом обеспечить своим солдатам гарантированную победу: если они побегут от Сентабы, поджав хвосты, это станет крахом всего его правления. Допустить такого развития событий Эволдо не мог. Города Або'Кенейя, с их самостоятельностью и джинксландским гонором, должны быть стерты с карты континента.

* * *

— Надо сказать, с момента появления во дворце женщины с островов Его величество Эволдо мыслит всё более странными категориями. Сейчас, когда королевство Эв находится в состоянии затяжной войны с Икс, а все ресурсы на исходе, он намеревается ввязаться во внутренние конфликты. Джинксландцы — не тот противник, с которым в нынешней ситуации стоит это делать. Полагаю, мой друг, он всё же это осознаёт. Иначе… великий Торн, да не сумасшедший же он! Однако как ты думаешь, какой шаг предпримет Его величество следующим? Ему нужно, чтобы прелестная Лангвидэр официально стала его родственницей, как бы он не начал, при таком-то раскладе, менять права наследования — а всё к этому идет. Чтобы провести в жизнь эту поправку, он должен убедить своих министров одобрить ее — и начать с того, что задушить сопротивление людей, осмелившихся открыто высказать собственное мнение на этот счет. Разгром Ферсаха сильно повлияет на моральный дух всех остальных.

Я допускаю, что Сентабу королевская армия возьмет штурмом. Осадой джинксландцев не испугаешь — если бы ты хоть раз увидел их настоящую родину, то сразу бы понял, почему. Географически Джинксланд — часть Оз, фактически же это маленький уголок земли, ограниченный горными хребтами и изолированный от основной части страны. Они предоставлены сами себе и, что естественно, научились выживать. У всех у них, за редким исключением, врожденное чутье на воду, так что я не сомневаюсь, что их города имеют выход на подземные реки, о которых в Эв и не подозревают. С запасами продовольствия, сдается мне, у них тоже проблем нет, — здесь только штурм.

От изначально вышедшей в поход армии до Карсальи дойдет в лучшем случае треть. Карсалья же — крепость, ее не то что взять — к ней не подойти толком. Эволдо ищет обходной путь. А учитывая слухи о происхождении его супруги… почему мне кажется, что Его величество попробует склонить на свою сторону гномий народец? Я не думаю, что это у него получится, но кто знает.

2

Собранные в экстренном порядке эвийские отряды выступили в поход с рассветом. Идти им предстояло вглубь материка, удаляясь от благодатной близости океана. Корона Мира и скрытая за ней Мертвая пустыня существенно влияли на климат западной части страны Эв, делая его более резким и неприветливым. Первой из целей похода была обозначена Сентаба, город дворцов и ажурных беседок на краю пропасти. Боевой дух армии был поднят речью самого короля, и если офицеры, оставаясь одни, с сомнением качали головами, то рядовые, которых в истинное положение дел никто не посвящал, чувствовали себя героями, идущими на войну за честь Его величества.

Эвьен в тревоге наблюдала за уходящей колонной солдат из приоткрытого окна своей спальни. Для нее это было началом конца. Еще больше пугали неожиданные сборы короля в таинственную поездку, о цели которой не догадывался никто из его ближайшего окружения. Эвьен пыталась вмешаться, мотивируя тем, что до рождения младенца остались считаные дни, а появление наследника на свет в отсутствие короля — очень плохая примета. Не радовало даже то, что Эволдо, казалось, на время забыл про свою красавицу в золоченой клетке. Не до нее было — про Лангвидэр как будто вообще все забыли.

Эволдо покинул Эвну в тот же день. Путь его лежал на южную окраину Короны Мира — именно там, как докладывали, чаще всего можно было наткнуться на гномов, через которых он и планировал просить встречи с Рокатом, вздорным и непредсказуемым, как старая дама, гномьим королем. Гномы, основавшие подземное царство и освоившие добычу драгоценных камней уже тогда, когда весь Озианский континент еще лежал под водой, обычно не вмешивались в дела людей, однако иногда всё же были не прочь развлечься. Проблема состояла лишь в том, что договориться со вздорным народцем удавалось далеко не каждому.

О чем беседовал Его величество с гномьим королем, оставив своих спутников на поверхности и спустившись в необъятное подземное царство, осталось тайной за семью печатями. В столицу Эволдо вернулся через пять дней. В его отсутствие Эвьен родила девочку.

Это было плохой приметой. Эвьен встала с постели в тот же день, однако настроение во дворце царило подавленное. О том, что в историю королевства теперь каким-то образом вмешаются гномы, она догадалась интуитивно — по полувзглядам, полушепоту и неясным слухам, моментально стихавшим при ее появлении. Гномы… она ненавидела этот алчный народец, эту каплю в своей крови, хоть никогда в жизни не видела ни одного гнома. Эвьен боялась всего непонятного, а подземные жители относились именно к такой категории.

Король о чем-то договаривался с гномами. Эта мысль не отпускала Эвьен ни на минуту, не могла отвлечь даже новорожденная дочь, заботы о которой отнимали теперь практически все ее время — королева никогда не держала кормилиц. Гномы… Слухи пойдут в народ, злые языки моментально вспомнят предков королевы и добавят к расколу в стране. И всё это — из-за желания Его величества записать женщину с островов в документы правящего рода. Лангвидэр не делала ровным счетом ничего, чтобы повлиять на свое положение при дворе, и все события, что прямо или косвенно ее касались, осуществлялись без ее участия. Эвьен и видела-то ее последний раз через пару дней после того, как чужеземку привез Меремах, — Лангвидэр больше не покидала своих комнат. И от этого королева ненавидела ее еще больше.

Лангвидэр должна быть казнена. Уложив ее в могилу, Эвьен вернет свое влияние на короля, заставит его прекратить бессмысленный конфликт с Або'Кенейя — джинксландцы всегда были верной и надежной опорой королевской власти. Не будет Лангвидэр — и народ перестанет шептаться, что женщина, с которой Эволдо появляется на всех торжествах, — никакая не племянница, а грешное увлечение, что король не ценит законную семью и не заслуживает уважения. Подобные слухи били Эвьен как ножом по сердцу.

Королева опустила взгляд на заснувшее у груди дитя. Умиротворенное выражение личика дочери вызвало у нее печальную улыбку. Или она остановит разворачивающуюся катастрофу, или война, начавшаяся уже так давно, что понемногу стиралась в ее памяти, и длящаяся с тех пор на приграничных территориях и на землях Икс, перекинется в Эв, придет под стены столицы. Вмешается в безоблачную жизнь детей. Ради спокойствия детей Эвьен была готова на всё.

— Мередит…

— Ваше величество? — фрейлина осторожно, стараясь не шуршать платьем, чтобы не разбудить спящую девочку, села рядом.

— Адмирал не говорил, где он взял это наказание на наши головы? — полюбопытствовала королева, чуть покачивая дитя на руках.

— Батюшка упоминал Саламандровы острова, — недоуменно пожала плечами фрейлина. — В океане много островов… а что? — не удержалась она. Эвьен улыбнулась.

— Ничего, милая. Просто интересно, не более.

Королева встала, осторожно опустила дитя в колыбель. Ей бы сейчас, не Эволдо, а ей править… Эвьен чувствовала в себе куда больше сил, чем тратила на заботу о воспитании детей и свои немногочисленные обязанности как королевы. Ее, кузину Его величества и вот уже скоро двадцать лет как его законную супругу, имевшую по отцовской линии гномью кровь, к власти старались не подпускать: Эвьен была упряма, со своей точкой зрения по любому вопросу, абсолютно не способная воспринимать никакого внешнего влияния. Это понимали и Эволдо, и его министры, и единственным шансом Эвьен получить в свои руки бразды правления было регентство при старшем сыне. Однако при здравствующем муже… шанс этот был ничтожным.

Эвьен наклонилась над колыбелью дочери, осторожно поправила полог.

— Полагаю, я могу разделить с тобой свои мысли, Мередит, — с ее губ всё еще не сходила задумчивая улыбка. Фрейлина кивнула. Мередит была рядом с королевой уже давно, рядом с ней дочь адмирала взрослела, впитывая ее взгляды, осознавая, что Эвьен, ограниченная во власти самодурством мужа и недоверием его окружения, в отсутствие этих искусственно созданных барьеров сможет вывести королевство на пик расцвета. Или окончательно разрушить, добавляли обычно те, кто смотрел на Эвьен более здраво, но первая фрейлина в своей преданности госпоже предпочитала этого не слышать.

— Его величество Эволдо забывает о своем долге правителя, — тихо, словно размышляя вслух, продолжила королева. Она отошла от колыбели и, скрестив руки на груди, села на прежнее место. — Вместо того чтобы думать о благополучии страны, он преследует лишь собственные интересы. Пытаться заставить министров принять осквернение священных записей королевской династии… чтобы рядом с нашими детьми членом правящей ветви считалась туземка с каких-то островов, предназначенная в любовницы максимум на месяц? Он же не увлекается ими надолго, их уже при всем желании не сосчитаешь, сколько было. И ради этого пытаться узаконить такой бред?

— Его величество не прав, — подтвердила Мередит. Именно ее отец, герой, один из храбрейших полководцев королевства Эв, привез из похода пленницу, с которой началась череда проблем. Женщина, отданная королю в обмен на ордена и почетную пенсию, была, по сути, ни в чем не виновата, лишь оказалась не в то время и не в том месте. Совесть Меремаха не мучила — он исполнял свой долг, однако ощущение неправильности происходящего, пришедшее к нему еще в первую ночь на балу, теперь передалось и дочери. Мередит не понимала, за что нужно ненавидеть чужеземку, но раз ее ненавидит королева… что ж, значит, так нужно.

— Теперь, когда нужно бросать все силы на сохранение целостности страны, он раздувает конфликт с джинксландцами! — Эвьен в гневе треснула ладонью по подлокотнику кресла и ненадолго замолчала. Независимый род феодалов из Оз… На ее свадьбе с Эволдо Ферсах Або'Кенейя стоял рядом с королем. Их считают затаившимися хищниками, что могут броситься в любой момент, но ни разу за всю историю джинксландцев на службе королевства Эв у правителей не было повода обвинять их в измене. — У них свои города, у них эта Карсалья, провались она к гномам!.. которую Эволдо хочет брать осадой! Да хоть ты всю армию там положи, ты думаешь, они не умеют организовывать оборону?! Кончится тем, что страна распадется в лоскуты и каждый будет сидеть на своем клочке от колодца до забора, нас перебьют поодиночке вон хоть Икс, хоть Ринкитинк!

Эвьен замолчала, переводя дух, затем заговорила вновь.

— Мередит, я не могу оставаться в стороне. Мы должны что-то предпринять, иначе потом будет уже поздно.

— Я к вашим услугам, Ваше величество.

Эвьен кивнула. План действий у нее уже был.

Ветер, блуждавший по улицам Эвны, срывал с деревьев белые облака. Лепестки магнолий кружились под ногами редких прохожих, оседали на мощеные тротуары. Казалось, сладкий запах проклятых белых цветов таится даже в соленых каплях, что ветер приносил с океана. Во время цветения городских магнолий Эвьен не выходила из своих покоев уже с первыми сумерками: ночью этот запах становился единственным в раскинувшейся по побережью столице. От этого запаха кружилась голова, отравленный воздух жег легкие. В такие часы Эвьен казалось, что город, утопающий в магнолиях, бог ей послал за неведомые грехи прошлых жизней, и искупить их она не сможет, остается лишь вдыхать густой сладкий воздух и мечтать, чтобы это скорее кончилось.

Однако сейчас выхода не было. Эвьен скрипнула зубами и крепче прижала к себе дочь. В намерении хоть как-то ограничить разрушительное воздействие Эволдо на судьбу страны королеве нужны были союзники. Начать Эвьен решила с Меремаха, старого морского волка, который, благодаря родству с ее первой фрейлиной, был хоть как-то предсказуем. Не лучший вариант, возможно, безвыходно-опрометчивый, учитывая выражение неприязни, что проскальзывало в глазах адмирала, когда их взгляды встречались, но другого варианта у Эвьен не было: обратившись к кому-то еще из военной верхушки, она могла получить немедленный доклад королю.

Новорожденную дочь ей пришлось взять с собой: плач проснувшейся девочки мог бы привлечь внимание к отсутствию королевы. Мередит осторожно набросила на голову госпожи капюшон атласного плаща, скрывая в тени складок ее лицо, и поманила Эвьен за собой по узкой тропинке вглубь сада. Никто не должен знать, что поздно вечером королева покидала дворец.

Дом адмирала Меремаха, героя бесчисленных морских сражений и почетного командующего Золотой Армадой, располагался в богатом квартале в двух шагах от дворца. Квартал образовывали особняки королевских приближенных, жить здесь считалось знаком высочайшего доверия. Мередит не стала стучаться в ворота и провела королеву через резную калитку в заборе. В свете оранжевых фонарей, освещавших улицу теплым слабым светом, вокруг не было ни души.

Меремах не удивился — видимо, был предупрежден. Дверь он открыл сам, Эвьен твердо выдержала его тяжелый взгляд из-под густых бровей. «Гномья кровь». Короткое путешествие через сад за пределы дворца в страхе попасться кому-то на глаза утомило еще не вполне оправившуюся после родов королеву. Она передала ребенка Мередит и, благосклонно кивнув адмиралу, потребовала провести ее в кабинет. То ли ей показалось, то ли Меремах и впрямь хмыкнул в бороду, однако промолчал и лишь почтительно подал руку.

Времени у Эвьен было мало. Лицо адмирала оставалось непроницаемым, догадаться, о чем он думает, у королевы не получалось.

— Чем обязан визиту Вашего величества? — отрывисто спросил Меремах после традиционного обмена приветствиями. Эвьен сидела, он стоял напротив — образец почтения и военной исполнительности. «Ты привез королю эту женщину. Ты должен отвечать за те бедствия, что она несет».

— Вы верно служите своему королю, Меремах… вы ведь первый в семье, кто выбрал войну своим призванием? — тихо заговорила Эвьен, медленно скользя взглядом по обстановке комнаты.

— Так точно, моя королева. Мой отец был ремесленником.

Подняться от глинобитной хижины сапожника с окраин до особняка в квартале под окнами королевского дворца. Эвьен улыбнулась краем губ.

— Вы, адмирал, доставили своему государю диковинный подарок с островов. Напомните, откуда именно вы везли рабов последний раз?

— Саламандров архипелаг. Вулканические острова недалеко от Регос и Корегос, моя королева.

«Гномья кровь».

«Ты отвечаешь за нее».

— Полагаю, уйдя с поста действующего командира Армады, вы продолжили интересоваться делами государства. Вы знаете, Меремах, что Его величество намерен вписать женщину с островов в состав династии, дабы открыто держать ее рядом на публике и обеспечить деньгами и землями на законных основаниях. Ваше мнение на этот счет?

— Меня не волнует судьба этой женщины. Его величество может поступать с ней так, как ему будет угодно, слуга не имеет права обсуждать действия господина.

— Вы умны, Меремах. Не разочаровывайте меня, — королева шутливо погрозила пальцем, однако голос звучал холодно. — Я не намерена закрывать глаза на то, что в Эв может начаться братоубийственная война. Его величество отправил армию на запад с приказом осадить Сентабу.

— Моя королева, есть два вида вооруженных сил: морские волки и сухопутные крысы. Они никогда не пересекаются, — адмирал церемонно поклонился, скрывая в усах усмешку. — Я знаю всё об океане Нонестика, я могу довести корабль до Зачарованного острова Ю, пользуясь лишь помощью звезд. Однако для беседы о маневрах на материке вы выбрали не того собеседника.

Эвьен резко встала, щеки ее горели. Это — единственный вариант если не союзника, то хотя бы посредника между ней и возможными союзниками. Пока она ходит кругами, он тоже увиливает от ответа.

— Выслушайте меня. Нужно остановить короля Эволдо, пока он окончательно не погубил страну. Мне нужны надежные люди, готовые служить стране, а не человеку, который ради своих интересов толкает народ в пропасть.

— И вы пришли ко мне, рассчитывая, что Меремах с готовностью предаст своего господина? Моя королева, я предпочту сделать вид, что не слышал от вас столь ужасных вещей. Его величество — единственный законный правитель страны Эв, от коронации и до того момента, когда небеса заберут его к себе.

Эвьен и Меремах вновь обменялись долгими неприязненными взглядами.

«Так почему не помочь им сделать это, пока еще не поздно?»

«Не под вашим предводительством, моя королева».

Эвьен покидала его дом бледная, сжав губы и стараясь не выдавать своего разочарования. Ей так и не удалось ничего от него добиться, хотя Мередит уверяла, что отец резко осуждает развязывание внутренней войны. Эвьен ждала, что, почувствовав в королеве единомышленницу, Меремах окажется сговорчивее. Они кружили церемонными фразами, как кружат две акулы, выбирая удобный момент для атаки. Королеве было нужно, чтобы вывод о необходимости устранить короля произнес именно он, не она — слабая женщина, мать десяти детей. Меремах брать на себя такую ответственность не желал. У стен, в конце концов, тоже есть уши.

Меремах, оставшись один, негромко рассмеялся в усы. Королева, взбешенная пренебрежением Эволдо к своей персоне и его настойчивым желанием приблизить к себе Лангвидэр, скрывает ревность под интересами государства. В случае провала ее предприятия Эволдо велит казнить и виноватых, и непричастных, а чересчур политически активной жене и матери его наследников придется выбирать между монастырем и одной из глухих башен дворца, что раньше использовались как темницы. Старый адмирал не был готов класть голову на плаху ради женских склок.

Говоря о том, что сухопутная армия и флот никогда не пересекаются, он не так уж кривил душой. Названия городов, многократно повторяемые при дворе, для него были пустым звуком и характеризовались лишь одной чертой — «слишком далеко от побережья». Сухопутное командование не поддерживало короля уже давно, но деваться им было некуда. Эвьен сама не пойдет с ними на переговоры, она боится предательства — ей нужен посредник. При желании… при желании Меремах и мог бы ей помочь, проблема лишь в том, что он сам боялся предательства. Взаимоотношения эвийской аристократии последние несколько десятилетий прогнили настолько, что подозревать в измене приходилось даже собственную тень.

* * *

Первые новости, пришедшие от отправленных вглубь материка отрядов, были как нельзя более обнадеживающими. Армия подошла к Сентабе, где укрылся со своей семьей и ближайшим окружением Фертеб Або'Кенейя. Окутанная поднимавшейся из ущелья розоватой дымкой Сентаба вовсе не выглядела подготовленной ни к долгой осаде, ни к открытому штурму, — город скорее напоминал место отдыха. Закат делал ее золотистой, восход — полупрозрачной, и эвийские солдаты, окружившие город угрожающей дугой, немедленно принялись слать с места стоянки восторженные письма на побережье. Эвийцы умели ценить прекрасное. Боевой дух армии взлетел на недосягаемую высоту: они шли сюда, ожидая увидеть поросшие редким лишайником горы и мрачные полураскрошившиеся крепости, в которые нужно целиться из катапульт, а глазам открылось невиданное чудо, которое и атаковать-то — полная глупость. Вон она, как на ладони, вместо крепостной стены — ажурная решетка.

Эти новости значительно улучшили общее настроение и в королевском дворце. Эволдо, воодушевленный доступностью поставленной цели, приказал подготовить новый указ: немедленно взять Сентабу. После чего предполагалась пара дней на отдых и переход в сторону Карсальи. С этими новостями Его величество и направился вновь покорять сердце своей неприступной красавицы: Лангвидэр должна впечатлиться военными успехами.

Военные успехи государства, которое лишило ее родины, чужеземку не интересовали: она бы предпочла, чтобы всё прибрежное королевство целиком ушло под воду. О чем и сообщила вместо приветствия — естественно, через исполнительного механического переводчика (знакомого со всеми диалектами океана Нонестика, включая Пого, Конжо и землю Вообще-Нигде). Королю на миг захотелось встряхнуть ее за длинные волосы и вдолбить хотя бы элементарную вежливость, но он сдержался: чужеземка была красива и, кажется, приносила ему удачу, что бы там ни утверждала Эвьен.

Он добьется того, что эта женщина будет признана эвийской принцессой. Как родственница, заменит ему Эвьен и на публике, и наедине — но уже в несколько другом смысле.

— Завтра эвийские войска возьмут Сентабу, — Его величество даже не старался скрыть самодовольство. Он бросил на Лангвидэр быстрый взгляд: женщина стояла, сжав пальцы на перилах балкона и с отсутствующим видом рассматривая усыпанную крупными цветами ветку, склонявшуюся прямо к ее лицу. Молчала. Эти цветы интересуют ее больше, чем все обитатели дворца вместе взятые. Трогательная нежность к деревьям и цветам, спокойная снисходительность к этой вечно взъерошенной, похожей на цыпленка девочке, что прислуживает ей, и весь спектр — от холодного презрения до ненависти — к эвийской аристократии, включая короля, пытавшегося завоевать ее благосклонность, королеву, которая заочно ненавидит в ответ, и детей, что вообще не знают о гостье с островов ничего, кроме ее имени.

Механический болван переводил. С его медных уст слетали односложные ответы женщины, и за это безразличие с ее стороны Эволдо пару раз треснул Тик-Тока скипетром. Пока наконец Лангвидэр не перехватила его руку и не сжала на запястье тонкие прохладные пальцы. Ее сострадание.

— По случаю победы эвийской армии будет устроен парад на площади. Я рассчитываю на ваше общество, — король высвободил руку, отломил тонкую ветку с тремя распустившимися цветками. Время цветения городских магнолий подходило к концу, их запах становился тяжелее и слаще. Еще несколько дней — и белые облака, парившие над садами, скроют землю безжизненным покрывалом.

— Эвийской — армии — над — эвийцами? — монотонно перевел Тик-Ток, женщина чуть склонила голову. Ее проблемы этого государства не волновали, а разворачивающиеся события вызывали неясную, злую радость. Эволдо внимательно посмотрел ей в глаза. Сможет ли он, с помощью застывшего за спиной механического чучела, объяснить, что делает это из желания обеспечить ей будущее в этой стране?

— Вы еще не всё понимаете в происходящем вокруг вас, — он осторожно заправил в ее длинную косу тонкую гибкую веточку. Цветы ей шли — Эволдо неоднократно видел ее с украшенной магнолиями прической.

Она сама — белый цветок с желтой сердцевиной, что распускается однажды в год, впитывая солнечные лучи, а затем осыпается, исчезая и смешиваясь с пылью эвийской земли. Король Эволдо никогда не влюблялся надолго. О том, что будет с этой женщиной дальше, он не задумывался, ключ ее власти над его мыслями был в непримиримой ненависти пленницы с островов к прибрежному королевству и всему ее населению без разбора. Она должна сменить гнев на милость, стать ручной и покорной, лишь тогда этому цветку будет позволено осыпаться в пыль.

— Я — не — желаю — понимать.

Она разворачивается и уходит, длинный шлейф белого платья стелется за ней по полу. Уже за меньшее непочтение по отношению к королю любая из его предыдущих женщин давно была бы в лучшем случае выслана прочь от двора. Эту не волнует ее дальнейшая судьба, она уверена, что ничего хуже с ней уже не случится. Последовать просьбам Эвьен, казнить чужеземку в дворцовом подвале, где никто не услышит ее крика. Сломать белый цветок вместе с тонкой веткой, больше похожей на стебель, и древесина откроется беспомощной раной. Эта женщина, будь проклят Меремах со своими подарками, стала для короля воздухом.

Оставалось отвлекаться военными новостями: наутро армия готовилась штурмовать Сентабу. Судя по описаниям, приходившим из-под стен города, он не станет серьезной преградой. Его величество улыбнулся своим мыслям: нужно отправить под стены Сентабы гонца с приказом не разрушать город. Если она настолько красива, как ее описывают, она может затронуть сердце непостижимой Лангвидэр. Странно только, что наравне с неприступной столицей джинксландских феодалов к их владениям принадлежит эта ажурная игрушка, подходящая куда больше какой-нибудь богатой юной даме. Эвьен видела в этом плохое предзнаменование. Впрочем, со времени рождения дочери она во всем видела предвестие печалей, смерти и прочих жизненных неурядиц.

Первый из трех городов Або'Кенейя падет, не придется прибегать даже к помощи гномов. Иногда Эволдо даже казалось, что он поспешил, ввязавшись в столь сомнительный союз, однако Его величество успокаивал себя тем, что Сентаба — не последняя мишень на пути его доблестной армии. Ничто в прибрежном государстве не должно напоминать о людях, осмелившихся бросить вызов королю. Помимо Сентабы и Карсальи, крепости которой взбегали по отвесным склонам Короны Мира, джинксландцам принадлежал еще один город — Аттея, о которой в столице не знали практически ничего.

* * *

Едва король Эволдо исчезал из уединенных покоев чужеземки, она забывала о нем напрочь. Лангвидэр была единственной, кому на памяти Нанды удавалось так долго водить Его величество за нос, однако именно это умение госпожи ее и смущало, и пугало. Эволдо, разозленный ее неприступностью, мог оказаться опасен для дальнейшей жизни госпожи как во дворце, так и за его пределами. Самой Нанде уже не однажды приходило в голову, что было бы хорошо покинуть дворец и уехать из Эвны, поселиться где-нибудь в маленьком уединенном городке, чтобы больше не вспоминать ни о короле, ни о ком-либо еще из его многочисленного семейства.

Разумеется, она последует за госпожой. За то время, что девушка прислуживала чужеземке, она разучилась представлять свою жизнь без нее, без ее коротких рубленых приказов, тёмных глаз на восковом лице, без необходимости причесывать ее трижды в день и помогать выбирать наряды. Это был их уединенный маленький мир.

Суматоха во дворце стихала с наступлением сумерек. Торжественно укладывались спать многочисленные наследники, отбывали по домам придворные, удалялась в спальню Эвьен — ночи в цветущем городе были для нее мучительны. Лангвидэр ложилась с рассветом: лишь ночью она была предоставлена сама себе, не опасаясь очередного визита Его величества. Дворцовые ночи, где стихал даже ветер, отдавая Эвну во власть цветущих деревьев, немного мирили ее со страной, лишившей ее родины.

Когда дворец окончательно погружался в темноту, женщина обычно спускалась через балкон в сад. Здесь спадало, словно цепи, ее томное безразличие, служившее ей маской, Лангвидэр садилась на перила и, легко перекинув ноги наружу, спрыгивала на влажную, нагретую за день землю. Нанда молча следовала за ней, лишь тихо взволнованно хихикала — для нее такие вылазки были настоящим приключением.

Ночь была облачная. С улицы слабо мелькали отсветы оранжевых фонарей, однако не настолько, чтобы нарушить густую темноту. Вдоль забора расхаживали караульные, доносилось слабое бряцание их оружия. Лангвидэр отошла на несколько шагов от балкона, вытянув руку и осторожно касаясь стволов деревьев, чтобы ориентироваться в темноте. Земля сквозь тонкие плетеные сандалии была приятно-теплой.

— Нанда?

— Я здесь, госпожа, — девушка торопливо шагнула ближе, едва не врезавшись в ее спину. Смутилась и юркнула за ближайшее дерево, радуясь, что ночь скрывает ее неловкие движения. Лангвидэр не обратила внимания, только что-то негромко сказала, провела рукой по шершавой коре.

— Небо — похоже — на — клетку, — невозмутимо раздалось из открытого окна, и Нанда едва не подскочила. Она совсем забыла про медного человека, которого заводила лишь во время визитов короля. Обвивая одной рукой ствол дерева, Лангвидэр смотрела наверх.

— Она — говорит — даже — небо — я — не — понимаю — как — такое — может — быть.

— Заткнись, — несколько обиженно буркнула служанка. Лангвидэр не обратила внимания, требовательно протянула свободную руку. Девушка подошла ближе.

— Здесь все иначе, госпожа.

Как облегчить ее отчаяние, Нанда не знала. Иногда, лёжа ночью без сна, дочь придворного алхимика пыталась вообразить те далекие Саламандровы острова, на которые случай занес Меремаха. Армаду доблестного адмирала она представляла себе лишь понаслышке: говорили, что в своих пиратских набегах на обитаемые островки суши в океане Нонестика его подчиненные не знают жалости. Адмирал служил королю, а Эволдо требовал лишь выполнения приказов, каким образом — его не волновало. И Меремах исправно вёз ему рабов.

Неведомый Саламандров архипелаг представлялся Нанде цепочкой вулканических островов, каждый из которых можно пересечь за пару часов. Острова эти в ее воображении были покрыты густыми зарослями, которые плавно уходили под воду, как мифический Морской Лес, о котором рассказывали купцы с Корегоса, к которым Нанда бегала за специями. И госпожа была счастлива на этих островах.

Лангвидэр промолчала. Вряд ли она поняла, возможно, догадалась, возможно, и не слушала вовсе. Она стояла, запрокинув голову, рассматривая черное небо сквозь неподвижные ветви усыпанных белыми цветами деревьев. Из всех городов королевства Эв только в столице было столько садов. Со стороны дворца не горело ни единого огонька, белые цветы казались призрачными. Над Эвной плыл их запах. В последние дни своего цветения магнолии вкладывали всю свою власть над этим городом.

Нанда едва не вздрогнула, когда тонкие пальцы женщины коснулись ее волос. Лангвидэр не смотрела на нее, она продолжала, подняв голову, изучать взглядом темное небо в переплетении ветвей. Клетка… после крошечных островов где-то на просторах океана Нонестика роскошный, утопающий в зелени город дворцов и парков, где у ее ног сам король Эволдо, — всего лишь клетка. Золотая. У Нанды пылали щеки. Ей хотелось схватить эту узкую ладонь, покрывая горячими поцелуями, привычно бормотать всякий бред, лишь бы выдернуть госпожу из отчаянного одиночества, разделить с ней ее боль. Нанда не находила в себе сил даже пошевелиться.

— Моя госпожа…

Лангвидэр коснулась пальцем ее губ, заставляя замолчать, и девушка послушно затихла. Лицо госпожи в темноте казалось одного цвета с белыми лепестками магнолий, призрачно-восковое, тоже выглядело нереальным. Нанда внезапно осознала, что даже упади сейчас королевский дворец в подземелья гномов, она бы этого не заметила: ее реальность сейчас составляла лишь высокая фигура женщины рядом, тонкие пальцы в волосах и тихий шепот лепестков в неподвижном воздухе.

Меремах привез пленницу с островов на краткий взлет и скорую смерть. Но даже Меремах не знал, что без ее непосредственного участия, одним ее именем размеренная жизнь столицы окажется бесцеремонно нарушена.

Сколько прошло времени, Нанда не знала. Она стояла, затаившись, опасаясь нарушить размышления госпожи, Лангвидэр же, казалось, вообще про нее забыла. Небо над океаном начинало светлеть. Порыв ветра, пронесшийся в сторону океана, всколыхнул неподвижный сад, срывая с деревьев густое облако лепестков. Рассыпающиеся цветы дождем хлынули сверху, путаясь в длинных волосах Лангвидэр, — женщина помотала головой и неожиданно тихо рассмеялась, когда лепестки заскользили по лицу, по голым рукам, теплые, еще живые.

Время магнолий истекало.

Еще несколько дней — и от былого величия останется лишь сухая белая пыль под ногами.

Лангвидэр улыбалась. Ветер унесся так же внезапно, как и появился, и цветочный дождь стих вместе с ним, с тихим шелестом оседая в траву. Длинный шлейф платья чужеземки и земля у ее ног были сплошь усыпаны ворохом лепестков. Нанде на миг показалось, что для госпожи сейчас не существует ни ненавидимого ею прибрежного государства, ни материка вообще, что еще миг — и королевская пленница сама взметнется цветочной россыпью и исчезнет в небе.

Лангвидэр улыбалась. Деревья цвели в этом городе словно в последний раз.

Она развернулась и, поманив за собой Нанду, направилась в сторону дворца. Горизонт светлел, еще час — и столица начнет оживать.