Пиковая дама (джен)

Большие напольные часы отбили семь ударов, отчего Анисий разнервничался ещё сильнее. Да и как прикажете не волноваться, когда меньше, чем через час, придётся предстать перед высшим светом. Роль ему отводилась небольшая, но важная — весь вечер предстояло строить из себя лакея, да не абы какого, а наилучшего. Французским Тюльпанов владел вполне себе сносно, а с выкрашенными в черный цвет и уложенными по последней моде волосами, да в новой ливрее и вовсе был неотличим от лакеев высокородных господ. В роли же высокородного господина выступал Эраст Петрович Фандорин, который, впрочем, в целях конспирации также несколько приукрасил свою и без того примечательную внешность. Седина на висках исчезла, нос приобрел характерную горбинку, а небольшая бородка и вовсе изменила черты лица до неузнаваемости. Представлять его следовало как князя Ставрыгина, только что вернувшегося с более чем десятилетней дипломатической службы в Турции, в доказательство чего на груди новоявленного князя красовался орден меджидие, выданный самим великим визирем ат-Туниси Ибрахим Эдхем-пашой, за особые заслуги при установлении мирных отношений. Справедливости ради стоит сказать, что орден был настоящим, вот только получил его не Ставрыгин, с которым Фандорину посчастливилось служить во времена русско-турецкой войны, а он сам.

Причиной для сего маскарада послужили события вчерашнего вечера, а точнее говоря, найденная по счастливой случайности, или скорее даже по неосторожности Анисия, улика. В конверте, обнаруженном накануне в кабинете Никитина, оказалось не что иное, как игральная карта. Вот только не банальная там семерка или ещё какая мелочь, а дама, да к тому же самой что ни на есть коварной масти — пиковой. И ладно бы, коли всё дело было в «черной вдове», как её порой называли, так нет же, кто-то ещё и замазал ей глаза черными чернилами, отчего вид у рисованной барышни, откровенно говоря, был пугающий. Как удалось узнать от прислуги графа Никитина, конверт был доставлен через пару часов после того, как он сам отправился якобы в клуб, где каждую среду собирался с друзьями на карточную игру. Очевидно, что тот далеко не всегда действительно проводил вечера за игрой, иначе как могло случиться, что его тело было найдено в заведении мадам Аннабель, но если где ещё и можно было найти ответы, то только в том самом клубе.

Именно туда они сейчас и собирались. Приглашение было получено благодаря стараниям генерал-губернатора, а для того, чтобы не пугать людей расспросами, Эраст Петрович и задумал все эти переодевания — его личность была уж больно хорошо известна и откровенничать с чиновником для особых поручений вряд ли бы кто согласился по доброй воле.

К тому моменту, когда они прибыли в игральный клуб, зала была уже почти полной. От царившей вокруг роскоши у губернского секретаря перехватило дыхание — огромные хрустальные люстры, свисавшие с расписного потолка, заливали зал мягким светом, то тут, то там поблескивали золоченые запонки, всюду сновала прислуга с подносами, заставленными бокалами с шампанским.

̶ Тюльпанов, прекратите пялиться и не забывайте, зачем мы здесь, — Анисий стряхнул с себя наваждение и последовал за шефом, который не колеблясь отправился к самому центральному столу.

Одного из сидевших за игральным столом он узнал сразу же. Его превосходительство генерал-лейтенант Корнеев частенько бывал у Долгорукого. Анисий, замерев от страха, что их конспирация вот-вот раскроется, быстро взглянул на шефа. Тот, как ни в чем не бывало, стоял у стола и внимательно наблюдал за игрой.

Шёл очередной тур в квинтич*, когда один из игроков, громко ругаясь, бросил карты на стол и, извинившись, направился к бару. Недолго думая, Фандорин опустился в ближайшее к нему кресло и представившись предложил себя на замену. Правила игры были просты, да и успех зависел исключительно от фортуны, а потому Анисий за шефа не волновался: был у того чудесный дар — азартные игры не любил, но всегда в них выигрывал.

Дождавшись, когда будет роздан первый круг, Фандорин кивнул напарнику, чтобы тот отправлялся. Был у них такой уговор — пока шеф расспрашивает высокопоставленных особ, второй наводит справки у служащих.

А спросить действительно было что. Швейцар, проникшись симпатией к вежливому пареньку (обычно лакеи знатных господ вели себя чуть ли не как эти самые господа — заносчиво и обращаясь свысока), рассказал, что на днях помер важный человек, бывший их постоянным клиентом — граф Никитин. Отзывался о нём тепло, как о человеке щедром, да жалел беднягу — только тот хворать перестал, а тут такое. Когда Анисий попытался уточнить, чем болел граф (никто из прислуги Никитина об этом не говорил), швейцар ответил, что не знает, но в последние пару месяцев тот был очень бледен, когда приходил в клуб и выздоровел лишь недавно — аккурат после ограбления. Отметив про себя этот интересный факт, Анисий отправился дальше и познакомился с прехорошенькой девушкой, разливавшей за барной стойкой вино. Очаровательницу звали Настенькой. Толку от неё по интересовавшему его делу не было, зато удалось заполучить адресок, где она проживала — уговорились встретиться на той неделе. У самого столика, за которым играл шеф, он споткнулся и едва не облил вином отходившего было господина. Пока Тюльпанов вспоминал, как на французском будет «простите меня великодушно» — а господин казался иностранцем — тот отвернулся и пошёл прочь, даже не удостоив его взглядом.

А меж тем, Эраст Петрович и вправду справлялся недурственно. Мало того, что фишек перед ним прибавилось, так ещё и разговор зашел в нужное русло, причём совершенно не по его инициативе. В очередной раз собрав выигрышную комбинацию карт, дававшую двадцать одно очко, он обратился к сидевшему напротив Корнееву, который так и не распознал в импозантном дипломате Фандорина:

̶ Так вы говорите, Петр Сергеевич должны были сегодня прийти? — обычный баритон детектива сейчас звучал ниже и с хрипотцой.

̶ Во всяком случае, он бывает здесь через день, как и я. Когда вы подошли, мы как раз ожидали его, чтобы отыграться — в прошлый раз разбил нас на голову, да, правда, выигрыш свой так и не забрал.

̶ Отчего же?

̶ Да кто же его знает. Сидели тут, играли спокойно, а как раздали по четвертому кругу, подскочил, словно привидение увидел, да бросился к дверям, даже карты свои не вернул. Может забыл чего сделать, а тут вспомнил… А утром стало известно, что ещё и Никитин отошёл в мир иной, земля ему пухом. То-то он наверное расстроился, друзьями они были, да что поделаешь, смерть на то не смотрит ведь.

Для виду и поднятия морального духа игроков, Эраст Петрович намеренно проиграл пару раз, и сославшись на дела, вышел из-за стола.

Усевшись в экипаж, Фандорин с Тюльпановым напрямую отправились к дому Петра Сергеевича Антошина, решив, что тот мог пролить свет на происходящие события, раз был ближе всех знаком с Никитиным. Шеф выглядел задумчиво и явно к разговорам расположен не был, а потому Анисий позволил себе немного расслабиться и помечтать о голубоглазой Настеньке. Достав конверт, на котором юная барышня написала свой адресок, он любовно посмотрел на неровные строчки, рисуя в воображении картины идиллического будущего с потенциальной госпожой Тюльпановой.

̶ Позвольте, — Эраст Петрович легко перехватил конверт у онемевшего от изумления помощника и, поднеся бумагу к носу, принюхался, — где вы это взяли? — наконец спросил он, тщательно изучая находку.

̶ Ну… — засмущался Анисий, предвкушая лекцию в духе «не за тем мы туда ходили», — была там одна барышня…

̶ Так это из клуба? — не обратив ни малейшего внимания на упоминание Настеньки, переспросил Фандорин.

̶ Ну да, на баре лежат, мало ли вдруг из клиентов кому срочно послание написать понадобится.

̶ Тюльпанов, Тюльпанов, — покачал головой шеф, — вы ничего не заметили? — увидев непонимающий взгляд Анисия, он продолжил, — конверт точь-в-точь такой же, как и тот, в котором прислали Никитину карту — та же бумага, тот же легкий аромат сирени, его определенно взяли из игрального дома. Возможно, это даже был Антошин, и его исчезновение накануне гибели Никитина может быть совсем не случайным.

Всю оставшуюся дорогу они проехали молча, каждый в своих думах.

Особняк Антошина находился на самой окраине Москвы, посреди бурно разросшейся сосновой рощи. На дверной звонок, сделанный по старинке — колокольчик с отходящим от него шнурком — открыл седой как лунь старик, одетый в богато вышитую ливрею. К хозяину не пускал, сказав, что не велено, но, увидев грамоту от самого Долгорукого, всё же отступил. Недовольно бурча, старик повел их по длинным коридорам, коротко отвечая на расспросы.

̶ Так Антошин не выходил в тот день больше из дома? — спросил Фандорин, имея в виду вечер, когда тот поспешно уехал из игрального дома.

̶ Не выходили. Да что тут говорить, с того дня его светлость вообще не покидали опочивальни.

̶ Как так? — удивился Анисий.

̶ Да как есть, — недовольно взглянув на чрезмерно любопытного посетителя, ответил старик, — а с утра и кушать отказались — вон и поднос с обеда нетронутым стоит, — кривым пальцем указал он на тележку, стоявшую перед дверью в конце коридора.

̶ Странно, — Фандорин метнулся к двери и тихо постучал, — вы сегодня с ним разговаривали? — обернулся он к лакею, когда из комнаты никто не ответил.

̶ Никак нет. Его светлость еще с вечера велели не беспокоить, — напыщенность старика словно ветром сдуло, и было видно, как он весь побледнел — видать и сам понял, что дело нечисто.

Поскольку Антошин не отозвался ни на второй, ни даже на третий раз, было решено двери открыть без его на то разрешения под ответственность Фандорина. Отойдя чуток в сторонку, Анисий наблюдал, как шеф под невнятное бормотание лакея, походившее вроде как на молитву, отпирает замок взявшимися неизвестно откуда отмычками. Когда тяжелая дверь скрипнула на петлях, все трое зашли в погруженную во мрак комнату, да так сразу и выскочили обратно — невероятное зловонье исходило от кровати, под одеялами которой угадывался человеческий силуэт.

̶ Да как же это! На что ты нас покинул, батюшка! — завывая не хуже деревенской бабы, рыдал в коридоре убитый горем старик.

Успокаивать Тюльпанов не умел, да и не больно-то хотелось, а потому, превозмогая тошноту, последовал за шефом, внимательно изучавшим тело. Широкое одутловатое лицо трупа, в котором лакей опознал хозяина, покрылось безобразными синюшными пятнами, и без того не маленький живот раздулся еще больше, руки и ноги задеревенели. По всему было видно, что Антошин лежал уж не первый день, хотя Степан Степаныч, а именно так звали старика, клялся и божился, что разговаривал с ним не далее, чем накануне вечером и даже когда под утро заходил поменять судно, тот ещё дышал.

Когда за телом спустя пару часов прибыли из жандармерии, картина была уже более-менее ясна.

Управление Эраст Петрович намеренно велел оповестить чуть позднее — мертвому оно бы уже никак не помогло, зато теперь было время собрать все улики, пока их не затоптали. Прибывший по личной просьбе Фандорина Егор Виллемович подтвердил, что как и в случае с Никитиным, Антошин скончался от сердца, что было странно для его довольно молодых лет. Что было ещё более странно, так это то, что время смерти опять же никак не совпадало с показаниями свидетеля — будто пропали куда целые сутки, за которые тело могло стать таким «несвежим», как выразился эксперт.

Интересной также оказалась и находка, обнаруженная в кармане ночного халата Антошина, валявшегося на соседствующим с кроватью кресле. Четыре измятые карты очевидно были прихвачены им с той самой последней партии, о которой Фандорину рассказывал Корнеев не далее, чем этим вечером. И наверняка Антошин обрадовался бы очередному выигрышу, ведь сумма карт давала заветное двадцать одно очко, если бы среди них не было пиковой дамы с черными дырами вместо глаз.

*Квинтич — азартная карточная игра, основной целью которой является собрать карты, сумма которых составляет 21 очко.