Путешествуя по мирам (джен)

…It finally happened, I’m slightly mad, just very slightly mad

And now you have it…

(Queen «I’m going slightly mad»)

Январь

Северус с Еленой ужинали в директорских апартаментах. Детей забрал на три дня дед, так что у мужа с женой появился редкий шанс побыть вдвоём. Четверо отпрысков — это здорово, но как же хлопотно! Бывают редкие и короткие периоды затишья, но в целом никакого покоя. Себе не принадлежишь, побыть в одиночестве удаётся редко. Дом соединён порталом с директорскими покоями, детей по закону великой подлости так и раздирает нужда в родителях как раз в тот момент, когда те страшно заняты. Например, когда Северус должен проверять расписание уроков — естественно, спорное, или когда Елена реставрирует особенно ценный фолиант. Или когда, уложив детей спать, Северус с Еленой только прильнули друг к другу, вдруг слышится приближающийся топот ног. Так было две недели назад. Джулиан с выпученными глазами влетел к родителям и заорал: «Фиону схватило одеяло!» Северус прямо в исподнем кинулся в детскую. Старшая дочь, сопя, пыталась выдраться из одеяла, окутавшего её наподобие кокона. Зрелище было жутковатое, потому что вся постель казалась живой, а одеяло напоминала удава, заглатывающего жертву. Северус ликвидировал безобразие, выяснил предысторию, отчитал детей и вернулся в спальню. Укладываясь, они с Еленой согласно пришли к выводу, что в жизни каждого мага бывает момент, когда хочется на собственных потомков наложить заклятье «Остолбеней» или «Империус»… Иной раз Северус задавался вопросом, как это они с Еленой умудрились зачать младших, когда неугомонные старшие постоянно везде суют свой нос. Наверное, когда те гостили у деда... И неизвестно ещё, какая пара детей более беспокойная. Недавно Лео, всегда отличавшийся хорошим аппетитом, вдруг стал капризничать: «Не буду курицу! Она сладкая! Не буду суп, он сладкий!» Так продолжалось три дня, пока Елена не сообразила, что вся пища, которую младший сын брал в рот, приобретала у него вкус и запах шоколада. Пришлось голову поломать, как расколдовать Лео. Северус, хотя должен был бы привыкнуть, до сих пор диву давался, какие фантастические результаты даёт спонтанная магия… Сейчас можно отдохнуть, неспешно поговорить, зная, что никто не ворвётся…

— Северус, я на днях видела Гермиону. Она очень тепло говорила о тебе.

— Ты имеешь в виду, Гермиону Грейнджер? Или Герми Кристо?

— Гермиону Уизли, Северус. Обед с тобой произвёл на неё огромное впечатление.

— Это что, лесть?

— Почему сразу лесть? Восторг! Она показала мне книгу, которую ты подарил. Ты, как в средневековой балладе поётся, «взял её сердце в полон»: «Британия магов: взгляд с другой стороны», надо же!

— А что именно тебя смутило? Что я сделал ей подарок или что она в восхищении?

— Не будь колючкой. Ничего меня не смутило. Просто я всегда радуюсь, когда ты налаживаешь отношения с людьми. Гермионе — и такую редкую книгу! Да она мечтала её заполучить. Мы с ней как-то говорили об истории магической Британии и пришли к выводу, что едва ли не все английские книги на эту тему очень субъективны. А у этого француза взгляд критичный, и при том взвешенный. Отличное исследование!

— Я знал, что дарить, — Северус улыбнулся. — Тем более миссис Уизли. Она рассказывала тебе, о чём мы говорили? — он остро глянул на жену.

— Сказала, что понимает, почему я вышла за тебя замуж. И что во время беседы проявилось твоё истинное «я», которое ты искусно прятал, когда учил её. И что теперь она тебя ещё больше уважает. И что ты открылся ей как потрясающе искренний человек. Когда она говорила, я раздувалась от гордости за тебя.

— Может быть, мне опустить глаза долу и засмущаться, шаркая ножкой?

— Не льсти себе, тебя смутить невозможно. Ты покорил Гермиону через десять лет после того, как она окончила школу. Это достижение!

— Я же не так обаятелен, как ты. Ты её покорила гораздо раньше. Она мне сказала, что ценит твою роль в жизни семьи Уизли. Она знает, что Фреда Уизли...

Елена взвилась, словно муж спицей ткнул:

— Какой Фред? Ну какой Фред? Что? Ну зачем Фред? — она даже вилку уронила.

— Уж передо мной могла бы и не ломать комедию, — хмыкнув, заметил Северус.

Елена замолчала, нахмурилась. Почему-то её всегда злят всякие упоминания о том, что она делала во время последней битвы. Забавно получается: Джинни Поттер не выносит Снейпов, не зная, что Елена спасла её брата. А Гермиона, судя по её вопросам, отлично во всём разобралась, но хранит тайну… Северус взял жену за руку и, поглаживая, успокаивающе сказал:

— Да успокойся, успокойся. Не сердись. Никто ничего не знает, у Гермионы лишь подозрения. Я прикинулся, что не понимаю намёков.

— Она ведь меня спрашивала про Фреда. Я ей сказала, что в него попали «Псевдомортой», и потому они приняли его за мертвеца, — заговорила жена. — Гермиона интересовалась, может ли тело пострадать после «Псевдоморты». Ведь рану тогда промывала Фреду именно она, и заметила, что кожа была содрана не как обычно при падении. Я еле отбилась. Она легилименцией владеет?

— Не знаю. Если только муж или друг её учили. Но они оба в легилименции слабоваты. Да забудь ты про это. Пусть Гермиона подозревает, сколько хочет, тебе-то что? — разговаривая, Северус не выпускал руку жены из своей. — Ты же ничего не подтверждаешь… Переменим место? Иди сюда.

Они переместились на диван и приняли излюбленную позу: забрались с ногами и уселись, обнявшись. Это наполняло ощущением уюта. Маг задержал дыхание, а потом медленно вдохнул, наслаждаясь запахом Елены. Северуса влекло прикасаться к жене и детям, он чувствовал покой и напитывался силой. Разве мог подумать когда-нибудь, что в общении с родными, и даже с тестем, будет ориентироваться на прикосновения и запахи? Так было не всегда, конечно. Вспомнить первые полтора года брака, когда его страшно напрягало постоянное присутствие чужого человека… Сейчас-то Северус понимал, почему так происходит… Его тянуло говорить:

— Я всё же решился на реформы, — они это уже обсуждали, но до окончательного варианта Северус не доходил. Не то чтобы нужен совет — за полгода он успел и обдумать всё, и план набросать — но Елена умеет задавать неожиданные вопросы. Она слабое звено чует и указывает, так что можно заранее отточить аргументы. Изменения необходимы. Хогвартс — сердце магической Британии, Северус должен следить за его работой, направлять и контролировать.

— И с чего начнёшь?

—Увеличу количество учителей. Сама знаешь, у всех огромная нагрузка, не успеваем за детьми наблюдать. Это никуда не годится. А ещё старост буду выбирать не из лучших учеников, а из тех, кто умеет с людьми ладить и кто хочет возиться с детьми. Старост на каждом факультете будет не меньше двух или трёх.

— А деканы-то согласятся? Слизнорт, конечно, да. Он всегда за тебя горой. А Макгонагалл? Скажет, ты властью злоупотребляешь. Скажет, что трое старост на одном факультете — нарушение традиций.

— Я уже говорил с учителями. Теперь все приносят предложения. Как ни странно, Трелони высказала несколько дельных мыслей, и Хагрид тоже.

— А кого ты хочешь позвать в помощь профессору Слизнорту? Три претендента!

— Сполдинга.

Дугласа Сполдинга Северус знал шесть лет. Они познакомились на конференции зельеваров, с тех пор переписывались и не реже четырёх-пяти раз в год встречались. Нужно переманить его, только и всего. Сполдинг, хотя и работал всё время в лаборатории концерна «Магические препараты», сам говорил, что предпочёл бы учительство. А Северусу свои люди в Хогвартсе ох как нужны.

— Но он же американец. Чужак, который учился в американской школе, не знает особенностей Хогвартса.

— Зато и не заражён нашими стереотипами, всеми этими «чистокровный», «полукровка», «за», «против», и все отделения школы для него равноценны... Тебе не нравится Сполдинг?

— Почему же. Очень дельный человек, только вот, мне кажется, строгий. Помнишь, как он со своими племянниками управлялся?

— Строгость никому ещё не мешала. А ещё я хочу пригласить Лонгботтома. Отличный герболог, и с людьми умеет ладить.

— Северус, но ведь Лонгботтом слишком мягкий. Дети его не будут слушаться.

— Ошибаешься. Будут, он же герой. Мягкий-то мягкий, но умеет быть суровым. А потом, школе нужны мужчины. Нас со Слизнортом, Флитвиком и мракоборцами, приходящими вести ЗОТИ, мало.

Они помолчали.

— Жду возражений.

— Их не будет, Северус. А ЗОТИ кому поручишь? У старших ты, а младших и средних кому отдашь?

— Опять ты об этом больном вопросе! Лучший, но невозможный вариант — это Гренджер, чёрт, Уизли или Поттер. Вообще-то все, кого я хотел бы видеть учителями этого предмета, работают под началом Торна. Представь себе, Амбридж подала свою кандидатуру!

— А ты её возьми, — невинно предложила жена.

— Плохая идея. Амбридж не будет хорошим тренажёром, она слишком медленно соображает. Разве только для первокурсников, — серьёзно сказал Северус. — А больше она ни на что не годится.

Елена тотчас представила картинку, Северус поймал её в разуме жены, и оба рассмеялись.

— Пригласи Джинни Поттер. Какой классный у неё летучемышиный сглаз!

— Тогда мне придётся каждый день покупать новые мантии, а тебе, милая, — всякий раз, как миссис Поттер тебя увидит. Она их все взглядом прожжёт. Летучие мыши не страшны, но вот её гнев может доставить хлопоты.

— Не понимаю, почему это она к нам так неравнодушна.

Северус-то понимал. Несколько раз он поставил Джинни в неловкое положение, причём однажды — сознательно. Два случая были связаны с детьми. Северус отправился с первенцами в «Волшебные вредилки» близнецов Уизли, и там повстречал Джинни с Джеймсом. Тот раскапризничался, и мать не могла унять его. Джеймс мощным спонтанным колдовством прилепился к стойке с игрушками и расшумелся. Будь это магловский магазин, мало кто выказал бы неудовольствие. Но в магическом обществе иначе, и вот на Джинни стали неодобрительно оглядываться, подавать советы, а кое-кто даже вслух возмутился. Северус дождался пика слёз и криков, подошёл к мальчику, в пять-шесть слов успокоил его и расколдовал. Ни то, ни другое не удавалось ни Джинни, ни даже хозяевам. А кроме того, Снейпы-то (на тот момент младшие) вели себя, как и полагается воспитанным детям. Каким взглядом наградила его тогда миссис Поттер! Она, конечно, на словах поблагодарила, но так посмотрела… Елена не одобрила бы этот поступок, сказала б, что Северус выпендривался. Да хоть бы и так, почему нет? Сколько времени прошло, а картинка до сих пор перед глазами, и вспомнить приятно… А первый раз был давным-давно в детском отделении больницы Святого Мунго. Джинни ждала очереди с плачущим Джеймсом, который тогда ещё говорить не умел. Северус пришёл вместе с Еленой, чтобы показать первенцев целителю. Он вообще по возможности не отказывался возиться с детьми, трясся над ними, как орёл над гнездом, и боялся отпускать из дома. Северус даже ловил себя на мысли, что ему спокойнее, если дети с ним, а не с матерью. Теперь-то ясна причина... Тогда в больнице его бывшие ученицы, а ныне мамы, во все глаза пялились: Снейп-папа — фантастическое зрелище! Он разозлился. Пока Елена с Джулианом была у врача, болтал с дочерью. Фиона с Джулианом заговорили рано, почти одновременно, сразу предложениями, и все буквы выговаривали, хотя у Фионы «r» больше походила на французскую. Снейпы-младшие вызывали у окружающих умиление: мелкие, они казались моложе своего возраста, но речь у них была — заслушаешься! Джеймс Поттер хныкал и хныкал, а Фиона своим звонким голоском спрашивала, почему мальчик плачет. Издёрганная Джинни Поттер не знала, что делать: сын вырывался из рук, стремился бежать куда-то. Северус отловил его, присел на корточки и при помощи легилименции успокоил, попутно узнав, что у мальчика болит. У миссис Поттер это вызвало двойственные чувства: и благодарность, и раздражение. Ведь Снейп, чужой человек, смог сделать то, чего она не сумела. А ещё он проник в разум её сына! Но этим причины неприязни не исчерпывались: никакая встреча не обходилась без колкостей. Последняя маленькая стычка произошла недавно в магазине готовой одежды. Принц Джулиан назвал Артура Уизли «подкаблучником», и это случайно долетело до ушей его дочери. Сказал-то тесть это Северусу вполголоса, но, как назло, миссис Поттер услышала. Тут же в адрес принца полетела шпилька, тот отшутился, но нарвался на остроту. Елене об этом не рассказывали. Да и другие примеры были… Конечно, любви к Снейпам у миссис Поттер не прибавилось. Но она, в конечном счёте, Северуса особенно и не волновала... Вот Гермиона Уизли или Гарри Поттер, или Невилл Лонгботтом — дело другое.

Июнь

Невилл сидел в гостях у Гарри и Джинни, Рон и Гермиона Уизли тоже были здесь.

— У меня поразительные новости! — рассказывал Невилл. — Вообразите, я на днях был дома у Снейпа! Он прислал мне неофициальное приглашение не как директор Хогвартса, а как профессор Северус Снейп. Прибыл я, звоню, он сам дверь открывает! Вы можете себе представить любезного и обходительного Снейпа?

— Не знаю, — протянул Гарри. — Он теперь держится отстранённо вежливо, если не принимать во внимание его сарказм. И сарказм-то его теперь не оскорбительный.

— Ещё бы! Это он ученикам мог грубить, но мы-то — взрослые люди… В общем, он именно таким и был — сама вежливость! Я как его увидел, поразился: он был в магловских брюках и рубашке, а волосы в хвост завязал! С другой стороны, как ему ещё одеваться, если они живут в Годриковой лощине? Прошли мы в его кабинет, он напитки предложил…

— Наверное, Снейп свихнулся, — заметил Рон.

— Рон, — укоризненно вставила Гермиона.

— Да вы вспомните, как он всё цеплялся к Невиллу!

— А он с этого и начал. Припомнил, сколько я от него натерпелся и попросил прощения!

Тут Гарри с Гермионой переглянулись, и Гермиона сказала:

— Он и мне, и Гарри принёс извинения.

— Но вы нам ничего не сказали! — возмутилась Джинни.

— Потому что это были личные беседы, — пояснил Гарри. — Сначала его слова нужно было переварить. К тому же, Джинни, ты его терпеть не можешь.

— А ты, выходит, полюбил? Уверена: он тебе сплёл какую-нибудь витиеватую сказочку.

— Я стал к нему иначе относиться, — Гарри проигнорировал укол и не стал вдаваться в объяснения.

— И что, он просто так вот и стал извиняться? — спросил Рон. — И когда?

— После того как мы сдали квалификационный допуск по окклюменции.

— В том году! Ну ты, Гарри, и друг! Ни полслова не сказал.

— Я был поражён. Я и сейчас могу эту беседу почти целиком вспомнить, так она меня потрясла. Он довольно долго говорил, и ему это с трудом давалось. Он сильно волновался… А в конце протянул мне руку и сказал, что поймёт, если я её не приму.

— А ты?

— А я пожал ему руку.

— А я с ним столкнулась в библиотеке, с полгода назад, — рассказывала Гермиона. — Он спросил, есть ли у меня время, и пригласил на обед. И заговорил о том, что не может простить себе, как обращался с нами в школе. Особенно он переживал за тот случай на четвёртом курсе, когда у меня клыки выросли. Гарри с Малфоем вытащили палочки, и заклятье Гарри попало в Гойла, а заклятье Малфоя — в меня. А он содрал с Гриффиндора пятьдесят очков. Помните? В знак примирения он подарил мне книгу. И тоже сказал, что поймёт, если я не приму оправданий.

— То-то вы с Гарри всякий раз твердите, что Снейп не так уж и плох, — заметила Джинни. — Рассказывай, Невилл, не томи.

— Ну вот, начал он припоминать, как привязывался ко мне в школе, и стал извиняться. Причём так, что, мол, если я смогу его простить. Когда он об этом говорил, видно было, что нервничает. Он резко осуждал себя тогдашнего. И ещё сказал, что вполне понимает, если я испытываю к нему неприязнь… А потом он предложил мне место профессора травологии в Хогвартсе! Выяснилось, профессор Спраут последнее время себя не очень хорошо чувствует, и хотела бы разделить курсы с коллегой. Оказывается, он считает меня талантливым гербологом, следил за моими достижениями и потому рад был бы заполучить в Хогвартс такого блестящего специалиста, как я! Это я вам передаю его собственные слова.

— Точно свихнулся. Только в ту сторону, в какую надо, — повторил Рон.

— Так вот прямо и сказал? Что ты блестящий специалист? — друзья были удивлены. Гарри с Гермионой, впрочем, в меньшей степени, чем их «вторые половины».

— Да.

— Наверное, тебя Спраут порекомендовала.

— Я тоже так подумал сначала, но он обмолвился, что это была его идея. А пришла она ему в голову после того как они побывали на «Ферме уникальных растений». Они всей семьёй приехали, была моя очередь, и я повёл экскурсию. Он сказал, что я очень хорошо всё объяснял, и что здорово управляюсь с толпой народа… Мы с ним беседовали часа четыре! Как мастер зелий, он хорошо разбирается в свойствах растений, мы обсуждали мои статьи в «Адонисе» (1)! Потом он достал каталог, который к этому журналу прилагается, и стали мы его рассматривать. Если, говорит, вы согласитесь стать профессором Хогвартса, будем закупать редкие растения, и новую теплицу построим, наконец, и по тем чертежам, которые вы, Невилл, предлагали. Сам я, говорит, этим заниматься не могу, а вам по силам.

— Это фантастика!

— И вот на это посмотрите, — Невилл показал им разворот журнала «Зельеварение». — Снейп в своей статье на мою ссылается и предлагает обратить внимание на мои выводы.

— Я ни разу не слышала, чтобы Снейп хвалил кого-то! — воскликнула Джинни.

— А как у него дома? Так же мрачно, как в кабинете? — задал вопрос Рон.

— Ничего подобного. Но дом у них не совсем обычный: он наполовину магловский. Например, там есть электричество и магловские приборы вроде телевизора. А ещё меня удивило его отношение к детям. Я думал, там все по струнке ходят, и что отца боятся.

И Невилл рассказал, чему был свидетелем. Эта картина так и стояла перед глазами. Они со Снейпом разговаривали в кабинете на первом этаже. Собеседники сидели за столом друг напротив друга, потягивая белое вино. Вдруг раздались шаги, дверь без стука открылась, и в комнату ввалились дети Снейпа. Пока они не заговорили, Невилл не разобрал, кто мальчик, а кто девочка: оба были одеты в шорты, футболки и кроссовки, оба с волосами длиннее плеч. Один ребёнок вёл плачущего другого, поддерживая под мышки, и лицо у него было отчаянное. У плачущего (или плачущей) было сильно разбиты колени и плечо, не считая ссадин на руках и ногах. Несколько секунд Снейп, онемев и забыв дышать, с ужасом смотрел на раны ребёнка. Невилл поймал, ему подумалось, чуждое этому лицу выражение, и смутился, будто подглядел что-то сокровенное.

— Мерлин мой, Фиона! — панически воскликнул Снейп, сорвался с места, усадил дочку на диван и стал осматривать. Сам присел на корточки. Боль дочери отражалась на его лице, как в зеркале. Длилось это недолго, он взял себя в руки и заговорил сочувствующе, без волнения:

— Сейчас посмотрим, успокойся.

— Па-а-па, я упа-а-ла, больно, — плакала дочь. — И ло-о-кти… ободра-ла-а-а…

— Пап, я её предупреждал! — с отчаянием говорил мальчик. — Я так за неё испугался! Она ничего не сломала?

— Тихо, тихо, Фи, успокойся, — ласково повторял Снейп. — Всё цело, только кожу содрала. — Снейп особым образом щёлкнул пальцами, в руке тотчас оказался пузырёк с жидкостью и вата.

— Папа, бо-о-ольно, — одну руку девочка положила на плечо отцу, а второй отпихивала вату.

— Сейчас промоем, потом заклеим, и всё, — мягко приговаривал Снейп, осторожно смывая грязь с коленки дочери. — Джулиан, поможешь? — и передал сыну смоченный тампон. Тот осторожно стал протирать ссадину на руке сестры.

— Щиплет, щиплет! Подуйте, подуйте! — отец и брат дружно стали дуть на раны. Девочка уже не плакала, только всхлипывала.

Невилл растерянно наблюдал семейную идиллию. Он никогда не видел грозу школы, самого ненавистного и злого учителя таким. Да какое «не видел»! Не думал о нём как об… об обычном, таком же, как он сам, человеке с понятными чувствами!

Снейп умело обработал раны дочери и успокоил её. К концу процедуры она уже и всхлипывать перестала, только дыхание ещё не выровнялось. Она начала рассказывать:

— Я упала с велика Мо. Там, где сход к речке, на тропинке. Поехала вниз, а там повороты, и я испугалась и на тормоза нажала…

— Там же такая крутизна! — воскликнул Снейп.

— Она перелетела через руль! — вставил брат. — Кубарем! И велосипед на неё! Мо орёт, мать меня убьёт, это новый велик! А это он сам Фи подначивал, сам! Ты, сказал, забоишься съехать с этой горки! Фи говорит, не забоюсь, я съеду. Я стал отговаривать. Там же верхотура, а ещё повороты эти!

— Ясно, — выслушав, сказал отец. — Невилл, позвольте вам представить моих детей. Укротительница велосипеда — это Фиона. А это — мой сын Джулиан. Дети, это господин Лонгботтом.

— Ой! Простите, сэр! — воскликнула Фиона. — Здравствуйте, сэр.

— Простите, сэр, что сразу не поздоровался, — степенно сказал Джулиан. — Я очень испугался за сестру.

— Да, да, здравствуйте, — пробормотал Невилл. С ним что-то творилось, а он не понимал, что именно. Словно Снейп ему дал по голове, нет, врезал по чувствам.

— Как твои коленки и локти, Фи? Боль прошла? — обратился отец к дочери.

— Да.

— Идти можешь?

— Могу.

— Вы нас извините, господин Лонгботтом? Мне нужно сказать детям несколько слов, — и все трое вышли. Дверь они притворили неплотно, и Невилл невольно подслушал разговор.

— И что же, ребята, вы скажете маме? — спросил Снейп. — Учитывая её отношение к велосипедам?

— Мы… мы… — более высокий голос Фионы. — Я скажу… Скажу, на роликах упала с горки.

— А почему ты не надела защиту? — продолжал отец семейства.

— А она её сняла, чтобы без защиты на спор съехать с горки, — голос Джулиана.

— А если сейчас маму встретит кто-то из ваших друзей и расскажет? Она с малышами пошла на детскую площадку.

— Никто не расскажет, папа. Джулиан их заколдовал. Он сказал, чтобы они ничего не рассказывали, а оказалось, это чары. Я почувствовала. Он случайно, не нарочно.

— Да, папа, я уверен, что наложил чары. Это случайно. Детская магия.

Молчание.

— Вот и отлично, — голос Снейпа. — Мы с гостем будем в кабинете. Вас где искать?

— Мы пойдём в мою комнату, — ответил Джулиан. — Музыку будем слушать.

— Только чтобы не орала.

Снейп вернулся в комнату. Он проницательно глянул на Невилла, понял, что тот услышал часть разговора с детьми. Неизвестно почему, пустился в объяснения:

— Вас удивила моя рекомендация детям, Невилл? А между тем это необходимость. Моя супруга ненавидит велосипеды и беспокоится, что дети могут пострадать. Зачем же мы будем её лишний раз волновать? И так у неё забот хватает.

— А вы не боитесь, что ваши дети приучатся лгать? — не удержался Невилл.

— А всегда ли нужна правда? — задал Снейп встречный вопрос. — Вы не верите в ложь ради спасения?.. Нет, не приучатся. Они приучатся только к тому, что в некоторых случаях правда опасна, как лезвие бритвы. Видите ли, Невилл, у нас своя метода воспитания. Она основана на доверии. И дети это отлично понимают.

Но у Невилла на языке крутился ещё один вопрос, и он, поколебавшись, всё же задал его:

— А почему, профессор Снейп, вы не залечили дочери ранки обычным способом? Почему вы не применило волшебство?

— Дети должны нести ответственность за свои поступки. Фиона совершила глупость, и она это отлично знает. И Джулиан тоже знает. Если завтра у неё и шрама не останется, она не получит должного урока. Без шишек они не приучатся к дисциплине.

О чувствах, которые вызвала в нём эта сцена, Невилл не стал рассказывать друзьям. Как и о том, что до него донеслось сверху, очевидно, из детской, громкое нестройное пение: «Нам не нужно… Обученья!.. Учитель, оставь детей в покое!..» (2) Слишком личное: увидеть Снейпа как отца...

Рон по окончании рассказа Невилла заметил, что любой нормальный родитель поступит именно так, как Снейп, тут нет ничего удивительного.

А у Гарри против воли взметнулись воспоминания о годичной давности разговоре со Снейпом. Тот очень нервничал, и начать ему было трудно. Он даже предложил Гарри воспользоваться легилименцией — ради доверия. «Я не стремлюсь оправдаться перед вами, Гарри. Знаете, говорят: «исправленная ошибка — ошибка, неисправленная ошибка — промах». Такой ошибкой было моё отношение к вам в школе. Я имею в виду не только вас, но и ваших друзей. Это до сих пор гнетёт меня. Я был к вам несправедлив, взращивал в себе ненависть. Некоторое время я оправдывал себя тем, что не мог поступать иначе: Волдеморт должен был видеть в моих воспоминаниях только злобу. Я должен был закрыться от всех и культивировать в себе мизантропию. Однако сейчас всё это уже не кажется мне достаточным объяснением. При удобном случае, когда будет годовщина основания Хогвартса, я принесу извинения всем, кому от меня когда-либо доставалось. Но по отношению к вам этого мало». Переживая, Снейп продолжал. Он не прятал глаза, не отводил взгляда. Гарри подумал тогда, что и встреча, и речь стоила бывшему врагу огромного мужества. Гарри тогда задал вопрос, который давно его мучил:

«Что было бы, если б Волдеморт приказал именно вам доставить меня к нему?» — «Я бы отдал вам своё воспоминание. Если понадобилось бы, силой. Или же заставил бы применить ко мне легилименцию. Дал бы вам время всё обдумать. А затем мы отправились бы к Волдеморту. Но в любом случае я не собирался жертвовать никем, кроме себя. Волдеморт решил убить вас прилюдно, он в любом случае устроил бы из этого целое представление». — «И как же вы собирались действовать в такой ситуации?» — «Я видел это так. Он бросает в вас «Авада Кедавра», а я, чуть опередив его, невербально бью «Псевдомортой». — «И что?» — «Гарри, вы же мракоборец! Смертельное заклинание попало бы в умирающее тело! Душу оно не убивает, скользнуло бы поверх Псевдоморты! В таком случае побеждает то заклинание, которое наложено раньше». — «Я всё равно не понимаю. Чем могла бы помочь «Псевдоморта? Если в человека попадает два заклятья, срабатывают оба». — «Только не при чарах Мнимой смерти! Сейчас это — запретное колдовство, но раньше оно использовалось для спасения. Раньше так можно было вытащить человека из тюрьмы, например. Человек жив, но установить это без специальной проверки нельзя. Псевдоморта хороша тем, что защищает тело. Бросьте заколдованного человека в лесу — звери не тронут, ударьте — раны будут ложными. Тело никак не пострадает, и его не коснётся тление. Итак, вы казались бы мёртвым. А Волдеморта после этого прикончила бы Фракир. Ваши души встретились бы в бестелесном мире, и там уж вы легко побили бы его. И действие Псевдоморты закончилось бы». — «Но в таком случае главное требование Дамблдора было бы не выполнено!» — «Нет! Ведь Волдеморт убил бы вас! Я дал клятву, что жертвовать никем не буду».

Гарри решил, что знает, кому, и задал вопрос. Ответ был неожиданным:

«Нет, не вашей матери. Клятву я дал себе. Помните миссис Черри? Преподавательницу магловедения? Добрая, мухи не обидевшая миссис Черри исчезла. Волдеморт приказал схватить её и доставить в поместье к Малфоям. Собрал Пожирателей и показал пленницу. Я был среди них. Волдеморту она нужна была, чтобы показать, как страшен его гнев и как велика его ненависть к маглам. Он мучил миссис Черри. Она умоляла: «Северус! Помогите! Северус, пожалуйста, пожалуйста!» Я отвернулся. Я ничего не сделал. Пожертвовал ею ради великой цели. Тогда-то и решил, что больше никем жертвовать не буду». Гарри подумал, что Снейпу слишком много времени понадобилось для этого вывода, но вслух он этого не высказал. На некоторое время повисло молчание. Нарушил его Снейп: «Гарри, вы не думали, что профессор Дамблдор мог ошибаться?» — «Я… мне приходило это в голову. Но в главном он не ошибался никогда. Он не ошибался в людях». — «В людях — да. А вот в остальном… Дамблдор был очень умным человеком, сильнейшим магом, но излишне самонадеянным. Заклятье из кольца Слизерина ударило его так мощно, потому что он пытался подчинить ту силу, сути которой не понимал. И он не мыслил победы без жертв». — «Он пожертвовал собой в первую очередь! В пещере он выпил то жуткое зелье, которое скрывало медальон!» — «Почему же вы повысили сейчас голос? Не потому ли, что сомневаетесь? Простите, я не хотел вас обидеть». — «Вы правы. Я до сих пор не понимаю, почему он не выставил свою кандидатуру на пост министра. Тогда всё было бы иначе». — «Я тоже так думаю. Но мы никогда не узнаем ответа». — «Я спрашивал его портрет. А вы, профессор?» — «То же, что и в вашем случае: он не ответил».

— … ты не слышишь, что ли? Гарри! Гарри! — Рон выдернул его из воспоминаний. — Что думаешь о растении Невилла?

— А… А, да.

— Что: «да»?

— Извините, задумался. Может быть, повторите, о чём речь?

— Гарри, я… — неуверенно говорил Невилл, — в общем, я купил Iaculus Mordens (3).

. Его у нас называют «кусачка». Ввоз без разрешения запрещён. Но это такая редкость, такая ценность, и за такую цену, что я не мог удержаться.

— Ты как Хагрид, Невилл, — заметила Джинни.

— Словом, нужно это растение как-то легализовать, — закончила мысль Гермиона. — Рон говорит, если выдать за подтверждённый подарок, то можно выкрутиться. А ты как считаешь?

— Э-э-э… Ну да, — Гарри наконец включился в беседу. И неожиданно для самого себя сказал: — А ты поговори со своим будущим директором. Ты же собираешься стать профессором гербологии в Хогвартсе, верно?

— Ты обалдел, Гарри? — воскликнул Рон.

— А почему бы и нет? — поддержала Гарри Гермиона. — Попытаться стоит. Раз Снейп так в тебе заинтересован, Невилл, хоть посоветует что-нибудь.

В результате в Хогвартсе в начале июля появилась средних размеров новенькая теплица для особенно опасных растений, и молодой профессор гербологии энергично занялся подготовкой к новому учебному году.

Примечания:

(1) Адонис — бог растительности.

(2) Естественно, Pink Floyd «Proper Education».

(3) Iaculus Mordens — жалящая змея. От iaculus, i m змея и mordeo 1) кусать, 2) жалить