Пробуждение Зверя (гет)

Какое-то, показавшееся невыносимо долгим время — хотя и прошло-то наверняка не больше пары минут — Элми молча, с нечитаемым выражением лица, смотрела на недавнего мучителя и защитника, не осознавая, что тот потерял сознание, более не видит и не слышит ее. Тонкие пальцы почти до боли сжимали только что спасшее ее оружие. Но, несмотря ни на что, принцессе упорно не верилось, что все это случилось именно с ней.

Как быстро все меняется, порой на полную свою противоположность! Недавний грохот, свист, лязг и крики, сопровождавшие сражение, сменились почти могильной тишиной. Открытое пространство перед лагерем дезертиров, едва не ставшее для путников ловушкой, совсем недавно было переполнено мелькающими в полутьме освещенными лишь отблесками немногих костров силуэтами бойцов. Сейчас же, по окончании побоища, логово мародеров вновь тонуло во мраке и казалось огромным. Полноправный победитель многочисленного отряда волей капризной судьбы теперь на грани жизни и смерти, не способный ни на нападение, ни на защиту, беспомощный, как ребенок…

Но главная перемена произошла в ней самой. Элми с ошарашенным удивлением смотрела на свои руки, впервые в жизни окрасившиеся кровью. Кровью убитого ей человека. Как такое могло произойти с ней, не способной обидеть и котенка?.. Какой неведомый инстинкт, опережая разум, управлял ею в критический момент, помогая справиться с дрожью, объявшей тело, и страхом, пленившим душу? Эта неизвестная ей прежде сила направила ее руку — и спасла их обоих.

В первый момент, когда грузное тело нападавшего с глухим стуком рухнуло к ее ногам, Элми не ощутила ничего. До измученного слишком частыми в последнее время потрясениями рассудка не сразу дошло произошедшее. Лишь через несколько секунд состояние шока и ступора сменилось волной неудержимой дрожи, охватившей все тело. Лазерный пистолет выпал из ослабевших пальцев, девушка судорожно стиснула руки в кулаки, изо всех сил пытаясь привести в подобие порядка мысли и чувства.

Оглядевшись по сторонам, Элми еще раз убедилась, что опасность миновала. Все нападавшие убиты или изранены настолько, что не представляют более опасности. И последний — ее собственной рукой. Девушка взглянула на скорчившееся у ее ног тело, больше напоминавшее теперь грязный мешок, чем человека. И неожиданно ее душу захлестнула обжигающая волна жестокой радости, свершившегося правосудия. Эта тварь, подло нападающая со спины и из засады, не достойна называться человеком, не достойна иной судьбы. Равно как и все его сообщники. Так же, как и… В этот момент взгляд упал на лежавшего чуть поодаль израненного Шредера. Воина, остановившего полчища нападавших на них изгоев. Причину всех ее несчастий.

Подняв с земли кинжал, потерянный убитым арбалетчиком, Элми выпрямилась и медленно подошла к поверженному Шредеру. Окинула оценивающим взглядом безвольно распростертое тело своего недавнего мучителя. Такого грозного, беспощадного, ужасающего совсем недавно… и такого беспомощного и жалкого сейчас, у ее ног. Губы девушки тронула нехорошая усмешка.

Услышав ее шаги, раненый открыл глаза и с усилием приподнялся на локте, чтобы рассмотреть ее. Увидев свою недавнюю пленницу, он, кажется, совсем не удивился и в обычной приказной манере (назвать это просьбой не поворачивался язык) потребовал оказать ему помощь.

Вот только Элми в этот раз не спешила подчиниться. Безотчетный страх и мучительное ожидание неизвестного сегодня достигли своего апогея. А в момент свершившегося возмездия бесследно испарились, лопнули, как мыльный пузырь. Впервые за последнее время она почувствовала себя способной на решительные действия. И недавний мучитель больше не вызывал у нее панического ужаса, скорее наоборот — некую мстительную радость от радикальной перемены ролей. Все же справедливость еще есть на этом свете!

Она молча стояла и смотрела на него сверху вниз, сжимая в ладони кинжал. В голове же мало-помалу утихомиривался, приходя в спокойное русло, вихрь мыслей и эмоций. Сменившийся в итоге одним-единственным, самым насущным вопросом: «Что же теперь делать?»

В сознании помимо воли, сами собой, всплыли обрывки воспоминаний всех страданий, перенесенных по вине этого бешеного зверя. Кровь ее отца на его руках… надругательство над ней вопреки всем заверениям о защите и покровительстве, разорванное в клочья доверие, после которого не осталось ничего… кроме достойной смерти, но даже в ней Элми было отказано… он лишил ее даже этого, заставив униженно молить о снисхождении… она, законная принцесса и наследница, лишь на словах осталась ею, на деле став жалкой рабыней этого изверга, зависящей от него каждым своим дыханием…

На глаза навернулись слезы, боль и отчаяние захлестнули душу. И ведь это повторится, опять и вновь. Элми сильнее сжала ослабевшие пальцы на рукояти кинжала, с гневом оглянувшись в сторону бесчувственного мучителя. Он просил о помощи… но стоит ли ее этот изверг, покорный лишь себе и своим желаниям? Хотя бы малейшего движения в его сторону? Нет, он заслужил лишь одно…

Элми медленно приблизилась к безжизненно распростертому телу, опустилась рядом с ним на уже покрытый спекшейся кровью песок. Вгляделась в неподвижное лицо, совсем недавно искаженное гримасой гнева и жажды крови. Сейчас оно было умиротворенным и спокойным. Словно бы принадлежавшим другому человеку… Девушка зажмурилась и мотнула головой. Затем нерешительно протянула руку. Острое лезвие скользнуло по изорванной, окрасившейся в бурый цвет тунике, оставляя на и без того израненной груди едва заметную царапину. Руки задрожали сильнее, и кинжал выскользнул из ладони, впившись в песок.

— Нет… не могу. Только не так, — Элми прижала ладонь к губам, всхлипнула. — Ты… — она метнула злой взгляд на раненого, словно тот мог ее слышать. — Все из-за тебя! Ненавижу!..

И, обхватив колени, зарыдала.

* * *

Сколько прошло времени, измученная и подавленная всем произошедшим Элми не знала. Она просто отключилась от всего мира, замкнувшись в своем несчастье, в мыслях вернувшись в те далекие счастливые годы, когда даже не предполагала о существовании иноземных захватчиков, когда отец и верные слуги были рядом… Но память безжалостно подбрасывала последнюю встречу с одним из них… Октавием с его извращенным понятием долга… И опять обрушивалось небо, не оставляя от последней опоры камня на камне, вновь и вновь…

— Папа… — невнятно прошептали губы. — Как мне тебя не хватает! Что мне теперь делать?

И тут провидение — или то, что его заменяло в этом уголке света, — сжалилось над несчастной, послав ей утешительное воспоминание.

Она, совсем еще ребенок то ли восьми, то ли девяти лет от роду, горько плачет, упав с лесенки в отцовской библиотеке и ободрав коленку. И он, молодой мужчина, на светло-каштановых висках которого только-только появилась проседь (лишь потом, повзрослев, Элми поймет, по какой причине) — держит ее на коленях, успокаивая и утешая. А когда привычные слова не помогают, произносит неожиданно твердо:

— Хватит, дитя мое. Ты — принцесса и должна вести себя достойно.

От неожиданности она замолкает. Опухшими от слез глазами недоверчиво смотрит на отца. Никогда прежде не говорил он с ней так строго — ну, не считая тех случаев, когда она провинится. Но сейчас же не так. Почему?..

— Мне больно, — Элми надувает губы, готовясь вновь заплакать. Но не успевает.

— И боль не пройдет от слез, — говорит Лефенрент. И добавляет: — Ты же ведь достала ту книгу?

Элми в замешательстве молчит. Этого она уже и не помнит, а признаваться как-то стыдно. Отец приходит на выручку, с улыбкой протягивая ей потерю, открывая как нарочно (а может, и не как) на самой интересной странице с изображениями многоцветных гербов. И, когда Элми увлеченно рассматривает картинки, позабыв о неприятности, со вздохом говорит:

— Хорошо, когда игра стоит свеч, а потери — приобретения.

— А что, бывает и не так? — спрашивает Элми, отвлекаясь от книги.

Отец кивает. Выражение лица его становится печальным. Элми искренне жаль его, и она, отложив в сторону книгу, тянется обнять мужчину. Но не может не спросить:

— Тогда может, и не надо?..

— Надо, — резко перебивает ее император. — Есть вещи, которые делать просто должно. Даже если они и не радуют…

Элми подняла голову, широко распахнув глаза. Что это было? Оглядевшись, она поняла с горьким сожалением: всего лишь видение. Она тяжело вздохнула, но слезы кончились. С тяжким пониманием: жизнь продолжается. Пока что…

Девушка вновь бросила взгляд на раненого ниндзя. Тот все еще не приходил в себя, и лишь слабое движение груди от дыхания выдавало, что он еще жив. Надолго ли?.. А у самого плеча, сдвинутая, видимо, с привычного места ее неловким движением, обнаружилась вещь, которую Элми совершенно не ожидала увидеть. Которая при ближайшем рассмотрении вновь опрокинула мир вверх тормашками.

Приглядевшись, Элми заметила в складках туники небольшой прямоугольник из тонкого картона. Оказывается, на одежде было что-то вроде внутреннего кармана, в котором и хранилась эта бумага. И вот сейчас край был залит кровью и проколот пронзившей тело стрелой. Взяв неизвестную бумажку в руки, девушка увидела на ней изображение женщины в странной желтой одежде, с длинными рыжими волосами.

Так, похоже, предположение «только ты и твои прихоти» было неверным… Подавив незнакомое неприятное чувство, Элми посмотрела на фото несколько секунд, затем смяла этот обрывок в руке и отбросила его в сторону.

— Кто это? — проговорила она вполголоса, но ответа, совершенно ожидаемо, не последовало. Ни движения, ни звука. Неожиданно испугавшись, Элми порывистым движением приложила руку к груди Шредера — и облегченно выдохнула, уловив еле слышное биение сердца. Затем так же резко отдернула…

«То, что должно…» — вновь прозвучало в ее сознании, заставив поморщиться. Наверняка отцу приходилось заниматься многими неприятными и тяжелыми вещами, отказаться от которых он просто не мог. Потому что он был императором, а значит, отвечал не только за себя, но и за всех них. Погодите! Светлые брови Элми сошлись к переносице. Шредер что-то говорил про то, что отец собирался сделать его своим преемником. И, может быть, это было правдой…

Она вновь посмотрела на невольного попутчика и вздохнула. Да, именно по его вине они попали сюда, в это всеми богами забытое место. Как и прежде, он — первая и главная причина всему. Однако, не будь его, ее бы сейчас тоже бы не было. В лучшем случае. Элми передернуло, когда она вспомнила горящие жадным блеском глаза бандитов, и девушка вновь испуганно оглянулась, ожидая увидеть кого-либо из них. И это — ее народ! Как же горько сознавать, что чужак и варвар, которого она считала кровожадным извергом, вел себя достойнее их… даже если забыть о том, что он спас ей жизнь. Дважды…

Она снова тяжело вздохнула и пододвинулась ближе к поверженному защитнику. Элми по-прежнему не испытывала к нему особо теплых чувств и, находись она сейчас в своем родном замке, неприязнь перевесила бы. Но здесь она беспомощна против хищников — и четвероногих, и двуногих, а ее мучитель — ее единственная защита. Единственный шанс остаться в живых в этом диком месте. Если, конечно, выживет сам…

Осторожно протянув руку, Элми потормошила Шредера за плечо, не сразу выбрав, где прикоснуться. Все тело было покрыто кровью и оттого казалось сплошной раной. Безрезультатно. Сжав зубы, принцесса потрясла сильнее, почувствовав кровь на своих руках.

— Шредер! Очнись! — позвала она, сначала тише, потом громче, но с тем же эффектом. Лишь спустя минут пять пошевелился и что-то негромко хрипло проговорил (что именно, Элми так и не поняла). Но и только.

Что же делать? Несмотря на влажную прохладу, царившую в пещере, девушка взмокла от охватившего ее страха и отчаяния. Как назло, ничего нужного в голову не приходило. Однако все зависело лишь от нее. Элми вновь взглянула на предмет своих хлопот. Теперь, когда она приняла решение все же помочь ему, хотя бы в благодарность за спасение ее самой, ее страшило, что она не успеет этого сделать.

Элми нахмурилась, нервно теребя в пальцах потерзанный край плаща. Оттащить раненого в палатку, где хоть немного суше и чище, она не сможет. Придется обходиться прямо здесь. Она попыталась воскресить в памяти рассказы старой нянюшки, которая когда-то, в незапамятные времена, еще до рождения ее отца, выхаживала раненых в пограничной стычке с местными дикими племенами.

Вспоминалось немногое. Вроде бы нужно очистить раны, чтобы они не загноились, и перевязать, дабы вместе с нею не вытекла и жизнь… Элми с сомнением и толикой страха взглянула на перемазанного в своей (и чужой, не различишь, где чья) крови воина. Не слишком ли поздно? В любом случае, выбор у нее невелик.

Поднявшись на ноги, осторожно обходя тела убитых и опасливо оглядываясь на каждый шорох, Элми добралась до палатки, в которой осталась сумка, и принесла ее, морщась от невольной тяжести. Вот только в ней больше обнаружилось предметов, могущих послужить оружием, нежели лекарских снадобий. Несколько склянок с содержимым разных цветов были ей незнакомы, и применить их Элми не рискнула. Мало ли… зная спутника, она вполне могла ожидать, что в них окажется какой-нибудь яд.

По примеру Шредера (с ума сойти, всего-то несколько часов назад!) Элми попыталась отрезать кусок от пледа, но сил не хватило. Пришлось пожертвовать собственным плащом, благо внутренняя сторона его осталась чистой. Смочив отрезанный кусок водой из фляги, девушка принялась за дело.

* * *

Провозилась она порядочно. Труднее всего было с перевязкой, помимо плаща пришлось отрезать часть подола, и теперь платье едва-едва прикрывало колени. Да и перевернуть на бок раненого, весящего, казалось, как гранитная глыба, было делом совсем не легким. Однако худо-бедно справилась, хотя и устала, как лошадь (много раз слышала она такие слова от слуг, но лишь теперь поняла, каково это).

Не рискнув вытаскивать засевшие стрелы (от первой же попытки кровь пошла сильнее, испугав ее), Элми усталым жестом отряхнула руки о подол, зябко одернула его и поежилась. Единственным желанием усталого тела было прислониться к чему-нибудь и закрыть глаза. Хоть на пять минут. Но ветерок со стороны выхода на поверхность, свободно просачиваясь через щели частокола, пробирал до костей. И, хочешь не хочешь, придется вспомнить еще один «урок» и развести костер.

Не с первой попытки, но у нее получилось. Одно хорошо — местные бродяги запасли изрядное количество хвороста, и его должно хватить надолго. Присев около костерка, Элми протянула к нему озябшие руки, пододвинулась ближе. Теплый красноватый свет отгонял мрачные тени и дарил надежду на лучшее.

Внезапно вспомнив о чем-то, Элми оглянулась на Шредера. Кожа раненого побледнела, тело дрожало в ознобе. А до рассвета и солнечного тепла еще так далеко… Поднявшись, девушка накрыла его пледом. Какая-никакая, а все же замена теплу настоящего пламени.

К сожалению, это не помогло. Должно быть, собственного тепла израненного тела было недостаточно. Да и сама она начала зябнуть. Элми покосилась на плед, манивший теплом, но тут же отвернулась. Забирать последнее у раненого она не собиралась. Был, правда, еще один вариант… ну нет, это уж точно не вариант.

Ее бросило в дрожь при одном воспоминании о том, при каких обстоятельствах они оказывались на одном ложе. На какой-то краткий момент даже холод перестал ощущаться так сильно. Нет, ни за что. Всякой помощи положен предел, а она и так немало для него сделала. Это — уже за пределами всяких рамок.

Какое-то время Элми просидела, отвернувшись к костру, обхватив себя за плечи и про себя надеясь, что обойдется и не придется идти на большее. На раненого старалась не оглядываться, даже не прислушиваться. Нет, ей просто кажется. Ветер вовсе не завывает громче там, под сводами пещеры, обозначая начавшуюся бурю. И пламя костра дрожит сильнее лишь от ее резких движений, когда она подбрасывает в него хворост.

Но проигнорировать собственные онемевшие руки и стучащие зубы было сложнее. С отчаянием девушка поняла, что вполне может и не проснуться наутро. И не только она. Элми повернулась к раненому товарищу по несчастью, и на краткий миг сердце снова остановилось: ей показалось, что тот не дышит.

«То, что должно, — повторяла про себя, как заклятье, Элми, на негнущихся ногах подходя ближе. — Даже когда не радует…»

Шаг за шагом, каждый из которых словно налит свинцом. Темный контур неподвижного тела, кажущийся каменной глыбой. Дрожащие пальцы, до побеления впившиеся в край пледа. Острые шипы брони на руках, которую, обдирая ладони и шепотом ругая ее обладателя, приходится стащить. Собственное шумное дыхание, заглушившее, кажется, все звуки во Вселенной…

Но мало-помалу страх сменился ватным безразличием. И, улегшаяся сначала бок о бок, но — не касаясь нежеланного соседа даже пальцем, Элми, пригревшись, пододвинулась ближе. Сонный взгляд, прикованный к пляшущим красным и оранжевым язычкам пламени, медленно скользнул по сливавшимся воедино темным контурам палаток и тел убитых, затем упал на лежавшего рядом с ней человека. Казалось, щеки его слегка порозовели… а может, и казалось. Элми зевнула, затем протянула руку, нащупывая пульс. И уже хотела убрать, немного успокоенная — но тут милосердный сон наконец сомкнул на ней свои объятья.