Рука об руку (гет)

Место для встречи с невестой он выбрал с претензией на романтичность, драму и капельку обреченности. В общем, обеспечил обстановку; такая дубина, как Поттер, до такого, конечно же, не додумался. Кузен предложил отловить мисс Гринграсс после занятий и объясниться насчет замужества в заброшенном классе. Пыль, сломанные парты и паутина... Лучше и не вообразить места, чтобы спрашивать благородную девушку о чувствах. Неудивительно, что Поттер был отправлен в словесной форме сношаться с гиппогрифами, а Драко включил мозг. Астрономическая башня на закате с захватывающим дух видом и иллюзией уединения подходила для деликатного разговора куда лучше. 

С башней у него было связано много приятных воспоминаний. Здесь они с Гермионой часто встречались и говорили, до того как болван Поттер все узнал и испортил. Испоганенной дружбы Малфой не дражайшему кузену вовек не простит. Драко ни за что не признает этого вслух, но в его жизни было очень мало по-настоящему ценных вещей. И дружба с гриффиндоркой по неизвестной причине едва ли не возглавляла этот короткий список. 

Поттеру, выросшему в любящей семье чистокровного и магглорожденной, любимому учителями и всеми вокруг, было не понять, что такое одиночество. Драко сомневался вообще, что Гарри способен размышлять на такие высокие темы. Пусть Поттер учился неплохо — он не настолько низко пал, чтобы отрицать очевидное, — однако это не изменяло того факта, что кузен в плане эмоций крайне ограничен. Что тот тролль: спать, жрать и драться. С взрослением еще и спариваться.... Это последнее было особенно отвратительным, если отнести это к Гермионе.

Она была настолько совершенно особенной, что точно заслужила кого-то получше, чем Поттер. Невозможно было не злиться, зная, что эта образина ее хочет. И думает, что сможет протянуть свои грязные лапы. Нет, Драко сам не претендовал на хрустальную чистоту ручьев Авалона... Но он и не собирался испортить, сломать жизнь единственного друга — соблазнив ее, разбив потом сердце тем, что бросит. Ведь он никогда не забывал, что жениться на Гермионе не сможет никогда. Скорее солнце взойдет на западе, чем лорд Малфой примет магглорожденную невестку. А вот кузен, Мордред его подери, собирался сделать ее своей шлюхой. А как иначе? Это же Поттер, тот самый, который ни одной юбки не пропускал.

Драко просто не верил, что для него это серьезно. 

И ничто не сможет его в этом убедить. Просто Гермиона раз за разом отшивала это несчастье, вот и гриффиндорский полудурок уперся всеми своими рогами. Банальная гордость, и больше ничего. Ведь все остальные девчонки вздыхали вслед родственничку. Даже на Слизерине, что вообще ни в какие рамки. Пусть с деловой точки зрения кузен был не таким уж плохим женихом. Единственный сын, богатый род и знаменитые родители, кровная связь с Блэками и крестный — глава Аврората. То, что Поттер патологически, похоже, не способен хранить верность — какую чистокровную девицу на выданье такой мелочью удивишь? 

У них у всех перед глазами примеры договорных и очень редко хотя бы терпимых браков собственных родителей. Тут Драко осекся, потому что не хотел думать, вспоминать и грустить. Он тогда еще не родился, и не будь этого брака, его и не было бы на свете. А после и сейчас для матери он ровным счетом ничего не мог сделать. 

Именно поэтому он так легко, без раздумий (невиданный позор для представителя факультета Салазара) согласился на сумасшедший план Поттера. За слезы, боль мамы... И потому, что папа давно заслужил хорошей такой взбучки. И у него по-прежнему не было столько отваги, чтобы противостоять Люциусу открыто, скорее всего — никогда и не будет. Но ударить тайно и в весьма болезненное место — могло выгореть, в том числе за счет исконного гриффиндорского идиотизма. Драко был готов рискнуть. 

Он не ненавидел Асторию Гринграсс, но и не хотел вновь быть лишь бессловесной пешкой. 

Упрямая убежденность, горячность и рассказы Гермионы показали ему, что мир может быть чуточку иным. Драко всегда будет Малфоем, но это вовсе не значит, что нужно бежать от реальности. А реальность такова, что их существование — это тихое ветшание в тупике истории, сколько бы громких слов ни произносили ревнители чистоты крови. Если пришедшие в одиннадцать лет в Магический мир грязнокровки в конечном итоге опережают представителей видных магических родов практически по всем статьям, то чем они все упорно гордятся? Предками? Жалко звучит. 

Он не хочет быть жалким. Пример мамы научил Драко тихому упорству: он просмотрел таблицы успеваемости за последние тридцать лет — они в открытом доступе. Результат не то чтобы ошеломил — он все-таки дружил с Грейнджер, но зато окончательно похоронил миф о превосходстве чистой крови в его голове. Его подручный Крэбб лучше мальчишки-грязнокровки, щелкающего арифметические задачи как орехи, как его там, Кривли? Не тот бешеный с фотопаратом, а младший. Крэбб Левиосу освоил с трудом. 

Но в верхах по-прежнему всем заправляют такие, как его отец, и они же отчаянно сопротивляются переменам. Они с Гермионой часто говорили о дисбалансе власти, постепенной деградации и все нарастающем упадке везде. В некоторых вещах мисс Грейнджер весьма радикальна. 

— Хватит возиться: она скоро придет. 

Он чуть продрог. Настроение не добавляет тот факт, что разговор не будет конфиденциальным. Мордредов сын Поттер настоял, что они как подельники все должны слышать. И притащил свою знаменитую мантию, древность которой наглядно показывала, какова на самом деле пропасть между магами древности и их современными потомками. Под мантию-невидимку Поттер затащил и Гермиону... Драко свистящим шепотом предупредил родственничка о последствиях, если тот вздумает распустить руки. Предупреждение прозвучало тогда, когда Гермиона не могла их слышать. Она не любит, когда к ней относятся, как к беспомощной особе — феминизм, чтоб его!

Теперь из-под мантии доносились шорохи и тихий писк Грейнджер, но не возмущенный, а просто от неудобства. Если бы гриффиндорский придурок распустил руки, Гермиона одним писком не ограничилась бы — пустила бы в ход кулачки и, главное, магию. И тогда Поттер бы легко не отделался. Просто Поттер — здоровенный лосяра, а мантия-невидимка на двух человек точно не рассчитана. Вот они и шебуршат, как две спятившие мыши. Чем провоцируют приступ чисто малфоевского недовольства. 

Драко не нанимался выставлять свою личную жизнь публично. Ему вообще эта затея отвратительна. Ладно, если бы была бы одна Гермиона, то можно потерпеть. Но объясняться с почти невестой на глазах заклятого соперника невозможно. Поэтому нервы чуточку сдают. 

Астория скорее встревожена, чем рада внезапной встрече. Взгляд потерянный, но губы решительно поджаты. Белокурые, текучие, как серебро, волосы собраны в строгую прическу. Драко готов поручиться, что на выбор отца повлияло не только положение лорда Гринграсса, богатство — кроме "кристально-чистой" крови, — но и то, что его внуки будут белокуры. Тщеславие, как всегда; впрочем, точность отцовского расчета он готов признать: Астория — завидная невеста. 

— Привет, Астория. 

— Добрый вечер, Драко, ты хотел поговорить? 

Его немного ошарашивает этот прямой переход к сути: никаких любезностей и болтовни в полчаса на отвлеченные темы, как велят приличия. В этом сейчас почти нареченная повела себя не как слизеринка, а скорее как гриффиндорка. Но это точно к лучшему. Драко совсем не хочет пытки свестким пустословием, прежде чем перейдет к сути. А еще он не уверен, что парочка под плащом, ради феи Морганы, сможет так долго стоять тихо. Поэтому сухое замечание, которое обязательно отпустил бы его отец, Драко проглатывает. В пекло этикет и его извращения!

Если дама груба до прямоты и не желает ждать, то ему же лучше. По крайней мере он точно знает, что Астория неспокойна, раз забыла все неписаные правила, которые им внушали с рождения. Может, несносный выродок Поттер таки прав? И она не хочет быть его женой? Было бы просто отлично. 

— Да. Ты знаешь, что на рождественских каникулах нам предстоит обручиться? 

— Папа написал мне недавно. Полагаю, я должна выразить величайшую радость? 

Этот проблеск юмора на просто кукольном личике выглядит обнадеживающе. Глупой гусыне Драко ни за что не смог бы объяснить, почему их брак — очень плохая идея. Однако мисс Гринграсс даже не прячет иронии в голосе, пускай делает это, чтобы прощупать почву, то бишь его настроение. Если что, взращенная, как леди до кончиков перламутровых ноготков, Астория найдет способ исправить собственные же слова, чтобы они звучали вполне невинно — не придерешься. 

— Астория, ты прекрасна, и любой бы почел за честь видеть тебя своей женой... 

— Но не ты. 

Его дальнейшие славословия она прерывает бессцеремонно. И решительно. 

— Да, не я. 

Откровенность за откровенность: в чем-то слизеринцам честь не чужда. 

— Малфой, нас же не спросят. Твой блистательный папаша и мой все решили. Ты меня позвал, чтобы выразить соболезнования, или предлагаешь сброситься с Астрономической башни? 

Драко приподнимает брови: он поражен такой грубостью от девушки, которая хрупкую статуэтку из серебра и фарфора напоминает. Да уж, чужая душа потемки, тем более если она женская. Невеста тут же осекается и приходит в себя. Конечно, они оба эмоционально нестабильны, но о воспитании все же забывать не след. Иначе они оба будут напоминать гриффиндорцев. У тех пристрастие к дешевой мелодраме в крови. 

— Прощу прощения, Драко, я была недопустимо груба. 

Вот теперь можно начинать разговор. Конечно, Малфой ей всего говорить не собирался, но главное — она не хочет быть леди Малфой, значит, сумасшедший план Поттера исполним.