Visitation (джен)

Примечания:

Бечено

Он быстро отпрыгнул назад, когда ветер сорвал несколько черепиц с крыши и кинул их в его сторону. Даже после смерти его рефлексы были все еще так же хороши, как и при жизни. То, что больше половины из них были ему не нужны, не имело большого значения.

Джеймс поднял голову и, прищурившись, посмотрел на небо. Над ним сгустились темные тучи, и издалека отчетливо доносился гром. Дом перед ним зловеще скрипел во время бури, частично еще сохранившиеся ставни с громким стуком ударялись о стены и отскакивали назад, не разбившись. Некогда красивый, хотя и небольшой дом был разрушен и обветшал.

Вздохнув, он провел рукой по волосам. Если быть честным с самим собой, он не ожидал ничего другого. В последний раз он стоял на том же самом месте несколько лет назад.

— Прости, Сириус. Приказ Дамблдора. Надо забрать его.

— Я не могу позволить тебе забрать его у меня, Хагрид. Мне очень жаль, но я просто не могу.

Он закрыл глаза и глубоко вздохнул.

— Волдеморт мертв. Гарри победил его. Почему ему не должно быть позволено остаться со мной? Я могу защитить его! Я буду защищать его!

Джеймс начал дрожать. Его дыхание стало отрывистым и неровным.

— Мне жаль, Сириус. У меня приказ доставить его к его единственным родственникам.

Карие глаза молодого волшебника распахнулись. Стены перед ним скрипели на ветру. Краска облупилась. Медленно, но верно дом разрушался. Он покачал головой. Он не мог этого изменить. Он должен был принять это. Но видеть его прошлое таким… мимолетным и хрупким…

Неохотно он переставил одну ногу за другой и медленно направился к садовой калитке, которая громко скрипела, через которую они с Лили, с Гарри на руках, проходили так много раз. Теперь она ржавела, давно забытая; природа делала все возможное, чтобы вписать ее в заросшие и дикие зеленые окрестности. Джеймс бесшумно проплыл сквозь красновато-коричневый металл. Пятно краски некогда карамельного цвета сдуло ветром.

Смеясь, он толкнул садовую калитку и шагнул внутрь. Он оглянулся через плечо и ухмыльнулся своей жене, которая прошла вслед за ним, неся Гарри, и закрыла ее легким пинком.

— Я не могу поверить, что ты действительно сделал это! — она покачала головой и улыбнулась своему мужу, который поднимался по ступенькам крыльца, балансируя пакетами с продуктами в руках, и шарил в кармане в поисках ключа. — Это же магглы! Что они думают о нас теперь, когда ты подошел к бедному кассиру и спросил, что именно ты должен делать с жевательной резинкой?

— Откуда мне знать, что это что-то съедобное? Кроме того, я сказал тебе, что спрошу у него, если ты мне не скажешь! — Джеймс высунул язык и прищурился на нее. — Не вини в этом меня!

— Действительно. Само название говорит за себя! Как ты думаешь, почему это называется жевательной резинкой? — Лили засмеялась и чмокнула Гарри в нос, который радостно захихикал.

— Мы оба должны многому его научить, не так ли, милый? — она ткнула Джеймса в бок, полезла в его карман и вытащила ключ от входной двери, которым отперла дверь, широко улыбаясь.

Тропинка перед ним была полностью покрыта травой и грязью, которые скопились за последние десятилетия и сделали ее неузнаваемой. Его взгляд скользнул по саду перед домом, полностью заросшему, первоначальные декоративные растения погибли. Горшки по обе стороны входной двери треснули, дверь валялась на полу внутри дома в нескольких метрах от порога. Он не знал, какое проклятие использовал Волдеморт. Бомбарда разнесла бы дверь на куски.

Если бы у него было тело, он был уверен, что ступеньки крыльца зловеще заскрипели бы, когда он поднимался к передней части дома и проходил через пустой дверной проем в коридор своего бывшего дома.

— Берегись!

Сириус повернулся и отпрыгнул в сторону в последний момент, когда Гарри со свистом завернул за угол на своей новой метле, а Джеймс следовал за ним по пятам. Малыш рассмеялся, когда увидел своего Крестного, стоящего у входной двери, — пальто свисало с одного плеча, обутой оставалась только левая нога, а глаза были широко раскрыты.

Джеймс выбежал из гостиной налево, чтобы оказаться между метлой и ошеломленным Сириусом Блэком. Гарри, маленький гений, которым он был — гордость и радость своих родителей, — интуитивно отвел метлу вправо, чтобы не столкнуться с отцом, и направился на кухню.

Суматоха встревожила его мать, которая стояла на кухне с тряпкой в руке и вытирала со стола остатки картофельного пюре, которое Гарри разбросал по всей кухне во время обеда. Она моргнула, когда ее громко смеющийся сын устремился к ней, обогнул стол и вылетел обратно в коридор. Джеймс все время бежал за ним, его лицо было красным одновременно от стыда и жара.

— Я говорила ему, — вздохнула Лили и повернулась обратно к измазанному столу. Ухмыляясь, она прислушивалась к торопливым шагам, отчаянным мольбам и детскому смеху, которые доносились из остальной части дома.

Он сглотнул и посмотрел налево. Кухня по большей части все еще была в норме. Сражение в коридоре не причинило ей никакого урона. Кухонные стойки и стол были целы, стулья все еще стояли в том же положении, что и семнадцать лет назад. Все было покрыто толстым слоем пыли и грязи. Окна были очень грязными и побитыми ветром и непогодой. Одно даже выпало из рамы и разбилось вдребезги в раковине под ней. Животные давным-давно удобно устроились в чулане, но даже они ушли в постоянных поисках безопасного места, чтобы спрятаться. Дом был пуст.

В раковине под разбитым стеклом лежала сильно загрязненная посуда. Джеймс прерывисто выдохнул. В тот вечер они ели тушеное мясо. Его любимое блюдо.

— Ты идешь? Еда остывает.

— Через секунду, — крикнул он в ответ и подмигнул Гарри, который уронил свою мягкую игрушку и поднял руки, чтобы папа мог его поднять. — Ну, сынок, проголодался?

Гарри моргнул своими большими зелеными глазами, хлопнул в ладоши и закричал: — Ням ням!

Смеясь, Джеймс отнес своего сына через коридор на кухню и посадил его на высокий стульчик. Мальчик немедленно потянулся за своей пластиковой ложкой и терпеливо ждал, пока его мама не положила перед ним небольшую порцию картофельного пюре с морковью, поцеловала его в лоб и прошептала: — Приятного аппетита, солнышко.

Гарри еще не умел правильно обращаться с ложкой, и поэтому на стол и старших Поттеров попало больше картофельного пюре, чем в его маленький ротик, но всем нужно было с чего-то начинать.

Джеймс снял крышку с кастрюли и заглянул внутрь. Восхитительный запах донесся до его носа, и он просиял, глядя на свою ухмыляющуюся жену, которая как раз отодвигала стул, чтобы сесть.

— Неужели это?..

— Налетай. — она подмигнула ему и тихо хихикнула, когда он с большим энтузиазмом потянулся к половнику и зачерпнул тушеное мясо, накладывая порцию за порцией на свою и без того полную тарелку.

Джеймс медленно выплыл обратно в коридор и печально посмотрел на некогда красный ковер, который покрывал пол прихожей. От некогда яркого и теплого ковра не осталось ничего, кроме чего-то темно-серого, который он даже с трудом мог разглядеть на покрытом грязью полу.

Дверь, перед которой он стоял, вела в гостиную. Джеймс закрыл глаза и очень ясно увидел комнату перед своим мысленным взором. Темные деревянные доски покрывали пол, левую стену не было видно из-за довольно большого количества книжных полок, на которых Лили держала как научную, так и художественную литературу, которую она читала каждую свободную минуту. Два окна, одно прямо перед ним и одно на стене справа, рядом с камином, были занавешены темно-синими шторами.

Первоначально они рассматривали возможность выбора цветовой гаммы Гриффиндора, но не захотели жить в копии факультетской гостиной, независимо от того, как сильно они скучали по этому месту. Бежевые стены создавали нежный контраст с толстыми и тяжелыми шторами того же цвета, что и ковер перед камином. Там, на бежевом диване, они часто сидели, либо с Гарри, который играл на мягком ковре перед пылающим камином, либо без их сына, который мирно спал в своей кроватке, и они могли наконец насладиться прекрасным вином, не опасаясь, что красная жидкость может пролиться на диван в любую минуту. Никогда не знаешь наверняка, когда малыш находится на расстоянии вытянутой руки.

— Я отнесу его в постель, — пробормотала Лили, поднимая плачущего Гарри с пола и забирая игрушку у него из рук. Рыдания стали громче. — Все в порядке, солнышко. Мама сейчас уложит тебя в кроватку.

— Я сейчас приду, — сказал Джеймс, опускаясь на колени на пол, чтобы собрать вещи Гарри, сита и кастрюли, с которыми любил играть его сын. — Только уберу здесь, а потом поднимусь наверх.

— Хорошо.

Нагруженный кастрюлями и ложками, он прошлепал на кухню. Большой горшок выпал у него из рук прямо на босую ногу, и Джеймс громко выругался. Ворча, он опустился на колени на пол, открыл ящики и дверцы шкафчиков и расставил кухонные принадлежности по их первоначальным местам. Его сын когда-нибудь станет отличным поваром, будьте уверены. И он также знал, что учить его будет не он.

Джеймс не хотел открывать глаза, зная, как будет выглядеть эта комната. В этой комнате он провел много своих самых счастливых моментов, всегда в компании семьи и друзей. Он не мог смотреть на разрушения, но в то же время знал, что для него было важно увидеть комнату в ее нынешнем состоянии и принять то, что произошло на самом деле. Джеймс моргнул, как будто ожидал, что люстра на потолке осветит комнату ярким светом, а отблески мерцающего пламени только усилят эффект. Но что он действительно увидел, так это облупившиеся обои, изъеденные молью занавески, мусор и остывший камин.

Он резко обернулся и уставился на старую детскую коляску Гарри, которая стояла между кухней и лестницей. Джеймс шмыгнул носом и обернулся. В последний раз, когда он видел своего сына и прикасался к нему, Гарри был год. Если быть точным, один год и три месяца. Теперь он был взрослым и жил своей собственной жизнью. Он вырос в настоящего мужчину, это несомненно, а Джеймса не было рядом, чтобы увидеть, как он взрослеет; отец так и не увидел, как растет его собственный сынок.

Джеймс в ярости провел руками по лицу. Он ничего не мог изменить и снова сделал бы все точно так же. Немедленно. Без необходимости обдумывать это до конца.

Лестница была в тени и казалась еще более угрожающей, чем знание того, что он найдет там, наверху. Он не возвращался с той единственной ночи. Он очень хорошо помнил ту ночь, когда он — в своем нынешнем призрачном обличье — бросился вверх по лестнице и стал свидетелем того, что случилось с его женой, сыном и его домом.

Медленно он поднялся по прогнившей лестнице в верхний коридор. Только одна дверь была открыта. Он знал, что скрывается за каждой из них, но его интерес привлекла открытая дверь, остатки которой были разбросаны по полу. Комната за ней оказалась еще более грязной, чем он помнил. Природа сделала все возможное, чтобы проникнуть внутрь через отверстие в полу и стене и вернуть себе именно эту часть дома. Деревянные обломки, оставшиеся от кроватки Гарри, поросли мхом.

— «А потом он встретил Смерть как старого друга и с радостью пошел с ней, и как равные ушли они из этого мира.» — Лили тихо закрыла книгу и убрала черные волосы своего сына с его гладкого лица. Он тихо вздохнул и крепче прижал к груди своего маленького плюшевого олененка. Джеймс наблюдал за всем со своего места рядом с дверью с нежной улыбкой на лице.

— Спи спокойно, мой дорогой, — прошептала Лили и поцеловала маленького спящего волшебника в его лобик. — Мы любим тебя.

Его рука метнулась к дверному косяку, когда Джеймс почувствовал, что у него подкашиваются ноги. Как дым, он проскользнул прямо сквозь дерево и бесшумно рухнул на землю, где свернулся в тугой клубок, зарывшись руками в волосы. Все счастливые моменты, которые они пережили в этом доме, пронеслись у него в голове один за другим. Он мог снова увидеть каждое мгновение перед своим мысленным взором, он мог пережить их снова. Он знал, что чувствовал в каждый отдельный момент. Он не забыл чувство глубокого счастья.

Он начал дрожать. Одна картинка за другой проносились в его голове: смеющаяся Лили, Гарри, протягивающий к нему руки, плачущий Гарри, Сириус по-братски кладет руку ему на спину, он щекочет Гарри, Гарри говорит свое первое слово, слезы Лили, смех Гарри…

Лили. Гарри.

Лили обернулась и рассмеялась. — Посмотри, кто это, Гарри. Это твой папочка!

— Папа!

И внезапно мир почернел, и он потерялся в пугающей темноте.