День за днем-3 (гет)

Понедельник, обычно, день тяжелый, но у меня настрой не в пример энергичный и боевой — дополнительные проблемы совсем не пугают и даже наоборот, заставляют собраться. Одевшись, причесавшись и накрасившись, тороплюсь на кухню к Аньке — еще неизвестно какие сюрпризы принесет сегодняшний день, так что позавтракать и попить кофе лучше в спокойной обстановке.

Сомовой на радио только днем, спешить ей некуда и мы закономерно перемещаемся с чашками в гостиную. Устраиваюсь в боковом кресле, забравшись в него с ногами. Тут главное быть аккуратней и не слишком размахивать руками, что бы светло-полосатая блузка с короткими рукавами и темно-серые брючки, выбранные сегодня для делового образа, не приобрели оригинальную кофейно-леопардовую окраску. Анюта, расположившись за столиком перед диваном со стаканом апельсинового сока, пересматривает картинки в журнале и изредка комментирует, показывая развороты. В очередной раз переворачивает в мою сторону глянец и тычет в него пальцем, чего-то невнятно ворча:

— А это?

Трели телефона заставляют недоуменно встряхнуть хвостом и замереть, посматривая удивленно на мобилу:

— Капец, я же его вырубила?

Сомова вскакивает:

— Так это городской!

Она торопится к мебельной стенке, на полке которой мигает база стационара.

— Алло… Кхи...

Она возвращается назад и протягивает мне трубку:

— Егоров.

В такую-то рань? Или я что-то не поняла?

— Кто?

— Наумыч, кто!

Нет, чтобы поворковать минуток десять, дать кофе допить. Даже удивительно — я же помню, как они часами трендели, занимая телефон и не обращая на меня внимания. Взяв трубку, на всякий случай переспрашиваю:

— Меня?

— Кого же еще? Лично я с ним не разговариваю.

Блин, она не разговаривает, а мне расхлебывать — наверняка же звонит помириться со своей нимфой… С другой стороны, может и правда по делу? Слезаю с кресла и ухожу секретничать в другую часть комнаты:

— Алло.

— Алле, Ань… А! Марго.... Я тебе на мобильник все звоню, а ты недоступна.

Голос его уныл и виноват — наверняка из-за Аньки. Оправдываюсь:

— А…, э-э-э... Разрядился наверно.

Кидаю осуждающий взгляд на Сомову, которая усаживается на мое место в кресло и с обиженным видом демонстративно начинает рассматривать маникюр.

— Скажи... Аня там сильно злится?

Усмехаюсь:

— Не знаю, но могу поинтересоваться.

— Не, не, не… Не надо, я..., гхм... Я тебе по другому поводу звоню.

Засунув руку в карман, делаюсь серьезной:

— Слушаю.

— Что там с рекламой «Gyperstars»? Мы обещали им отправить ее до десяти.

Лично я им ничего не обещала. Сказать мне нечего и я, выпятив нижнюю губу, бормочу что-то неопределенное:

— Так э...

— Они уже с утра, понимаешь, наяривают, звонят.

Куда? Ему на мобильник? Или он с восьми утра сидит на телефоне в редакции вместо Люси? Тупо киваю, а из трубки слышится:

— Так что давай, ты свяжись с Андреем и уладьте этот вопрос до десяти, хорошо?

— Поняла.

— Ну вот давай, все жду тебя в издательстве, постарайся не опаздывать.

О, как! Это, каким же образом? Хмыкаю:

— Уже начала стараться

— Вот, молодец!

— До скорого.

Дав отбой, гляжу на Сомову, а та, со страдающим видом, развернувшись и положив обе руки на спинку кресла, смотрит в окно. Капец… Все равно же отсюда ничего не видно. Страдалица ты наша. Закатив глаза к потолку и покачав головой, отправляюсь поставить трубу на базу.

* * *

Спустя полчаса я уже возле Андрюшкиной квартиры и настойчиво трезвоню в дверь. Когда Калугин ее распахивает, передо мной открывается весьма соблазнительный образ с голыми ногами, торчащими из-под красного банного халата. Видимо только что из душа. Мог бы и меня подождать — психологи рекомендуют. Шутка. Запыхавшись, прохожу внутрь прихожей:

— Привет.

— Привет.

Мы тянемся друг к другу чмокнуться в губы, и Андрей интересуется:

— Чего, случилось?

— А, да ничего особо не случилось, просто Наумыч подорвал ни свет ни заря — ему позвонили из холдинга, срочно требуют фотографии на рекламу.

Из детской выплывает и направляется к нам Катерина — это так неожиданно, что я зависаю с открытым ртом. Удивительнее всего то, что на ней домашняя одежда! Она что тут ночевала? Как это понимать? Калугин мнет синее банное полотенце в руках и вздыхает:

— Фу, напугала. Сейчас я оденусь.

Катерина делает приветливое лицо:

— Доброе утро.

Даже не знаю, как реагировать. Может, у них воссоединение семьи? Растеряно опускаю глаза в пол:

— Здрасьте.

Новоявленная хозяйка повисает на плече бывшего муженька:

— Андрей, а что же ты гостью на пороге держишь?

Бросаю взгляд исподлобья — я, значит, для них гостья?

— Может быть, чайку попьем, м-м-м?

Это уже дежавю какое-то. Проходили, помнится, с Натусиком и тоже, кстати, после душа. Молча, смотрю на парочку, но реакции от Калугина никакой — он даже руки чужие не убирает с плеча. Андрей издает какой-то неопределенный звук, то ли в поддержку чайной церемонии, то ли наоборот, но выяснить не получается — к нам в прихожую врывается Алиса, примчавшаяся из гостиной:

— О, Марго, привет!

Тут же склоняюсь к ней, поздороваться и погладить по голове — всяко лучше, чем любоваться на банную идиллию семьи Калугиных:

— Привет, принцесса.

Девочка радостно делится новостями:

— А моя мама сегодня у нас ночевала.

О, как! И это при «крайне негативном» отношении брошенного мужа? Честно говоря, новость оставляющее горькое послевкусие, но я стараюсь улыбнуться:

— Серьезно? Я очень рада.

Просто безмерно. Бросаю взгляд на смущенно отвернувшуюся Катерину и укоризненно на нее глядящего Калугина. Тот, гонит дочку собираться, пока та еще чего-нибудь не ляпнула:

— А Алисочка, детка, иди, одевайся в школу, опоздаем.

Похоже, парочка вовсе не настроена так антагонистически друг к другу, как рисовал в красках Калугин. Но объяснения лучше слушать не здесь и не сейчас.

— Андрей, если мы не хотим, чтобы Наумыча хватил инфаркт, нам нужно поторопиться.

Тем более, нам еще надо успеть заскочить в школу, отвести Алису.

— Да, да сейчас.

Покосившись на бывшую, он добавляет:

— Подожди, я чего подумал, а давай я дома поработаю и все.

Что все? До десяти нужно уже быть в редакции и отправить портфолио с курьером.

— Нет, времени.

— Так делов-то на 15 минут, я сейчас туда и назад пулей.

Пулей, так пулей. Понятно, что хочет проводить дочку сам… А мне теперь выслушивать ядовитые подколки. Пытаюсь возразить, но Калугин уже спешит сбежать, бросая через плечо:

— Не стойте на пороге, проходите. Я сейчас.

И исчезает в ванной. Лучше бы прокомментировал, чего тут забыла эта американская крыса. Или у бедняжки последние баксы ушли на перелет и на гостиницу нет денег? Интересно, это она сопела в трубку? А то, что это была она, теперь я уверена на все сто — мой номер есть и у Калуги и у Алисы в телефоне, наверно он где-то записан и в их телефонных книжках. Недовольная Андреем, поджимаю губы. Над ухом раздается:

— Так как насчет чаю?

Ирина Михайловна номер два. И интонации почти те же. Иду мимо Катерины:

— Спасибо, не хочу.

Лицо женщины становится злым:

— Ты не хочешь вообще или конкретно со мной?

Похоже, тетя провоцирует на скандал. Не хватает еще заявиться в редакцию с расцарапанной физиономией. Смерив хамку недоуменным взглядом, сохраняю спокойствие:

— Не поняла.

— Да все ты поняла девочка.

Катерина снова кивает в сторону кухни:

— Может кофейку?

Девочка… А ты, значит, старая кошелка? Очень тетеньке не терпится показать, кто в доме хозяйка, тем более что Калуга в ее присутствии ограничивается мычанием и не возражает. Но я такого удовольствия доставлять нахалке не желаю — сунув руки в карманы, нарочито вздыхаю:

— Девушка, я только что из дома, я влила в себя пол литра чая с бутербродами. Говоря по-русски, я сыта.

Мы гипнотизируем друг друга, и я добавляю:

— Я доходчиво объясняю?

Катерина сжимает зубы:

— Не лезь в мою семью.

Удивленно приподнимаю брови:

— Интересно, а когда эта семья успела стать твоей?

За одну ночь что ли? Нахрап продолжается:

— Ты чего не слышишь, я тебе еще раз повторяю — не лезь в мою семью!

Гляжу, не моргая — креатив с сопением в трубку и с губной помадой, конечно, впечатлит любую нежную дамочку, но уж точно не Маргариту Реброву.

— А то что?

Та вдруг дергано ухмыляется:

— Увидишь.

Мой оскал полон сочувствия:

— Как страшно.

Иду мимо нее, к дивану, демонстративно роясь в сумке, висящей на плече. Сзади слышится голосок подошедшей Алисы:

— Марго, мама, а давайте я вас вместе сфотографирую!

Не хватало такого счастья. И в рамку повесить. Сунув руки в карманы, без энтузиазма гляжу на девочку c фотоаппаратом в руках… Это я говорила, что Алиса большая и все понимает? Фигня. Выдаю желаемое за действительное. Катерина одобрительно охает:

— Ой, отличная идея.

И тычет пальцем в сторону кушетки:

— Прямо на диване, вот здесь. Давай.

Она садится первой и смотрит в мою сторону, командуя:

— Так, Марго, садись.

Сосредоточенно разглядываю носки туфель. К чему такой восторг? После сопения в трубке, будет мне на фотке рисовать усы и выкалывать глаза? Но возразить нечего и приходится подчиниться. Усаживаюсь рядом, стаскивая сумку с плеча и отставляя ее за спину. Ради Алисиного кадра прижимаюсь плечом к кусачей гадюке, хотя наверно это небезопасно. Весь этот лживый спектакль мне неприятен и я, прочищая горло, стараюсь не глядеть на «маму», так бойко ворвавшуюся в нашу жизнь. Девочка призывает:

— Скажите «ви-и-иски».

Пытаюсь состроить на лице улыбку и тут же ловлю на себе недобрый взгляд Катерины. Улыбаюсь еще шире, склонив голову набок. Вспышка фотоаппарата и Катерина повисает у меня на плече:

— Отлично, теперь вот так вот.

Двуличное дружелюбие и фамильярность раздражают, и очень хочется сбросить с себя ее цепкие пальцы. Капец, еще минуту назад эта дамочка меня запугивала, а теперь чуть ли не лучшая подруга! Напрягшись, сдерживаю себя, лишь слегка вздернув бровь вверх от недоумения, потом снова поворачиваюсь к объективу, складывая губы в улыбке. Следует новая вспышка:

— Все, готово.

Кольца удава спадают, и Катерина отодвигается, усаживая Алису между нами:

— Замечательно. Давай, сюда… Иди сюда, посмотрим, что получилось. Давай.

Результат мне тоже любопытен и я склоняюсь над плечом девочки. Катерина восторженно восклицает:

— О! Замечательно, замечательно. Алиса, кто тебя этому научил?

— Папа! Он у нас такой хороший фотограф.

Идиллия матери и дочки, заставляет отвернуться, подняв глаза к потолку и вспомнить: «не лезь в нашу семью». Прекрасно понимаю, что весь этот спектакль для меня.

— Угу. А про виски тоже папа научил?

Не без подвоха — наверняка этот камушек в мой огород — уж кому как не бывшей знать характер Андрея и его трепетное отношение к Алисе.

— Не-е-ет. Это у нас Юрка Поздняков так говорит.

— Ага. А кто такой Юрка Поздняков?

Появляется возможность утереть нос бойкой мамаше понятия не имеющей «о семье», куда она так нагло влезла. И естественно не упускаю возможности показать насколько я ближе к Алисе и Андрею, чем залетные американки, годами не интересующиеся своими детьми:

— Это ее школьный друг.

Катерина, кисло улыбнувшись, отворачивается. В нашем словесном поединке она пропустила ощутимый удар. На всякий случай прошу довольную до ушей Алису:

— Скинешь мне фотку по электронке?

Не знаю, пригодится или нет, но вдруг поможет в нашем расследовании?

— Да, обязательно. Прямо сейчас пойду и сделаю.

В дверях гостиной появляется Калугин с файловой папкой в руках и сразу поторапливает дочь:

— Так я сейчас кому-то... Быстро в школу!

Мои вынужденные мучения заканчиваются и я, облегченно вздохнув, поднимаюсь с дивана. Подхватив сумку, заглядываю внутрь — свободного места много, ничего пачкающего нет. Калугин раскрывает корочки, поворачивая материалы ко мне так, что бы можно было смотреть:

— А, Маргарит, смотри, вот они здесь по порядку в рабочем виде.

Забираю и запихиваю папку себе в сумку:

— Угу, спасибо, Тебя, когда ждать?

— Ну, я, вообще, сейчас скоро подскачу… Но, если что, ты звони.

Видимо, еще какие-то дела с утра? Ладно, мне пора и я вешаю сумку на плечо:

— Хорошо. Спасибо.

Оглядываюсь вежливо на Катерину:

— Всего хорошего.

Та улыбается до ушей:

— До свидания, Маргарита.

И тут же повисает на плече Калугина, вцепившись обеими руками и склонив голову на бок. Жаба! Но больше всего меня бесит поведение Андрея! Молча, иду в прихожую и к двери, на выход. И никто меня не провожает.

* * *

Раз с утра в «Gyperstars» все такие нетерпеливые, спустившись к машине, звоню в рекламный отдел и договариваюсь, где пересечься и осчастливить калугинскими фото. Встреча проходит удачно, и небольшой крюк в сторону от центра, не мешает появиться на Большой Татарской почти вовремя — в половине десятого. Пока поднимаюсь в лифте, мысли об утреннем происшествии возвращаются, и я опять начинаю накручивать себя разными криминальными предположениями.

Так что, выйдя на этаже, заботы о семье Андрея еще не отпускают меня и я, так и не убрав озабоченности с лица, направляюсь к Люсиной стойке, посматривая по сторонам. Секретарша с кем-то ругается по телефону и до меня доносятся обрывки обиженных фраз:

— У нас собрание... Тема? Тему не озвучили, не знаю.... Не знаю! Не злая я, отстань!

С недовольным видом она кладет трубку на рычаг и поворачивается в мою сторону. Подойдя к стойке, начинаю перебирать почту, еще не отсортированную.

— Люсенька привет.

— Доброе утро.

— Это что у нас сегодня, вече? Или я ослышалась?

Приходится вчитываться в каждого отправителя, хмуря брови и мысленно ворча на нерасторопность Людмилы.

— Нет, нет, не ослышались. В десять ноль-ноль вы должны быть в зале заседаний.

— И чья это инициатива?

Люся чуть презрительно хмыкает:

— Нетрудно догадаться чья.

— Егоровой, что ли?

Со вздохом секретарша кивает, опустив глаза вниз.

— И по какому поводу?

— Так эта мымра мне еще не озвучила. Наверно, сама еще не придумала.

Конечно, негоже допускать подобные изречения про начальство, но тут я полностью согласна с оратором — мымра, она и есть мымра.

— Понятно.

Тем не менее, навалившись на стойку и притиснувшись поближе к «лицу Мужского Журнала», слегка журю ее:

— И, все-таки, Люсенька ты сегодня злая.

— Да уж с волками жить.

Какие, там, волки… Скорее шакалы и гиены.

— Да, ладно. Маугли жил и не кукарекал.

Прихватив несколько писем из набора, уже собираясь отойти, советую:

— Ты свои нервы побереги лучше. Поверь, Егорова их не стоит.

Не успеваю сделать и пары шагов к кабинету, как меня окликает Пчелкин:

— Маргарита Александровна. Вас там внизу кто-то спрашивает.

Внизу? Нахмурив брови, пытаюсь вспомнить — не назначала ли кому c утра встречу:

— Кто спрашивает?

Коля напряженно разглядывает потолок:

— Какой то…, э-э-э… Александр Михайлович.

Лучше бы сказал, из какой организации.

— Какой Александр Михайлович?

— Не знаю, так представился.

Наконец, до меня доходит:

— А-а-а, Михалыч. Ну, ты скажи ему, я у себя, пусть поднимается.

Мы расходимся в разных направлениях, и мне в спину звучит:

— Понял, майна.

* * *

Через пять минут старый детектив появляется в дверях моего кабинета, и я вскакиваю из-за стола, чтобы его встретить. Вероятно, результаты его изысканий невелики — все уместились в тонкую кожаную папку, которой гость постукивает ребром по столу. Сунув руки в карманы, бодро интересуюсь:

— Ну что, Александр Михайлович, нарыли что-нибудь?

Надежда в голосе умирает последней, но мой визави лишь качает головой:

— Очень мало информации. Мало.

Блин… А я уже целый криминалитет накрутила… И главное все логично! Уныло отвожу взгляд в угол. Михылыч сочувственно пхэкает:

— Этих Катерин Калугиных, как собак, прости меня господи.

Может, хотя бы, каким рейсом прилетела и когда? Хотя, какая разница… Помочь ему мне нечем, но все же пытаюсь:

— Ну, Калугина — это у нее по мужу фамилия.

Правда могла и поменять с тех пор.

— А девичья?

Приходится лишь виновато покачать головой — Андрей так и не сподобился рассказать о своей бывшей, хотя бы по минимуму.

— А девичью я не знаю.

— Хэ, ну спасибо.

Звучит язвительно, и я разочарованно отворачиваюсь, поджав губы — похоже, загадка Катиного прошлого останется нераскрытой. Михалыч еще и ерничает:

— Наконец-то, ситуация разъяснилась.

Ни года и места рождения, ни фотографии… Неожиданно мелькнувшая мысль выглядит спасительной:

— Так, стоп — машина, секунду!

Бросаюсь за компьютер и лезу в почту.

— Что такое?

— Секундочку, секундочку...

Пару кликов мышкой и когда открывается outlook, вижу во входящих сообщение от Алисы с приложенным файлом. Даже привскакиваю, радостно разворачиваясь к гостю:

— Ай, Алисочка, ай, молодец.

Еще клик и на экране, во всей красе, свежие утренние фотографии. Михалыч заинтресованно щурится, наклонившись к экрану:

— А-а-а, я так понимаю это она?

На фото Катерина обнимает меня двумя руками, прижимая к себе, а моя широкая улыбка в объектив, должна подтвердить неземное счастье от такого панибратства.

— Да, слева.

— Да уж точно не справа.

— Хэ…

Неуверенно уточняю:

— Я думаю, изображение как-то поможет?

Михалыч выпрямляется с довольным видом:

— Да не то слово, не то слово… Так!

Пока я созерцаю на дисплее двуличное существо, вцепившееся в меня, детектив открывает свою пустую папку и копается в ней, извлекая визитку:

— Пульни-ка эту фотку, вот по этому адресочку.

Он отдает мне зеленую мятую карточку, а потом обеими руками упирается в крышку стола, нависая. На визитке кроме электронного адреса ничего нет, даже имени владельца. Пытаюсь прочесть, что написано сбоку мелкими буквами, но без лупы не разберу.

— Ага.

— Теперь, я думаю, быстро разберемся быстро.

Ну и слава богу! Я уже с оптимизмом кидаю взгляд на фотографию соперницы — выведу, выведу тебя на чистую воду!

* * *

Буквально пару часов спустя звонок Михалыча застает меня прямо посреди холла. Остановившись, нетерпеливо прикладываю мобильник к уху:

— Алло.

— Маргарита, ну что, могу тебя обрадовать: фотография мне очень помогла.

Значит, эта мочалка все-таки есть в криминальных базах!

— Замечательно, я слушаю.

— А-а-а… Я бы не хотел все это по телефону. Информация достаточно деликатная.

Кто бы сомневался.

— Слушай, давай я заскачу к тебе на работу?

Если и Калугин как-то замазан, то обсуждать надо tet-a-tet и не вблизи нашей публики.

— А... Нет, если деликатная, то на работу лучше не надо.

Детектив смеется в трубку:

— Ха-ха-ха… Что, стены с ушами?

Отшучиваюсь:

— Если бы только стены. А давайте лучше вы ко мне домой подъедете? Где-то после пяти.

— Да не вопрос. Давай, диктуй адрес.

— А вы его и так знаете: я живу у Игоря дома.

— Понятно. Хорошо, до встречи.

— До встречи.

Задумчиво захлопываю крышку мобильника. Значит, Михалыч все же раскопал… Что же это за деликатная информация? Похоже, чуйка меня не обманула, и Калугин действительно скрывает и таится. Неужели и правда, криминал? Просто ничего другого, чтобы секретиться, в голову мне не лезет… Вижу, как Андрей, не замечая меня, останавливается неподалеку, повернувшись спиной. Он сосредоточенно разговаривает о чем-то с дочерью, и я прислушиваюсь:

— Алло, Алиса, привет. А ты где?

Нерешительно переминаясь с ноги на ногу и нервно ломая пальцы, потихоньку подступаю ближе.

— А, понятно. Ну, у тебя все в порядке?

Встав в шаге от Андрея, нервно обгрызаю ноготь — теперь мне очевидны причины беспокойства Калугина о дочери, особенно если у бывшей остались на мужа какие-то рычаги влияния. Только ведь с этим нужно что-то делать — может милицию проинформировать, может просто пригрозить и заставить уехать… На самотек пускать точно нельзя! И вообще, может их там целая банда — из мест заключения редко кто выходит чистеньким. Голос Андрея становится все более беспокойным:

— О чем еще?

Неожиданно Калугин сбивается на междометия:

— Пфф... Малышка, что значит жить... А... Алисочка, ты знаешь я сейчас не очень готов обсуждать такие вопросы. Поэтому, давай с тобой, потом поговорим.

Сложив руки на груди, изучающе разглядываю Андрея. Очевидно «жить» и «не готов обсуждать» касаются Катерины. Только в каком контексте неясно. Все-таки, я была права, когда торопила его честно поговорить с дочерью. Но видимо там такие дебри, что невозможно сказать «а», не сказав и «б», и «в» и остальные буквы.

Калугин нервничает:

— Алиса, потом, это значит потом. Это значит, дома! Хорошо? Все я тебя люблю, целую, давай. Пока.

Проблем видимо прибавляется и, может быть, настало время поговорить? Осторожно подаю голос:

— Как дела?

Андрей резко оглядывается:

— А? Да, нормально.

Что-то не похоже.

— А чего такой загруженный?

Калугин отводит глаза, отдуваясь:

— Фух, разворот прикидываю и... Ты как?

Нет, делиться проблемами он со мной не намерен, это точно. Огорченно улыбнувшись, хмыкаю:

— Нормально… Прорвемся.

Андрей торопится скрыться с глаз:

— Ну да, ну ладно, увидимся.

И, не оглядываясь, идет к себе в кабинет. Вот и поговорили. Похоже, я уже мешаю своим навязчивым мельтешением, а слова «хочу, чтобы ты была рядом всегда» закончили свою сверхкороткую жизнь. Притопнув ногой, разочарованно разворачиваюсь к своему кабинету и, толкнув дверь, захожу внутрь.

* * *

Совещание, пропиаренное Егоровой еще утром, после нескольких переносов, наконец-то находит точку в расписании начальницы и Люся в который раз всех обзванивает, теперь уже сгоняя в зал заседаний. Прихватив на всякий случай черную папку с наляпанными дополнениями к вчерашнему убогому «тематическому плану», прохожу к окну, где уже томится Наумыч, а вдоль стены топчутся Галина с Валиком. Садиться не хочу — за столом, заваленным папками и распечатками уже Зимовский с Лазаревым, а напротив них одинокий задумчивый Калугин. Только председательское место пустует. Поскольку тема общего сбора по-прежнему остается загадкой, народ томится нетерпением, гадая и перетирая косточки Наташе. Наконец, новая венценосная особа, с красной папкой в руках, появляется на пороге:

— Ну что, господа капиталисты, будем начинать.

Интересно, какие секреты она прячет в этих красных корочках? Или в них пусто? Наташа проходит во главу стола:

— Проанализировав последние месяцы работы нашего издательства, я пришла к важному выводу.

Наумыч удивленно трясет головой, изумляясь наглости дочурки. И действительно — чем ей удалось что-то проанализировать совершенно непонятно. Ухмыльнувшись, отворачиваюсь, глазея в окно и почесывая пальцем переносицу.

— Оказывается, мы никак не охватываем интересы такой обширной группы населения, как девушки и женщины в возрасте от двадцати до сорока лет.

А у них есть особенные интересы в «Мужском журнале», о которых я не в курсе? Что-то я не очень понимаю, к чему Егорова клонит. Может, к новым рубрикам? Шеф последние слова не оставляет без комментариев:

— А после сорока, значит, затрагиваем?

Ни один мускул на лице Наташи не выдает ее недовольства, но слова звучат резко:

— А я, кажется, никому слова не давала.

В принципе, резонно. Егоров прикусывает язык, недовольно разворачиваясь в мою сторону. Наташа размеренно продолжает:

— Эта аудитория..., а-а-а… Ничего интересного для себя на страницах «МЖ» не находит.

Ну, на то он и «МЖ». Хотя, Зимовский, частенько обвиняет меня прямо в противоположном — типа обабила глянец донельзя. Наташа, тем временем, развивает свою мысль дальше:

— Поэтому она предпочитает покупать другие журналы и в связи с этим у меня возникла очень интересная идея.

Наумыч недоверчиво хмыкает, а я, привлекая внимание нового руководства, поднимаю руку, щелкая пальцами. Наташа громогласно разрешает, видимо ожидая возражений:

— Я вас слушаю.

И делает шаг ко мне, подступая ближе.

— Извини, Наташ. А можно одно замечание, прежде чем ты что-то предложишь?

— Ну?

— Если ты действительно анализировала продажи журнала за последние месяцы, то наверняка заметила, что наш курс весьма серьезно изменился.

Егорова-младшая возвращается к своему креслу и мне уже приходится высовываться из-за шефа, чтобы видеть ее:

— И что наши продажи увеличились и в том числе за счет привлечения той аудитории, о которой ты говоришь. Не всей, конечно, но достаточно большей ее части.

Положив раскрытую красную папку на спинку кресла, Егорова заглядывает в нее, видимо там шпаргалка:

— И о чем это говорит?

— Это говорит о том, что в принципе мы идем правильным курсом.

Наумыч поправляет:

— Шли.

Наташа пытается сохранить начальственно-умное лицо:

— Э-э-э... Я понимаю, Маргарита Александровна, вашу мысль, но хочу вам задать один вопрос.

— С удовольствием отвечу.

Наша новая начальница пускается в обратный путь вдоль окна, а потом вдоль кресел:

— Скажите, пожалуйста, сколько дней подряд, вы можете носить одно и то же платье, даже если оно вам очень нравится?

По разному… Но чаще максимум два. И что из этого следует? Мне непонятны ее параллели и я, пожав плечами, пытаюсь вернуть разговор в русло журнала:

— А..., причем здесь это?

— Притом, вы меня даже не дослушали. Я говорю о том, что надо меняться. Я же не говорю выкинуть старое платье. Я просто предлагаю купить новое.

Она бросает на меня испытующий взгляд, но туманный разговор о тряпках заставляет непонимающе закатить глаза к потолку — мы чего теперь еще и платьями будем заниматься? Наумыч приходит на помощь:

— Наташ, а ты можешь, как-нибудь, без этого шопинга?

Видимо, может:

— Журнал «МЖ» никто не собирается трогать. Я просто предлагаю выпустить новый журнал.

Она победно оглядывает собравшихся и улыбается:

— Женский!

Информация, конечно, шоковая и требует осмысления. Егорова заглядывает в свою папку:

— Это будет близкий по стилю, но совершенно другой по содержанию глянец.

А деньги? Из папиного кармана? Или продаст мамин пакет акций?

Наумыч возмущенно перебивает:

— Ты с ума сошла!

Со своего места вмешивается Лазарев:

— Борь, давай без комментариев, а?

Может, ее будет спонсировать Константин Петрович? Егоров затыкается, видимо вспоминая свое нынешнее положение, и Наташа продолжает:

— Рабочее название этого журнала будет «For Woman», ну или просто «ЖW». Давайте посмотрим на обложку этого журнала.

Она идет к ноутбуку на столике у стены, и нажимает пару клавиш на клавиатуре. На большом экране рядом проецируется макет будущей обложки. Надо же, кто-то ведь все подготовил — включил ноутбук и аппаратуру, загрузил файлы… Интересно, кто это у нас такой исполнительный? Наверно тот, кто и обложку сляпал — там девица трясет мокрыми волосами на фоне египетской пирамиды, прописью идут буквы «ЖW» и названия выдуманных рубрик — дамский клуб, секс-кулинария, автоледи, и конечно про отпуск. Это вот этого не хватает от 20 до 40? Cекс-кулинарии? Еще одно нажатие кнопки и теперь, то же самое, в другом ракурсе, другим шрифтом, но с той же моделью, будто сошедшей из портфолио Анатолия Чеснокова. Валик торопится подольстить:

— Симпатично.

Наташа возвращается к председательскому креслу и встает позади него:

— Покупатель сразу увидит, что журнал выпускается тем же издательством, что и «МЖ». Он доверяет нашему качеству и поэтому получает возможность выбора.

Зимовский кисло оглядывается на дисплей, а Калугин сосредоточенно дергает себя за губу — похоже, все не в восторге и Егоров это озвучивает:

— Он получает инфаркт, потому что у него в глазах начинает двоиться.

Он раздраженно косит зрачками на кончик носа и трясет руками перед лицом. Не очень конструктивно в плане возражений и этим пользуется Лазарев, оглядываясь на бывшего директора и одергивая его:

— Борис Наумыч, перебивать мы все умеем.

Пытаюсь внести деловую нотку в протестные настроения:

— А вам не кажется, что эти два журнала начнут конкурировать между собой?

В смысле оттягивать деньги. Хотя, думаю, вряд ли — большинство рубрик будет разными. Наташа слабость моего аргумента просекает сходу:

— Ну, какая конкуренция, у них будут разные аудитории и потом, Маргарита Александровна, эти два журнала могут вести между собой диалог, а если их правильно и грамотно пропиарить, то люди могут покупать оба издания.

В общем-то, у меня аргументов против, особых нет. Только, вот, кто этот журнал будет делать? Кто будет главным редактором для него? Есть подозрение, что это повод раскрученный «Мужской журнал» передать мужчине, а практически нулевой «Женский», с неясными перспективами выживания — женщине.

Свежую издевательскую струю вносит Наумыч, который, не в силах стоять на месте, переминается с ноги на ногу, чуть не подскакивая:

— А давайте выпускать еще детский журнал «ЖД». Пусть сразу три покупают!

Он всплескивает руками, поворачиваясь к дочери спиной:

— А если еще будем ориентироваться на стариков...

Мысленно продолжаю — «ЖП» для пенсионеров. В общем, полная «Ж…».

Калугин поднимает руку, внося свою лепту в негатив:

— Простите, простите, пожалуйста... Для того чтобы выпускать два журнала… Да?... Нам нужно будет увеличить соответственно объем работы.

Галка его поддерживает:

— Вот именно. Нужно штат раздувать.

Наумыч, обрадованный поддержкой смотрит на Наташу, думая, наверно, что этот аргумент ее убедит. Но та непреклонна:

— Не надо ничего раздувать.

Положив локти на спинку кресла, она твердо продолжает:

— У нас и так половина людей ходят и стены подпирают.

Ценная мысль и я даже знаю, кто обычно этим занимается. Ворчу, бросая в пространство:

— Да кто-то и сам, до последнего времени, стены подпирал.

Егорова делает вид, что не расслышала:

— Что вы сказали?

Поворачиваюсь к ней лицом:

— Так, мысли вслух.

Если я правильно оцениваю ситуацию, то Зимовский будет двумя руками за создание такого журнала. Приглашаю его проявить себя в наших дебатах, а то что-то он все молчит, только строчит пером в раскрытой перед ним папке:

— Антон!

— М-м-м.

— А ты чего заглох?

— Я?

Он оглядывается на меня, потом снова утыкается в папку:

— Анализирую.

— Угу.

Ну, анализируй, анализируй. Лазарев берет заключительное слово:

— А я считаю, что Наташа абсолютно права. Выход нового журнала не уменьшит продажи «МЖ». Даже если кто-то купит новый журнал вместо старого, деньги пойдут к нам.

Угу…. Только затраты увеличатся вдвое и я озвучиваю это:

— Да, но производство, сил, финансов уйдет гораздо больше, в два раза и прибыль явно упадет. Я удивляюсь, как это вы не понимаете.

Наталья тут же находит контраргумент, тыча в воздух пальчиком:

— Это она в процентном отношении упадет, а обороты вырастут.

Надо же, кто-то подковал девочку, даже слова умные выучила. Лазарев подхватывает:

— Вот, именно.

Калугин сомнения не снимает:

— То есть, вы, вот так вот, уверены, да, что новый журнал будет также продаваться, как и старый?

Наташа снова раскрывает свою папку, положив на спинку кресла:

— А это уж от нас зависит господа, как мы сработаем.

На каждый наш аргумент у нее свой. Чувствуется, что с ходу переубедить новую начальницу не удастся и нужна специальная проработка с логикой и фактами. Только Наумыч не может успокоиться и выкрикивает:

— Авантюра!

Лазарев, не поднимая головы и не оборачиваясь, обрывает его, указывая на нынешнее место:

— А вас, Борис Наумыч, никто не заставляет участвовать в этой авантюре.

Андрей заступается:

— А вот я, тоже, сомневаюсь, как и Борис Наумыч, что мы потянем два журнала.

Наташа снова берет инициативу в свои руки:

— Ну, естественно, если мы только и будем делать, что сомневаться, мы и один журнал не потянем. Хватит ходить по накатанной колее. Я предлагаю сделать прорыв. И мы либо подписываемся на него....

Запрокинув голову вверх, прикрываю глаза, ожидая вердикта, но Любимова первой подает голос:

— Либо?

— Либо ищем других исполнителей.

Мда…Совсем у девочки голова пошла кругом от своей многозначительности. Ради выпендрежа готова угробить и предприятие, и людей, создавших его. Прижав двумя руками папку к груди, поджав губы, недоуменно озвучиваю в воздух:

— Даже так?

Подхалим Кривошеин отдает голос сильнейшему:

— Знаете, а мне идея с двумя журналами нравится.

Галина язвительно усмехается:

— Ага, можно в два раза больше ничего не делать.

У Егорова тренькает в кармане, и он начинает суетиться в поисках телефона. Наташа раздраженно смотрит на бывшего отца:

— Я, кажется, просила отключить телефоны!

Я такого не помню, шеф видимо тоже и протестует:

— С каких это пор мы на совещаниях отключаем телефоны?

— С тех пор, как я руковожу издательством

Трели продолжаются, и Егоров пожимает плечами:

— Да, но я жду важный звонок.

— А можно ждать его потише, не мешая остальным?

Звонки продолжаются, Наумыч с недоуменным видом поворачивается ко мне, ища поддержки, а Наташа, усаживаясь в кресло, демонстративно продолжает:

— Так, я предлагаю обсудить концепцию первого выпуска… А-а-а... Начиная с первого же номера журнал должен позиционировать себя, как чисто женский.

С усмешкой гляжу это недалекое убожество — нет ни проекта, ни штата, ни финансов, вообще концепции, а она уже первый номер обсуждает. Наумыч, тем временем, продолжает копаться в мобильнике, нажимая кнопки, не слушая глубокие мысли дочурки — наверно проверяет, кто ему звонил.

— Это не значит, что там должны быть такие слезливые истории, как одна родила, вторую бросили, третья победила себя. Нет. Это все муть.

Вот с этим полностью согласна. Калугин вдруг сует руку в нагрудный карман, извлекая оттуда свой телефон и читая пришедшую SMS. Наташа со вздохом продолжает:

— В этом журнале должно быть множество полезной информации для современной женщины. Что, где, когда, и как.

И почем? Бред. Последний перл заставляет сыронизировать:

— Так, а есть уже такой журнал. Правда он на телевидении. Так и называется «Что? Где? Когда?»

— Очень смешно!

Уж как есть. У Егорова опять начинает трезвонить мобильник и Наташа раздраженно оборачивается:

— Я же просила!

Тот лишь разводит руками:

— А я не могу держать человека.

Он прикладывает трубку к уху, и начинает выбираться из наших рядов, направляясь к двери:

— Да, Иван Степаныч, слушаю вас!

Поджав губы, Наташа выпрямляется в кресле:

— Ладно, продолжим.

Но тут уже трезвонит мобильник у Калугина, и он бросает взгляд на дисплей:

— Ой!

Похоже на Егорову с ее затеями, всем плевать и только и ищут повода смыться.

— Андрей!

Тот мотает головой:

— Пардон, прости, пожалуйста. Это дочка, надо ответить срочно, извини.

Он срывается с места и, обойдя вокруг кресла начальницы, спешит вслед Наумычу. Вообще-то, раньше с оперативок Калугин по поводу Алисы никогда не сбегал, перезванивал позже, так что Наташа права, обращая внимание на чрезмерную синхронность:

— Я что-то не поняла. Это саботаж?

Похоже, что так. Но повторить фокус с телефоном уже не получится и я, опустив глаза в пол, канючу:

— Наташ, мы уже два часа здесь торчим, слишком много информации.

Чтобы такое придумать, чтобы и нам свалить по рабочим местам? Поджав губу и подняв глаза к потолку, подыскиваю слова:

— Надо как-то…, переварить.

Галина подает усталый голос:

— Марго права.

— Ладно, переваривайте, завтра продолжим.

Егорова недовольно отворачивается, опуская голову и касаясь пальцами лба, а народ дружно срывается с места, торопясь разбежаться.