Во тьму глубин и обратно (джен)

14 / 15 мая, станция Омикрон

С гидропоникой они закончили. Ну, как закончили — очистили и промыли. Запускать её и сажать что-то из запасов пока не стали, так как механизмы были в весьма негодном состоянии, и их нужно было починить. А Росс призывал её вернутся к гелю.

Она хотела понять, как он работает. Снова изучить записи, понять что она видит на фотографиях. Как НИУ с его помощью ремонтируют тела? Ответ был прямо перед ней — на изображениях видимых электронным микроскопом, которые делал Гальперин с образцами тканей различных заражённых и оживлённых животных.

Затем она снова перешла к практике. Нужно было соотнести различные наблюдения с кодом калибровки, и сделать по-настоящему высокоинтеллектуальные выводы.

Всё было сложно, и шло медленно. Было необходимо определить сам подход к задаче, как вообще сопоставить код с физической компонентой? Вариант виделся только один, самый долгий и нудный — методом тыка кромсать матрицу по её «абзацам», смысловым кускам, на которые разбивалась сама лента, и наблюдая изменения в микроскоп. Может быть, было что-то получше, но она решилась на этот вариант. Сначала она на всякий случай взяла образец мускула цветка НИУ — образования для передачи электроэнергии и кодов, наросшего на электрооборудовании. Его необычный вид, ввиде отверстия с мышечной системой намекал на то, что это система будто бы для приёма чего-то, выглядещее, как рот. Точнее, как анус, но по функциониональности это скорее приёмник — рот. Круглый рот без зубов. Причём цветок активируется при касании, в остальное время довольно пассивен. Пока что они только руки туда сорвали — помогало в некоторых случаях и улучшало самочувствие. Но отбирало энергию от различного оборудования в распределении сети.

— Для чего это нужно НИУ? Ну просто для чего? Какой смысл в этой штуковине? Надо узнать.

Образец его мускула, синеватого светящегося нутра, и «вздутой плоти» были сфотографированы с электронного микроскопа в разных местах, и анализ их снимков оставлен на потом, а пока она вернулась к телу и матрице кода.

Для срезов была выбрана специально помеченая зона на одном из мускулов оживлённого тела, с целью отбирать образцы волокна. Затем клетка была изменена так, что бы её было просто открывать и закрывать, и после начались тесты с матрицей.

Интересные, но очень однообразные по факту. Что-то изменить, ввести код, вырезать и извлечь образец, сфотографировать образец, сравнить с тем что было раньше, и так по кругу. Можно ли вообще чего-то так добиться, или это путь в никуда? Это точно был бы путь в никуда, если бы не Йохан Росс. Он видел, знал, и понимал. В некотором смысле она была его «руками», и получала адекватную информацию своих тестов через него. Он был ей необходим в этом, а она, вероятно, ему, для понимания «новых» кодов НИУ.

Так прошло время. Казалось, что очень много времени.

Спустя это прошедшее время исследования, начало приходить некоторое понимание принципа оживления, особенно её интересовали именно оживлённые существа, которые долгое время были мертвы. После множества снимков, некоторых пояснений Росса, который сам пытался понять что к чему, и регулярных возвратов к пояснениям «прошлогодних исследователей» она наконец начала понимать, как это было сделано.

— Так вот оно что… — Райзен просматривала изображения с электронного микроскопа.

— Как это… А, вот оно, ну и вырост. Хах! Так вот что ты сделал НИУ, действительно, пытался реконструировать труп.

— Что там? — Фалько тупо уставился в монитор.

— Пытаюсь понять, как структурный гель оживляет трупы. Видишь это? — Он показала пальцем на экран. — Фибра.

— Ага…

— Нет, не «ага». — Она произнесла это с возмущением. — Это мускульная фибра, собранная из органических останков.

— Ага. Я понял.

— Дело в том, что я теперь наконец понимаю, что я вообще вижу. Структурный гель… Он, скажем так, пересобирает органику, как я предполагала, но! НИУ не пытается идеально воссоздать тело как оно было, или… Хотя нет, точнее будет сказать, что оно, вероятно, хочет его воссоздать, но не может в силу технических ограничений возможностей геля. И по этому оно пересобирает органику во что-то более… Простое и надёжное. Удовлетворительное для него решение. Вместо сложной природной машинерии из многих тысяч метаболических цепей, оно пересобирает ткань в менее сложную, и более надёжную, не уступающую по качеству форму.

— А почему бы просто ему не создать тело просто из геля и каких-то вспомогательных веществ? Зачем нужно тело человека?

— Тут как минимум три причины. Во-первых, даже молекулярно деградировавшее органическое тело является источником сложных соединений, которые используются в работе, и вероятно, позволяют её сильно ускорить. Во-вторых, это каркасная матрица. Более твёрдые части и материалы позволяют гелю надёжно закрепиться в форму и структуру тела и начать пересборку, а не быть как желе. И наконец в-третьих, НИУ не просто так это делает. Оно хочет вернуть тело к жизни, вернуть тело человека. Но белки уже свернулись и деградировали, биохимические цепи разорваны, и их нельзя просто перезапустить, нужно выстроить тело заново на молекулярном уровне, что оно и пытается сделать. Но здесь уже встают ограничения самого геля, ведь он просто не способен собрать всё как было, собрать из белковой массы трупа всю его биологию. И тогда НИУ применяет компромиссное решение — чинит тело как может, в силу возможностей геля. Создаёт, как бы, замену природным тканям. — Она задумалась. — Понимаешь, мы с тобой тут это по сути четыре оживлённых человека. Человек, он, состоит как бы из двух из двух частей, так? Тела и мозга. Мы — два органически пересобраных трупа, и два чипа с нейрограммами людей. А для НИУ — это тело и мозг, создающее технически эффективное устройство. Это сборка, которая даёт два по цене одного! Амба! — Райзен нервно засмеялась.

— Значит три причины, это три параметра, которым удовлетворяет человеческий труп. Органические полуфабрикаты для работы, жесткий молекулярной каркас, и то, что оно когда-то было живым, а значит его нужно починить… Логично, знаешь. Мне даже нечему удивляться. — Фалько говорил несколько меланхолично. Может он уже смирился с происходящим и сам всё понял? Кто знает.

— Да. Но посмотри сюда — фактически мышцы, это единственные ткани, которые были действительно эффективно отремонтированы в теле. А всё остальное… — Она переключила набор изображений с микроскопа на фото со сканера. — Просто болтается в масле на этих каучуковых соединениях, и медленно разлагается. А вот силовые провода электропитания проходят через бывшую кровеносную систему, стенки генеральных артерий и вен. Впрочем это, кажется, не общее правило, оно иногда и мимо растёт. Управляющие провода, выполняют роль нервной системы, они где-то… Вот снимок со сканера. — Она сменила изображение. — Здесь. Они проводят командные сигналы, позволяют управлять подачей главного тока на мышечную фибру во всех частях тела. На самом деле эта разница между проводкой выглядит довольно условной, но тем не менее, их разделение существует. Выращенные из геля, его белков, графена и мазута, и возможно из останков тела тоже, электросхемы. Транзисторы, резисторы, конденсаторы… Класс.

— Оно пересобирает тело… Делает из его останков упрощённую, по сравнению с природной, органическую механизацию… Это… Как это… Некро… Некроробот?

— Ага, самый настоящий некроробот. Хотя мы называем их просто кадаврами.

— Знаешь, мне всё ещё не по себе, несмотря на всё что я вижу тут.

— Ничего, привыкнешь. Это же просто… — Она навела на него взгляд. — Потрясающе, в самом деле.

— А по мне, так скорее противно…

— Одно другому не мешает, знаешь ли.

— И как мы можем это использовать в дальнейшем?

— Что значит как?! Ты понимаешь, какие перспективы нам это открывает? Когда мы подчиним гель, можно будет очень быстро создавать основы тел, различных машин, и каких либо конструкций просто из правильно откалиброванного геля, каркасной матрицы, и набора растворов веществ с нужным составом. Это могут быть как трупы живых существ, так и искусственные конструкции, сделанные специально для геля. Затем останется оснастить это тем, с чьими функциями гель справляется не очень хорошо, как мозги, глаза, звуковые системы, другие сенсоры, многоканальные передатчики, и долговременные источники энергии. — Она размяла руки. — Впрочем, посмотри-ка на Росса. У него ни мозгового чипа нет, ни батарейки, а он как огурчик. Знаешь, что это значит?

— То что гель можно использовать для реконструкции вообще любой ткани?

— Ну, почти. То, что если мы поймём все тонкости работы с ним, мы сможем его улучшить. Возможно как-то откалибровать, что бы гель сам себя улучшил, как это, возможно, уже сделало НИУ с гелем в теле Росса, может даже значительно лучше, или вроде того, знаешь? Тогда он сможет синтезировать более полноценные аналоги нервной ткани, различные сенсоры, глаза… Собственные химические аккумуляторы, гораздо более энергоёмкие, чем базовый гель. Возможно даже собственный более жёсткий молекулярный каркас, чем его обычные мягкие оболочки, что избавит от необходимости этот каркас для него собирать. Это как…

— Стволовые клетки?

— Да, только в отличии от природного конструктора, этот будет гораздо более управляем и совместим почти со всем. Мы сможем выращивать тела, машины, инженерные конструкции, проводить каталитический синтез, мы сможем… Впрочем, пока я всё ещё считай нихрена не понимаю в этом геле. Одно я могу сказать точно — даже его способность создавать проводку, контактные схемы, и пересобрать органические останки в аналоги природных тканей, хотя бы только мышц, уже даёт нам огромные возможности. Только бы понять его.

— Занимательная лекция… Сомневаюсь, что это возможно для нас.

— Как нибудь, в неопределённом будущем. Ладно? — Она откинулась в кресле.

— Ну, с тобой, или с вами, у нас оно хотя бы есть. По твоему же мнению.

— Ты довольно пессимистичен.

— Я реалист, и ничего здесь не понимаю, ничего. Если бы я совсем не верил в это, я бы… Не знаю… — Он запнулся. — Может… Не важно, важно то, что если твои рассуждения чего-то стоят, то докажи это! Я вижу, что у тебя получилось что-то сделать, но ты говоришь о спасении целого мира! — Он подошёл вплотную, и пересилив себя, взглянул прямо ей в глаза. В красные точки объективов, под которыми оставался ужасающий сплав остатков плоти человеческого лица и геля.

— И ты хочешь что бы я снова на тебя сорвалась? Мы должны заниматься тем чем нужно. Распределять обязанности. Я себя тоже чувствую не лучшим образом, просто… Чего ты на самом деле хочешь?

У него уже вертелся в уме ответ на подобии «тебя», но он вовремя спохватился, понимая насколько такое пошло будет звучать.

— Чувствовать себя… Полезным.

— Ты и так полезен.

— Да, да. Сидеть за логами и сигналами, ничего не делая, и иногда отходить, что бы в чем-то помочь тебе. И так постоянно, с тех пор как они ушли. Очень помогает не свихнуться, знаешь ли.

— И по этому ты… Что ты сейчас хочешь, что бы я сделала? Ты думаешь что я могу тебе помочь с этим? Как именно? Я и так очень плохо поступила, ты думаешь что что-то изменилось?

— Да хоть отпинала меня, как это недавно было. Ты думаешь что это было плохо? Вовсе нет. Мне нужен хоть кто-то, даже если это кто-то вроде тебя. — Он чувствовал, что не сможет сказать это вслух. Он и так чувствует стыд за сами эти мысли, и сам факт возможности их озвучить. Он до сих пор борется с этими мыслями, пытается это делать.

— Я хочу чувствовать, что моя жизнь имеет какой-то смысл, вот и всё.

— Что мне для этого сделать?

— Не знаю… Просто надеюсь, что поймёшь это… Как нибудь. — Он отвернулся.

— И как мне ему помочь? Ничего хорошего у меня не получилось, хорошо хоть, что между нами остался статус кво. Как я вообще могу сделать ему лучше? Совместная работа помогает? Да не особо похоже. Скорее я снова буду на него срываться, только и всего. Бред какой-то, мы находимся буквально рядом, но я не могу ничего сделать.

— Ты снова бежишь, не так ли? Ты можешь что-то сделать, просто боишься.

— Что? Что я могу сделать тут, что бы мы оба не рехнулись от этого?

— Почему ты спрашиваешь это так? Прояви воображение или просто будь настойчивее. Это тебе решать, знаешь?

— Я только всё испорчу, ты понимаешь?

— Ничего не делая ты тоже «всё испортишь».

— Хорошо… И в чём наша проблема? — Она говорила довольно неуверенно. — Само собой это не решится, Фалько. Ты это знаешь. Я это знаю. Что мы будем делать с этим, что я буду делать?

— А ты значит не знаешь?! Весь мир уничтожен, у меня нет никого из близких мне людей, и я вообще ничего здесь не понимаю! Мы ходим по кругу. Мы никогда не были близки, так ведь?

— О да, мы идём на второй круг. Или уже третий? В какой раз мы застреваем на этой теме и это ничему не приводит?

— Ты не понимаешь что я чувствую, ты не можешь этого понять. Ваша жизнь была совсем иной.

— Да, конечно. Дело в том что ты горюешь по прошлому, которое даже не твоё, да? Я говорила, тебе надо это отпустить, и станет лучше, ты сможешь приспособиться в этом мире.

— Да ни черта я не хочу! — Он упал на колени. — У меня всё равно здесь ничего нет! — Никого, кроме вас.

— Мы всё ещё есть друг у друга.

— Знаешь что? Если бы мы были в самой невероятной заднице, на грани смерти, но я бы знал, что люди могут жить и без нас, я бы не думал об этом, и я бы знал, что без меня жизнь продолжится, что я просто маленький кусочек мира, как клетка в теле человека. Я бы не чувствовал такой ответственности на себе. Но весь мир погиб! На мне лежит часть ответственности за самое ебанутое, что только можно придумать — буквальное спасение человечества, по крайней мере, того, во что оно превратилось. А ещё и занимаюсь хер пойми чем! Я ничего не понимаю, здесь нет мне места. Мы говорили об этом, почему ты не понимаешь?! Вы другие…

— Тебя правда так заботит то, что человечество уничтожено в огне общепланетарного апокалипсиса, и тебе это мешает мне помогать в деле его спасения? — Она сжала кулаки и злилась. Прежде всего на себя, за то, что не понимает человека, которого нулевой номер считал практически своим другом. — Знаешь что… — Она продолжила с шипением. — Да сгорело оно, и хуй с ним! Ебись оно всё конём, всё это ебанное человечество, все эти мрази, выродки, ублюдки, что прикрываются своей моралью или чем там ещё, которые живут только ради собственного благополучия. Ну, так и им и надо! А в месте с людьми погибло и их проклятие ввиде всех возможных схем эксплуатации масс их никчёмными властителями, и всё дерьмо этих жестоких, глупых, ничтожных существ! — Она пнула стул, который отлетел в стену. — Мы создадим нечто лучше чем «человечество», мы станем чем-то иным, чем «люди», мы оставим всё это позади, и мы возвысимся! — В стену отлетело ещё что-то.

Он продолжал сидеть на полу, спиной к ней, и после того как она затихла, ему показалось, будто она хныкала, или вроде того.

— Это было отвратительно… Ты вообще понимаешь, что ты несёшь? — Ему хотелось ответить яростно и жёстко, но получилось в лучшем случае отстранённо — подняться на защиту ценностей гуманизма он уже не мог, будучи сам близок к желанию захныкать.

— Я знаю. — Она почти упала на него сверху, заключив в неловкие объятия со спины, как и в прошлый раз.

— Ты отвратительна! — Он попытался отпихнуть её локтём. И он уже практически перешёл на нервное хныканье. У него уже не было сил злится на самого себя — всё что осталось, ушло на выкрик.

— Я знаю… — Шёпот где-то над ухом, но не таинственный или зловещий, а парадоксально печальный.

— Ты ничем не лучше «человека» в твоём же собственном описании. — Кое-как встать на идейную защиту гуманизма ему удалось, даже сидя на коленях.

— Я знаю… — Она «почти» плакала. Он мог это почувствовать в голосе, по крайней мере, ему так казалось.

— Ты и так будешь отвечать одним и тем же словом?

— А что мне ещё сказать? Ты прав во всём. Я отвратительна. И я ничем не лучше человека. Я остаюсь им… Не смотря на то, кем был «ноль» при жизни, не смотря на своё тело, и на само это место, отчуждающие всей своей сутью природу человека… Я чувствую себя человеком сильнее, чем когда либо во всей ретроспективе жизни, и в самом худшем смысле этого слова. Ненадёжным, не контролирующим свои чувства человеком. И это… Довольно отвратительно. — Она прижималась со спины, как и раньше, и он уже не особо хотел её отталкивать.

— Мне порой кажется, я бы хотел быть на твоём месте. Не чувствовать ничего к тому миру кроме презрения, вместо всего этого…

— Презрения? Ты ошибаешься. Я не меньше тебя хочу чувствовать хотя бы презрение к этому, раз уж я не могу быть равнодушной, а не ещё что либо.

— Что? У тебя что-то ещё есть? Не верю.

— Я тоже не верю. И я не хочу об этом думать.

— Нет, нет, быть не может…

— Что? — Она шептала.

— Ты… Огорчена? Наверно идиотское предположение, но впечатление, оно… Оно складывается примерно таким, знаешь.

— Может быть.

— Почему?

— Что?

— Почему ты такая?

— И что мне ответить на это?

— Что хочешь.

— Я отвратительна.

— Я знаю.

— Тогда почему я ещё здесь? У тебя за спиной?

— Потому что мне никуда не деться отсюда. От тебя и твоих объятий у меня порой холод по позвоночнику проходит, я чувствую себя совершенно беззащитным. Но тебе же я могу хоть немного доверять. — У него не было сил злится на себя, и он говорил правду, надеясь, что когда силы вернутся, он сможет как нибудь забрать свои слова назад и задушить их глубоко в себе. Но сейчас он действительно сказал правду.

Она застыла за спиной, продолжая обнимать, но не двигаясь. Он даже не слышал очень приглушённого стеклами их шлемов звука механизма ориентации оптики. Она просто «застыла».

Так продолжалось какое-то время, скорее всего небольшое, но знать точно он не мог, так как старался ни о чём не думать, и скоро его старания дали плоды — хоть он едва чувствовал своим телом объятия, этого было достаточно, что бы начать растворяться в них.

Он видел прошлое, прошлое где «они» были живыми людьми, а мир был в полном порядке. По крайней мере, он тогда был в едином экземпляре, и был вполне себе мужского пола. Он начал задумываться над всем этим. Откуда у него такое? Не то, что бы подобные проблемы вообще были замечены за ним, да и другие экземпляры вроде тоже этим не страдают, по крайней мере, сколько он из видел. Значит дело не а теле, а в том, что ему приходилось какое-то время работать с самим собой. Но почему «Райзен», имя той сущности? У таких как он наличие подобных воображаемых друзей явление не особо уж редкое, сам же он этому не придавал большого значения. Ну что можно взять с человека, который буквально живёт в лаборатории, и кроме коллег общается только по интернету, если вообще общается, потому что может и нет, и редко выходит из самого здания, где находится технический филиал компании? У него и не такое может быть. Тем не менее, что такое «Райзен»? Это он сам в дурацком прикиде из собственной фантазии, или нечто иное? Нечто, порожденное его травмированым сознанием, страшное и безумное? Он чувствовал, что второй вариант ближе к истине. Нехарактерные тактильные и эмоциональные наклонности, словно всё, что было скрыто старыми телами и человеческой личиной его сознания, теперь рвётся наружу. В этом теле эта сущность словно поглотила его, или, скорее, находится в состоянии медленного поглощения. И что будет, когда она полностью поглотит его родную личность, с чем он столкнётся в итоге? Или… Почему что-то должно изменится? Может это просто то, кем он всегда был? Отстранённость, увлечение своей работой и проектами, и частый покерфейс, это что, показатели человека? Наверняка Райзен это в большей степени его собственная сущность, чем маска из фантазии. Нет, маска тоже тут есть, просто на вторых ролях, во многом косметических. В конце-концов, когда ты это машина собранная из чужого человеческого трупа, чёрного геля, и электронного оборудования, уже вообще не важно, называть себя «он» или «она». Он продолжал размышлять.

— А если я себя скопирую так же, как он, то что я увижу, работая в паре с самим собой? И что я увижу в себе самом? Может во мне есть нечто ещё более страшное, чем «Райзен», просто моё сознание всегда это скрывает от меня же самого? Нет, лучше об этом не думать. Я даже не понимаю принципа, как я буду с собой взаимодействовать. Они могут так делать, а я…? Неужели я враг самому себе? Не знаю, надо пока вообще перестать об этом думать…

Его сознание уже перестало воспринимать окружающий мир, кроме факта о его состоянии — он уже ничего не видел и не слышал, а мысли постепенно сплетались в клубок из которого торчали хвосты и бессмысленные обрезки.

Руки сильнее сжались на поясе, и он снова почувствовал прошедший холодок по спине, а затем чувство тепла.

— Как ты себя чувствуешь? — Её голос был иным, нет, он был тот же по звучанию, просто теперь она не говорила через глухой шлем или даже через рацию. Звук шёл словно изнутри его же головы. Чистый, но словно обволакивающий, сопровождающийся чем-то вроде монотонного шума.

— Я не уверен… Может быть лучше.

— Что ты чувствуешь ко мне? Давай на чистоту. — Ну вот. Если не в тот раз, то в этот. Это действительно ужас какой-то.

— С каких пор тебя интересует чьё-то мнение по этому поводу?

— С сегодняшнего дня, если это конечно был «день». — Хватит скрывать это, прошу. Просто выскажи что ты думаешь обо мне.

— Что-то чувствую… Я не знаю. Но это вовсе не плохо. — Что я имею ввиду?

— Что значит «не плохо»?

— Мне с тобой хорошо, или вроде того. — Зачем я это сказал?! Я этого не говорил… Чёрт, чёрт, да что я несу?!

— Всё настолько плохо? — Он правда не разочарован этим?

— А ещё я тебе завидую. — Ну зачем я это говорю? Почему я не мог немного помолчать? Стоп, стоп, может я и не с ней говорю? Этот голос, то, как я его, слышу… Может я просто во сне? А мне вообще нужно спать? Надеюсь это сон…

— Чему именно?

— Вашему отношению к жизни и всему этому. Вы можете сориентироваться, найти себе цель, и планомерно над ней работать, не смотря на весь этот ужас, или… Что это вообще такое… — Надо просто расслабиться.

— Всё настолько плохо. — Почему ты так реагируешь? Это точно ненормально.

— А ещё, я не держу на тебя зла за то, что ты меня побила. Мне понравилось. Мне это даже было нужно… — Если я во сне, я могу говорить такое? Надеюсь она не слышит всего этого.

— Да, всё действительно очень плохо. — Какой смысл ему врать? Значит это всё так на самом деле, и… Разве нормальные люди будут так к этому относится? До чего же я его довела.? Безумие. Когда нибудь я сделаю ему плохо, и это будет очень тяжело для него. Так нельзя.

— И не отпускай меня, пожалуйста. Тут хорошо. — Хочу спать в твоих объятиях и ни о чём не думать. Впрочем… Нет, раз я всё ещё могу осознавать реальность, у меня остался вопрос, я должен его задать, должен!

— Вот как? — Что я с тобой делаю? Я не могу допустить этого всего.

— Как ты со мной говоришь? Почему ты словно у меня в голове? И этот шум…

— Как я говорю… Что?! — Она резко разорвала объятия и отползла назад. Его же выкинуло в реальность, и довольно болезненно.

— Какого?! — Он обернулся.

— Извини, я не… Не хотела. — Теперь она говорила обычным образом, но произошедшее действительно испугало её.

— Что сейчас произошло?

— Я не хотела этого делать, даже не думала что это возможно сделать без дополнительной настройки.

— Нет, почему ты сейчас дёрнулась?

— Что?

— Почему ты… — Выкинула меня из этого тёплого сна. — Испугалась? Или что это было?

— Ты не злишься?

— За что?

— За то что я «влезла тебе в голову»?

— Да не особо… Мы просто говорили и вроде всё. —Эта была реальность. Неужели я не смогу забрать свои слова назад? Хотя какой уже смысл, раз я не смог избавить даже самого себя от этих мыслей и чувств?

— Да, мы просто говорили, и… Ещё раз, извини, я не хотела этого. — Она встала на ноги. — Я позволила себе слишком многое. Я просто не контролирую себя.

— Да что случилось то?

— Передача через блок считывателя данных, беспроводная сигнальная система. Ты пробовал «прощупывать» некоторые устройства в этом месте?

— И слышать чей-то голос при этом? Запись?

— Да.

— Я не помню. Хотя…

— Ты испытывал что-то похожее с трупом на Тэте, или буфером данных, или роботом?

— Когда я в только оказался там, там был интерком. Да, подобный опыт. Было похоже, только там была запись, я уже не помню содержания.

— Ну, хотя бы не первый опыт. — Она протянула руку, призывая его подняться, и он этим воспользовался. — Я позволила себе слишком многое.

— Я в какой раз уже говорю, что не имею ничего против?

— И это самое худшее. Если ты начнёшь потакать всем моим действиям с тобой, это кончится плохо для нас обоих. Я уже слишком плохо контролирую свои чувства. Я не стабильна, и чем больше мы общаемся, тем сильнее. И я и так высказала тебе слишком многое.

— Я всё ещё не понимаю, почему это так плохо?

— Потому, что если ты допустишь меня слишком близко, я сделаю тебе очень больно. И я не могу этого допустить. — Я просто защищаю его. Надо осмыслить наши возможности и быть осторожнее.

— Ладно… Ладно. Я понял. Лучше тебя к себе так близко не допускать. — Нет, я нихрена не понял! Какого чёрта ты вообще делаешь и говоришь?! Я думал что… Что всё с тобой не так плохо, раз ты лезешь обниматься. Неужели ты скрываешь что-то, в самом деле настолько болезненное для меня, что боишься подходить? Почему?

— Прости меня, ладно? Я поняла что ты был не против. Но я с тобой слишком нестабильна. И с учётом всей ситуации… Мы должны защищать тебя, даже от самих себя.

— Хорошо. — Насколько ты «нестабильна»? Настолько, что ты боишься самой себя? Наверняка… Чёрт! Я не имею права требовать от тебя чего-то, ты и так помогаешь мне как можешь. — Основную мысль он как всегда не озвучил, но поймал себя на том, что уже какое-то время не злится на себя за желание сблизится, и что они теперь, скорее, даже поменялись в этом ролями.

— Пойдём куда нибудь. Наверху вот еда есть. — Она тряхнула его за плечо.

— Ты серьёзно? Мы же неспособны есть.

— Я знаю, но когда рядом еда я чувствую себя комфортнее. А ещё там приятная атмосфера, и мы забыли ноутбук на столе.

— Ладно, я посижу с тобой. Это, по крайней мере, лучше, чем в одиночестве. — Это правда.

Придя туда, Райзен уселась на стул в обратном положении, немного вытянув ноги из-за этого, и скрестив руки наверху спинки стула, и на какое время выпала из реальности. Фалько просто ходил по столовой.

— Что со мной не так, а? — Она говорила вслух.

Он же просто поднял взгляд.

— Я меняюсь. — Она продолжала. — Мне кажется, я всё меньше похожу на человека, которым совсем недавно была. В чём причина? В этом месте? В этом теле? Или… В тебе? Интересно, какие у первого и третьего полезли особенности. Насколько я их знаю? Я давно не была на прямой связи, и начала чувствовать себя действительно иначе… Только здесь. Когда мы остались тут вдвоём, точнее втроём, но… — Она вытянула руку и сжала кулак. — Что я такое? Что они такое? Я не знаю даже самой себя. Мне надо встретится и поговорить с ними, как нибудь.

Фалько просто сел рядом, будто хотел что-то сказать, но не стал.

— Что такое «Райзен» на самом деле? Как ты думаешь?

— Эм… Ты? — Он понимал смысл риторического вопроса, но не знал что ответить.

— Не я. Это что-то, что заставляет меня меняться, после того как я применила этот образ, взятый из глубин… Впрочем, я знаю, что ты и так понимаешь.

— Вроде того.

Она посмотрела на него и коснулась предплечья.

— Ладно. Давай посмотрим что тут у нас.

— Он в крови. — Фалько указал на компьютер. — И стол тоже… Или… Что это? — Он нагнулся над кровью, которая была на столе и клавиатуре. — Куски мозга…?! Фу! Ну и мерзость! — Он отшатнулся.

— Да ладно тебе. Мы убрали крупные куски головы. — Райзен подвинула компьютер поближе. — Здесь отчёты для корпорации Карфаген. Недошедшие… Мы их слушали, а теперь я попытаюсь узнать, что тут есть ещё, и как она вообще пыталась их передать. — Она начала рыться в компьютере. — Передать по сети… Нет подключения, естественно. Интересно, для кого они предназначались, и как она хотела их отправить?

— Не знаю.

— Может что-то ещё есть о Карфагене? — Райзен говорила не то с ним, не то сама с собой. — Нет… Ну больше ничего нет о Карфагене, вообще. Она просто стёрла файлы, наверняка. Что тут ещё…? — Она просто смотрела всё, что есть на ноутбуке. — Шахматы?! — Она вскинула руку.

— А? — Фалько удивлённо оглянулся. — Шахматы?

— Грёбанные шахматы! — Она почти вскрикнула.

— А что с ними?

— С ними всё нормально, у меня просто травма… Психическая. Забудь. Что тут ещё? — Она продолжала. — Ничего дельного. По крайней мере из общих файлов. — Она захлопнула крышку и села на стол.

— Он всё ещё в крови… Не хочешь очистить?

— Не…

— Ладно, я сам как нибудь.

— Да ладно тебе. Это просто кровь. — Она откинулась назад, распластавшись поперёк стола.

Некоторое время они сидели в полном молчании.

— Эй, Фалько… — Райзен свесила руки, касаясь ими пола. — Как думаешь ты, я всё ещё Реймонд?

— Да. — Он ответил неожиданно быстро и уверенно. Ты не что-то совершенно новое, и ты сама это знаешь. Я уверен что он всегда был таким, и что все остальные, такие же как ты, просто именно тебя обстоятельства заставили раскрыть эту… Истинную личность в странной форме? Я не уверен, но почему-то ты её освободила. Может быть и остальные, вроде прошло немало времени, после того как все разошлись.

— Спасибо. А ты вообще как? Хочешь чего нибудь, а?

— Да. — Он издал звук глубокого вдоха. — Да, я хочу. Напится и немного забыться. А ты?

Она слезла со стола и отошла к шкафам, что-то выискивая там, и в итоге достала бутылку, судя по этикетке — вино, правда, безалкогольное.

— Что это? Ты это серьёзно?

— Да. Я помогу сейчас. — Она пошла и начала снимать с него шлем.

— Немного в шее покалывает.

— Он прирос к костюму, и кажется, ты чувствуешь когда рвутся наросты геля.

— Мда… Почему меня это не удивляет? Ладно, и как я должен… Пить это?

— Как обычно, просто представь, что твой рот полностью функционален. — Она сняла свой шлем, а затем вскрыла бутылку и разлила содержимое в два стакана. — Давай.

Она дала ему стакан, а сама снова залезла на стол, в этот раз распластавшись параллельно его длине, и попробовала пить. Спустя пару секунд удалось иннервировать челюсть, которая смыкалась с остатками предельно изуродованной верхней челюсти, и тёмный, серовато-розоватый, покрытый чёрными подобиями вздувшихся вен с голубыми огоньками, язык. Затем она опрокинула стакан. Рот заполнила жидкость, без вкуса и запаха, она могла лишь констатировать, что это, собственно, жидкость. Она попыталась глотнуть, и вроде как это получилось, но она знала, что пищевод этого тела не функционирует, и вообще всё проливается наружу через дыры в том, что было частью человеческой головы.

— Ничего, так тоже можно.

Постепенно ей начало казаться, что она снова утопает в океане крови, окружённая непроглядной тьмой и жаром, только теперь эта кровь действительно была на губах. Вкусный, солоноватый запах сводил с ума. Она отдавала себе отчёт о происходящем, она знала, что у неё во рту, и что даже вкус этого она не была способна ощутить, но это не мешало ей искренне наслаждаться вкусом крови.

Ей вспомнился один интересный момент из позапрошлой жизни — жизни нулевого. Это было связано с особенностями сна на матрасе с двумя подушками, и смысл этого незначительного бытового момента был в следующем — можно было спать головой в одну или в другую сторону. И дело в том, что когда Реймонд просыпался, что он делал почти всегда с закрытыми глазами, он находился в эдакой «суперпозиции», чувствуя только бок на котором лежит, и мог «выбрать» любое из двух возможных положений. Пока он не открыл глаза, или не коснулся стенки, оба они были возможны.

Но смысл у этого был ещё один — даже открыв глаза, и осознав своё положение, он мог вернутся, и убедить себя в том, что его положение на матрасе иное. Да, знание реальности не мешало ему искренне убедить себя в противоположном, даже не забывая это знание. Своеобразное раздвоение реальности в голове, чему не до конца проснувшийся мозг хорошо способствовал. Можно было даже слегка удивиться, открыв глаза во второй раз.

Кровь продолжала наполнять рот, горло, всё тело. Она знала, что долго это не продлится, и хотела насладится каждой секундой этого вкуса, пока могла, она хотела забыться и быть обманутой самой собой, это состояние стоило лёгкого разочарования после.

Стакан опустел, а стол был залит его содержимым.

— Хаха… — Фалько нервно смеялся… Райзен?

— А? — Она «открыла глаза», и вкус крови начал угасать.

— Мне… Это помогает. Я чувствую себя совсем слегка поддатым и менее нервным. Господи, да оно даже безалкогольное! Это так странно.

— Просто наслаждайся этим, лови момент.

— Реймонд никогда такого не говорил.

— Я знаю. Но это место… Меняет людей. — Она оглянулась в сторону — отсутствие шлема на голове давало больше свободного обзора, и неожиданно, приподнявшись на руках, стала слизывать языком со стола кровь с кусочками тканей.

— Райзен, блять! Какого хуя ты творишь?! — Фалько встрепенулся.

Она с жадностью продолжила вылизывать кровь, всё быстрее и быстрее, размазывая её по столу. Вкус снова вернулся, и он даже стал сильнее, она же ничего не чувствовала в моменте, кроме упора языка в стол и безумного вкуса крови. Она позволила себе полностью потерять контроль над собой, и не зная, как это произошло, упивалась мощным фантомным чувством.

— Мой динамик слегка мешает языку, впрочем, это не проблема. Как же хорошо что мы додумались не отрезать голову целиком, а оставить основание черепа и челюсть с языком. Сейчас мне так нужен этот язык. Почему я вообще не использовала его раньше? Мне нужно это всё… Ещё немного…

— Блять, хватит! Это ненормально, ты меня пугаешь!

Она остановилась, только когда кровь была размазана по столу тонким слоем со следами разводов от языка.

— Да что с тобой случилось?! — Он действительно испугался во время происходящего.

— Прости… — Она подняла на него взгляд.

— Что это блин было? Опять сорвалась, только вот так вот?

— Думаю да.

— Ой блять… И что… Мне вообще с этим делать?

Она в ответ виновато склонила голову на бок.

— Извини, ладно? — Она слезла со стола и наполнила стаканы снова.

— Я не знаю, как на это реагировать.

Она села рядом с ним и дала стакан.

— Всё хорошо.

— Это просто было очень странно. Боже мой…

— А?

— Что?

— Ты откуда этого нахватался в своей прошлой жизни?

— Чего я нахватался?

— Я говорю о твоих «о боже мой» и «господи».

— Да так, просто слово для выражения эмоций.

— Бог мёртв. — Она словно отрезала его фразу, неожиданно уставившись взглядом на него. И это чувство, словно красные объективы выживают его изнутри, вернулось. Без шлема это выглядело даже более устрашающе — принять эту конструкцию за полноценную голову человека было решительно невозможно, оно выглядело как-то совсем неправильно даже просто по силуэту, не говоря уже про общий вид. Ни голова человека, ни интерфейсная головная аппаратура, а нечто крайне грубо соединенное вместе, за счёт удаления большей части черепа. К этому конечно можно привыкнуть, но только не тогда, когда это «лицо» смотрит прямо в тебя.

— Почему я это вижу? Или почему ты так на меня смотришь?

— Угу… — Он хотел что-то ответить, но только выдавил это междометие.

— Бог-от-человека-для-человека мёртв. Пришла новая эра, выкинь уже это дурное ругательство из головы.

— А… И… Э… На что мне его заменить? — Он наконец очухался.

— Да не знаю. Лучше уж поминай Ктулху. Дагона. Или внешних богов… Разумного бога Йог-Сотота… Безумного Азатота… Или его посланника Ньярлатотепа?

— Куда тебя понесло…

— Это хотя бы звучит теперь солидно, на общем фоне.

— Ты буквально доебалась до стилистического оборота…

— Я знаю.

— А я нет. Мне кажется, у тебя уже крыша едет, а тебе так не кажется?

— Может быть. — Она ненадолго растерялась. — Скорее да, чем нет. Я сбила тебе настрой? Извини.

— Я бы за это не волновался. Я просто не хочу, что бы ты…

— Устроила здесь полный пиздец?

— Да. Что бы ты не ебанулась в край и с концами.

— Пока у меня есть работа, от которой зависит судьба человечества, я буду её выполнять. До последнего. А в остальном… Я уверена, что кто-то будет в лучшем состоянии, чем я. Тебе не составит труда быть с ними рядом.

— Я вот перескажу что было с тобой. Заново вскрою его личность, как это было с тобой. А потом что? Почему следующий экземпляр не должен скатиться в тоже самое? Резервные копии спасают от смерти, но вовсе не от психоза. Да и вообще… — Он посмотрел на жидкость в стакане. — Тебе ведь важна жизнь ваших личностей, как идей, заложенные в их существе, но ты особо не ценишь свою, конкретно эту, жизнь. Я нисколько не удивлён, просто я… Я не знаю, как к этому относится дальше. У меня уже есть сформированые ассоциации именно с тобой, а не просто «Реймондом». Хотя и разумом понимаю, что ты это буквально тоже самое, только в профиль.

— Учитывая как я поведенчески меняюсь, это не особо удивительно.

— Знаешь, я подниму… Бокал… Стакан… За то… За то, что бы мы тут совсем в край не ебанулись! — Он поднял стакан, и они чокнулись ими.

— И за будущее нового человечества! — Она опрокинула стакан в то, что было когда-то ртом, разумеется сразу облившись, но вернув немного вкуса крови. Уже не концентрированного, а слабого, слегка разбавляющий безвкусную жидкость оттенок.

— Хах… — Он снова повеселел, запрокинув голову. — Знаешь, если напиться, ты бы могла сойти за человека.

— Да ладно. Врёшь. Только если совсем нажраться, до невменяемости, и в полутьме. И то глаза выдадут.

— Если бы я мог напиться до такого состояния, я бы с радостью именно это сделал. Но это плацебо… А глаза… Красные глаза это неплохо. Они идут тебе больше, чем кому либо ещё здесь.

— Это… Что ты имеешь ввиду?

— Да просто сказал свои мысли. Не важно. Забудь. Я просто подумал о красном цвете. — Что я действительно имею ввиду? Это прозвучало довольно глупо, но имеет какой-то смысл. Цвет глаз? Или дело в свечении? Или и то, и другое? Может я неосознанно выпалил искренний комплимент? Надеюсь, что нет… Это было бы уже совсем через чур.

— Ладно. Пора возвращаться к работе, но перед этим надо придумать, чем тебя занять.

— Придумать чем меня занять… Во имя Ктулху, я что, на ребёнка похож? Ну, то есть, ты не думай, что я не осознаю своего положения, просто… Аахр! — Он сорвался на нечто между тихими криком и рёвом. — Я чувствую себя от этого довольно унизительно. Но я не знаю как от этого избавится, не прибегая к мантре, что у меня всё хорошо.

— Ох ты. Быстро же ты избавился от пережитков старого мира в своей речи.

— И правда… — Он огляделся. — Зато, может быть, это как-то поможет мне быть с тобой на одной волне.

— Ладно. — Она отставила стакан. — Я сейчас придумаю, как сделать тебя полезнее.

— Ещё кое-что. — Он встал и подошёл прямо к ней. — Мне это сейчас действительно нужно… Но я несколько не уверен.

— В чём?

— Не знаю, надень шлем, а? Ты так более удобоваримо выглядишь.

— Ты тоже. — Она надела шлем и протянула ему его.

— Да… — Он надел его.

— Так что?

— Я хочу, что бы ты меня обняла. Я точно этого хочу.

Она встала и обхватила его руками спереди.

— Вот так.

Они так стояли так минуту или две.

— Ты сейчас обняла меня спереди, а не как ты делала раньше.

— Я хочу что бы тебе было комфортно, раз уж… От этого нам обоим никуда не деться.

— Пытаюсь как-то осмыслить происходящее и тебя.

— Хочешь поговорить?

— Может быть, я не знаю. Но сейчас мне кажется, что всё действительно не так плохо.

— Когда нибудь будет. По моей же вине.

— Не хочу об этом думать.

— А зря. Я допустила тебя слишком близко, и это точно кончится плохо. Я уверена в этом, я знаю этот аспект своей личности.

— Я переживу, как нибудь. Уж лучше так, чем вообще никак и ничего.

— Я так не думаю.

— Знаешь что?! Хватит! Хватит мне напоминать это при каждом, каждом блять, удобном случае! Хватит пытаться меня защитить от самой себя или вроде того, не надо из-за этого избегать меня, я понимаю твою мысль, но я не хочу тут медленно гнить, только ради «будущего блага». Может быть его вообще уже не будет, сама знаешь, где мы! — Райзен застыла, выслушивая это. — Ты же сама хочешь сблизиться, я это знаю, я это вижу. Хватит убегать от всего этого! Хватит, хватит! — Он крепко обнял её и оттолкнул к стенке.

— Ты сейчас не понимаешь что делаешь. Ты пытаешься убежать ко мне из этого мира, не думая, чем это может кончиться. Сначала беспокоишься за мой рассудок, а затем говоришь мне себя не сдерживать, что бы получить от меня больше эмоций. Ты как наркоман, только социальный, отчаянно ищешь порцию своего наркотика в этом мире без людей, и находишь её во мне. А тебе всё мало. Ты привязываешься ко мне. А ещё ты эгоист, ценность жизни которого в собственных глазах зависит от того, насколько её ценят другие. — Она говорила всё это размерено и очень безэмоционально, чего сама от себя даже не ожидала в данный момент.

— Заткнись! — Он дёрнулся, резко ударил её кулаком, а затем обнял и начал хныкать. — Не хочу больше ничего слышать из этого. Ничего не хочу слышать из этой хуйни про нас, и про психологию, и про наше будущее, и про всё остальное… Пошло оно всё! Я просто хочу прожить ещё немного, чувствуя себя живым человеком, а не хер пойми чем!

Она обняла его одной рукой, а второй гладила по шлему как по голове, хотя он и не мог этого чувствовать по объективным причинам.

— Я понимаю твои чувства, но как же ты ошибаешься. Я не могу помочь с этим как-то иначе, если только не буду поддерживать это приятное тебе чувство, а я не хочу этого, по крайней мере, в такой степени, когда ты уже теряешь рациональное мышление. Я хочу что бы бы готов хоть немного к чему-то такому.

— Я не хотел тебя бить. — Он виновато произнёс через время.

— Будто это что-то кроме твоих чувств. Не в этом дело. Я в «ловушке». Что бы я не делала, отстранялась или нет, тебе будет хуже, или сейчас, или потом. Я говорила тебе быть осторожнее, но ты не слушаешь, потому что для тебя всё тоже самое. А ещё мне надо заниматься делом. И что мне делать с тобой? А ещё мне надо продолжать заниматься делом, ага.

— Не знаю…

— Плохо. Мы ходим вокруг да около. Для тебя такое существование выглядит крайне неуютным, и только со мной тебе лучше. А я не смогу тебе помочь, не запоров всё при этом. Пока это не решилось, но я подумаю, что с этим делать.

— Ты говоришь так, словно только я к тебе пристаю, но ведь ты лезла ко мне тоже, а?

— Да. Ну, это комплексная проблема. Её необходимо решить.

На какое-то время он задумался.

— Ты гладила мне по голове, так? — Он неожиданно задал вопрос.

— Эм. Да. А что?

— Я это чувствовал. Не видел руку, а чувствовал.

— Как?!— Райзен положила свою руку на шлем и сосредоточилась на ощущениях. И спустя время ей начало казаться, что она правда чувствует свою руку, сложно интерпретируемое, размазанное тактильное чувство. Затем она подвигала рукой, и «пятно» это чувства двигалось за рукой.

— Сейчас. — Она отстранилась, и быстрым шагом отошла, что бы взять несколько обычных предметов, и проверить чувствительность. Ничего. Затем подошла к нему снова.

— Погладь меня «по голове».

— Что?

— Просто сделай это.

Он положил руку ей на шлем, и стал неуверенно гладить. Она чувствовала его руку. Затем она размяла собственную руку быстрыми движениями и тоже её приложила. Ощущение было сильнее, но быстро сошло до такого же уровня. После она повертела головой в шлеме, и тут же добавилось необычности — теперь словно её голова состояла из двух «оболочек», внутренней, которая вертелась на шее, и внешняя, сам шлем, который из-за своего крепления двигался от движений головы очень слабо. Это чувство было очень необычно и даже приятно.

— Интересно…

— Что это?

— Похоже, что наши шлемы это такие же части наших тел, как и остальные, только съёмные. Наросты геля на внутренней стороне дают ему сенсорную электрочувствительность.

— А почему тогда мы остальным телом этого не чувствуем?

— Не чувствуем ли? Это довольно слабое чувство, даже очень.

— Просто не замечаем? Ладно… Давай-ка я…

Она обняла его первой.

Оба сосредоточились на том, что обнимают друг друга, и пытались уловить это сенсорное чувство, что получилось, и начав после постепенно погружаться в свои мысли на короткое время.

Внезапно в её голове стал нарастать шум, давно ей знакомый, а затем туда ворвался его голос:

— Я нашёл кое-что… Райзен. Это поможет вам, и ещё, я решил, что должен сделать это.

— Росс? Это ты? А, ну да, точно… — Она быстро пришла в себя. — Что у тебя там?

— Вы должны добраться до Омеги и починить станцию связи. Может это звучит неожиданно, но я решил то, что я сделаю, независимо от того, когда именно НИУ будет убит.

— Ты хочешь выйти на связь с… — Йохан оборвал её фразу.

— Да. Это пока всё, но вам от этого жизнь хуже точно не станет.

— Я передам сообщение на Тэту.

— Спасибо.

Он исчез из головы, так же быстро как и ворвался туда.

— Так, смотри сюда. — Она мягко отпихнула его от себя руками. — Мне надо работать, так? А ещё мне надо что бы кто-то был иногда на связи. Я думаю, что для тебя тут просто слишком мало людей, и раз с Тэты с тобой особо не разговаривают, мы займёмся этой проблемой. Ты меня понял?

— Да.

— Я сама отправлю сообщение на Тэту, запрошу кое-что, что бы нам с тобой было тут получше. Это ты понял?

— Понял.

— Хорошо. Надеюсь это поможет тебе чувствовать себя лучше без меня.

— Ладно. Это честно с твоей стороны, и надеюсь, правда сработает. — Интересно кого? Это ведь кого, а не что, так? Точно так. Надеюсь, общение с кем-то ещё разбавит нашу социальную среду.

Спустя некоторое время Райзен записала мысли в диктофон:

— Это второй. Сегодня так же узнаю о новых возможностях наших тел — неосознанная мысленная передача голоса при помощи цифрового передатчика блока считывания на коротком расстоянии, способность прикольная, но пока довольно бесполезная. Требует больше тестов, потенциал у неё очень значительный. И ещё — наши тела обладают электрочувствительностью, слабого тактильного чувства, которое мы только сейчас начали осознавать. Это всё ещё может быть странный обман восприятия, так что нужно убедится. Что-то вроде… Слепого теста? Думаю как-то так.

— А сейчас что? — Спросил Фалько, когда она закончила запись.

— Я отпишусь. — Она направилась к терминалу связи и набрала сообщение для Тэты.

«Это Омикрон. На Тау пока всё нормально. Похоже, тут все уже слегка подзабили на регулярную связь, так что вернёмся к этому — какова ваша обстановка?

Росс просит дать ему доступ к Омеге или вроде того, как с этим дело обстоит? И ещё, нам нужна помощь в работе со структурным гелем. Физическое прибытие не обязательно, но нужно обеспечить постоянную связь, и установить широкополосное соединение для удобства работы, вы можете об этом позаботится? Прошу отписаться нам когда сможете. Рз.»

— Эй, ты сказала что пришлёшь кого нибудь, нет?

— Я этого не говорила. Я сказала что «запрошу кое-что.»

— Ой. — Точно.

— Сейчас мы разберёмся как настроить связь для передачи больших объёмов данных и сможем общаться со всеми.

— Это всё же не тоже самое, что…

— Тискаться со мной? Они над этим всем работают прямо сейчас, судя по твоим же ответам. Ну, когда ты связывался, работали. Не беспокойся.

— Тискаться?!

— По факту.

— Ладно… Ладно.

Без ответа они оставались недолго, скоро он пришёл с Тэты.

«Привет. С Омегой разбираемся, уже скоро. Все пока идёт нормально. Связью мы тоже займёмся. С нами теперь Хизер Волчек, ты помнишь её, она с нашей стороны поможет настроить широкополосную прямую связь.»

— О, наконец-то пополнение. Отлично. Эй, стоп, «теперь» это вообще с какого момента?

«Мы готовы, отпишитесь, когда займёмся делом.»

— Ну как? — Фалько уселся на пол.

— Можем ненадолго чем-то заняться. Я всё равно не могу сосредоточиться на работе на такое короткое время.

— Мы и так «чем-то занялись» час назад или около того. Я не считаю время, может и два, или три.

— Ага.

— Я тут подумать решил, и подумать серьёзно.

— Да?

— Ты лучше мне скажи, если бы… Если бы ты не так торопилась с этим гелем, сидя за работой над ним столько времени, ты бы могла, ммм… — Он задумался. — Побыть со мной дольше?

— В каком именно смысле?

— Да в прямом, просто заняться тем, что мы уже делали тут, только в более адекватной форме. Ну знаешь там, пообщаться?

— Ты, видимо, хочешь ещё больше разочароваться во мне?

— К чему это? Ты и так знаешь, что с тобой я просто чувствую себя лучше.

— Да, я понимаю.

— Так… Да? Или нет?

— Да, была бы.

— И не волнуйся за моё отношение к твоему поведению. Я бы тоже начал делать что-то такое, если бы не вы. Сядешь рядом?

— Я слежу за… А, у тебя есть индикация связи. — Она уселась рядом, оперевшись спиной о стену.

— Я хотел, ты знаешь… — Он упёрся шлемом ей в плечо, словно хотел так уснуть. — Поговорить о… О богах.

— Что? Причём тут это?!

— Ты первая начала, и подкинула мне мыслей. Почему у тебя в голове возник образ убитого бога? Разве это что-то значимое для вас, откровенно говоря, смотрящих на религиозных людей как на слегка ушибленых фантазёров? Как бы не так. Так в чём дело?

— Не знаю, просто… Просто мне уже надоело слышать эти восклицания, и я знаю, что это глупая хрень.

— Не только же это? Что ты на самом деле назвала убитым богом?

— Так какие у ТЕБЯ мысли?

— Ты разочарована, и это видно. Ты чувствуешь, что тебя предали. Само глобальное человечество, вот кто. — Он перевёл взгляд на неё.

— Это ты к тому, что человечество, это как сам бог?

— Да, ты посмотри. Работая на него, ты получаешь оплату — деньги. Их можно, как жертвоприношения, отдавать за блага от бога. Или нескольких богов, зависит от восприятия. Корыстное и жестокое божество, которое, однако, может оплатить некоторым добром, если есть что жертвовать ему.

— Забавно. Бог, который сам состоит из людей. Не ожидала услышать подобное от тебя.

— Ну знаешь… Это место меняет людей, хех. — Он усмехнулся, будучи явно рад своим идеям.

— Да, я вижу. И да, ты понял мои чувства. Я чувствую, что меня передали. Нас предали. То что для многих выглядело незыблемым, стрёлось в пыль по воле случая. Даже мы не ожидали, что всё будет настолько плохо, что люди окажутся настолько… Слабы перед подобной угрозой.

— И тут я подхожу к следующему, мм… Почему тебе вообще вспомнились боги Лавкрафта? Нет, очевидно, что когда ты под водой в разрушенном мире, а глубже под тобой живёт странное непознанное существо, захватившее это место, это напрашивается само собой. Но дело не только в этом, так?

— Они непознаваемы и случайны.

— Да, именно. Вот по этому. Непознавамые боги, выглядящими для человека жестокими и случайными, олицетворяющие силы природы, неподвластные людям. «Милосердный».

— Он отчётливо выделил кавычки интонацией. — Бог предал нас, не имея возможности защитить даже самого себя, и ты обратилась к тому, что его погубило — неизвестным, случайным, «жестоким» — Он так же сказал это характерным тоном. — Богам космоса.

— Да, хорошее сравнение. Но мы никогда не были религиозны ни в каком виде. А про богов Лавкрафта — это скорее шутка, чем что-то ещё.

— А я не говорю про религиозность, я про устройство человеческого мышления. Полное осознание случайности процессов во вселенной не помешало вам столь болезненно разочароваться в человечестве. Паттерны человеческого мышления, они… Они такие, да.

— А я смотрю, ты поумнел. — Она закинула на него руку.

— Ой, да ладно. Просто сейчас наши мысли совпадают из-за ситуации. Да, я чувствую себя очень похоже.

— Был предан?

— Да.

— И всё же, не боишься быть преданным снова? Мной. — Она не была уверена, зачем это вообще вставила, разум как раз велел промолчать и не возвращаться к этому, но она чувствовала, что хочет это сказать, вернутся к этому снова, и снова. Что ничего не закончилось, кроме его моральных сил. Она понимала, что сейчас может сделать ему ещё хуже, но не контролировала свои слова, будучи серьёзно зацикленной на этом, и ей оставалось только подготовиться получить болезненный удар.

— Опять вернулась к этому? Как быстро, однако. Можешь ставить личный рекорд по скоростному возвращению на больную тему. — Он был саркастичен, но беззлобен. — Я уже всё что мог тебе выразил. Ну давай, почему нет, я не способен избавится от этого, так что скажи ещё раз, какая это большая моя проблема. Я только за, если соединение и симуляторное пространство позволит общаться всем со всеми в приятной обстановке, но сомневаюсь, что кто-то ещё будет проводить со мной время таким же образом, как и кто-то из вас.

— Какая жалость. — Она отвечала ещё более едким и саркастичным тоном. — Примитивные человеческие мозги, ограничивающие рассудок. Ты даже не в состоянии осмыслить то, что я уже тебе сказала, делая мои предостережения бесполезными. А ты всё равно тянешься к нам. — Она просто выговорила то, что было на душе, не в силах сдержать это и съехать с темы, и в тоже время была удивлена тем, как изменилась его манера общения, и что он не сорвался снова.

— Не то слово.

— Тебя это правда не злит?

— Тебе ещё и нравится унижаться. — Это говорилось ею уже вполне серьёзно и довольно обеспокоено.

— Как видишь.

— Это ты уже сам знаешь, по крайней мере.

— Люди сближаются, только что бы грызть кактус и плакать, получая удовольствие, страсть, и страдание одним целым пакетом.

— Так было всегда. Ты сама знаешь, что так работает мозг.

— Да, я знаю. Кажется я так и не смогу решить эту проблему. Потому что она даже не совсем твоя. — Наконец она в полной мере осознала сказанное собой же, и это заставило её сильно смутиться и разозлиться на себя. Она чувствовала эффект адреналина, смущение и стыд.

— Ты только сейчас это поняла? — Он говорил так, будто наверняка сейчас улыбался. — Мы с тобой имеем мало власти над своими чувствами, просто я исхожу из своих потребностей, а ты, дай угадаю… Хотя чего мне, я и так прекрасно знаю, из-за страха самой себя и старых травм. Ты не меня хочешь защитить, ты себя боишься. А из страха ничего хорошего не выйдет.

— Да… — Она чувствовала смущение ещё сильнее. — Ты точно поумнел… Когда успел?

— Нет, просто понял что раз твою «защиту» не сломать, то надо просто докопаться до истоков этого чувства. Похоже, что у меня это вышло. Да, ты действительно вывела меня из себя, морально изничтожила своими разговорами, и лишила этим меня сил бодаться с тобой лоб в лоб. — Он немного взвёлся. — Я бы мог покорно принять твою идею решения проблемы и успокаивать себя тем, что я как нибудь обойдусь только этим, и вообще ты знаешь как лучше. Нет, это действительно полезное решение, только вот не этой проблемы, понимаешь? Я не могу отрицать того, что просто привязался к тебе.

— Ты меня сейчас начнёшь морально задавливать, а ведь только что ты был тихим и послушным. Я не шучу, вообще нет. — Она была смятена и одновременно обрадована в глубине души.

— Потому что я не выдержал слушать тебя, и злится на себя, и на этот мир. Так что мне пришлось немного подумать и вывести тебя на и так очевидные выводы. Ты сама всё сказала.

— Я ничем не лучше тебя, существо такого же типа. Обречённый на глупости и страдания человек. Привязаться ко мне настолько близко, это же просто безумный кредит с оплатой страданиями, но ты настоял, а я теперь понимаю, что даже не в силах это изменить.

— Ты хотя бы понимаешь… — Он обнял её, усевшись боком. — И можешь наконец признать мой выбор.

— Не знаю… Да? Да, я могу. Не могу только смирится с собой, и с тем, что я тоже мало что могу контролировать своим разумом. Подавлять чувства и уходить в отрицание их полноценным контролем не является.

— И как вы раньше с этим жили?

— Уходили в подавление и отрицание, это очевидно. — Она сама обняла его.

Полминуты они просто сидели в тишине, думая о произошедшем, о том, что с их взаимодействиями стало после всех этих разговоров, которые, на самом деле, длились не так уж и долго.

— Эй, тебе не кажется, что мы как-то слишком зациклились на объятиях? — Она задала ему вопрос.

— Кажется. Но я не могу ничего с собой поделать.

— Вероятно, естественная потребность человека в тактильном взаимодействии накладывается на различные эмоциональные состояния и подкрепляется тактильным электросенсорным эффектом, вызывая со временем сильную психическую зависимость от объятий…

— Ты думаешь у меня в самом деле зависимость от этого?

— Не знаю, я говорила про себя.

— А я уже сомневаюсь.

— Хм. А ты сейчас вообще чувствуешь себя лучше?

— Очень даже.

Раздался звук уведомления.

«Мы работаем со каналами. Подтвердите, как у вас дела, и оставайтесь на связи в течении ближайшего времени.»