День за днем-3 (гет)

На следующее утро, посвежевшая и отдохнувшая, собираясь на работу, особо не утруждаю себя выбором одежды — все равно после обеда у нас спартаковский фанатский клуб. Единственно, к темно-серому закрытому платью, оно чуть выше колен и с рукавами до локтя, надеваю вчерашний широкий пояс с блестками, а то уж больно уныло и аскетично. Чтобы не смотреться потом дико в красной футболке с вавилонами на башке, волосы просто расчесываю и оставляю распущенными.

Еду на Анькиной машине, которую выклянчила, ссылаясь на кучу разъездов, а едва появляюсь в издательстве, как Люся объявляет общий сбор в зале заседаний — новая хозяйка собирается сделать объявление. Новая хозяйка? Оказывается, Каролина, перед отъездом за границу, отписала весь свой пакет акций издательства «Хай файф», любимой доченьке!

Прихватив папку с утренними письмами, которые так и не успела просмотреть, занимаю привычное место у окна, где уже скучает Наумыч. Мы тихонько перешептываемся, прикрыв ладошкой рот — обсуждаем новое руководство. Вернее сказать, это Егоров ехидно и скептически отпускает реплики об умственных способностях Наташи, а я лишь киваю и поддерживаю. Заодно поджидаем, пока подтягиваются остальные сотрудники — Галя с Люсей и офисный планктон из разных отделов. Младшая Егорова заходит в зал решительно, жизнерадостно и начальственно, в красном платье и кудряшках:

— Всем здрасьте.

Она плывет мимо рядов к главному креслу и встает позади него, положив локти на спинку. В руках, видимо для солидности, крутит пустую синюю папку:

— Я так поняла, что все уже в курсе, что с этого дня владелицей издательства являюсь я?

Егоров опускает понуро голову, и я кидаю на него сочувственный взгляд — в курсе, в курсе, каждая муха в издательстве об этом жужжит. Мне тоже уже нажужжали.

— Так вот, с этого дня все принимаемые решения должны проходить через меня и ни один документ без моей подписи исполнению не подлежит.

Ни один? Тогда, я всем нам не завидую — до сих пор, часть подписывала я, а не Наумыч, а что-то вообще Зимовский. Егоров хмурится, уставившись в пол, но на моем лице не дрогнет ни один мускул — лишь чуть киваю, безмятежно глядя в пространство — с такими замашками новая владелица сдуется через неделю, а то и раньше. Наталья приподнимает бровь:

— Всем все понятно?

Наше сборище молчит, глазея, оставляя речь без комментариев, и Егорова заканчивает:

— Благодарю за внимание. Работаем дальше.

И это все? Опускаю глаза в пол: стоило ли городить огород и собирать такую толпень, чтобы пискнуть «я начальница»? Слышится новый командный окрик:

— Люся! И пусть телефон мне сюда проведут!

Народ тянется к выходу, мы переглядываемся с шефом. Тот неуверенно топчется и, кажется, собирается остаться. Оставляю его на съедение доченьки и присоединяюсь к выходящим.

Но удаляюсь недалеко — рабочий день продолжается и меня, буквально возле секретарской стойки, останавливает парень из отдела Калугина — начальник приедет на работу позже, а есть несколько вопросов, который лучше уточнить не откладывая, в частности, по письму в типографию о планируемой покупке новых печатных станков — лучше заранее знать производительность, цветовой набор, и как будет меняться давно отработанная технология нашего взаимодействия. Запрос я одобряю, возвращаю сотруднику бумаги, и тот отходит прочь с озабоченным видом. Неожиданно слышу свое имя из уст Людмилы — та что-то говорит обо мне в телефонную трубку:

— Маргарита Александровна?

Секретарша начинает крутить головой, и я направляюсь к ней.

— Маргарита Александровна, вас по-внутреннему.

По-внутреннему? Все основные виднеются на своих местах, не звонят и в мою сторону не глазеют. Загадка напрягает:

— Кто?

Люся, сдерживая усмешку, кивает на зал заседаний, и пальцем показывает вверх — начальство. Значит Егорова. Забираю трубку. Не ожидаю ничего хорошего, и потому мой голос звучит сухо:

— Я слушаю.

— Марго. Я хочу, чтобы завтра утром у меня на столе лежал тематический проект следующего номера.

О какие мы слова знаем! Тематический проект? Темы вообще еще не обсуждались, а ей уже результат подавай.

— Завтра?

— Да завтра, в десять утра.

Облокотившись о стойку, наблюдаю, как Людмила обходит вокруг меня, чтобы упорхнуть куда-то. Пытаюсь вразумить неразумную начальницу:

— Послушай Наташ, тематический проект готовится, как минимум три дня. Надо всех собрать, наковырять идей.

-Значит, собери и наковыряй. Чем ты там занимаешься?

Ого!

— Как, я чем занимаюсь? Я работаю!

— Вот и работай! Завтра в десять.

Блин, vip-манагер… Ни хрена не понимает, а туда же. В трубке слышатся гудки, и я поднимаю глаза к потолку, беззвучно чертыхаясь. Повесив трубку на секретарском телефоне, замечаю стоящего с другой стороны от стойки Егорова. Тот, сцепив пальцы у живота, интересуется, кидая в пространство:

— Кто там? Наташа?

Делаю к нему шаг, перебираясь поближе:

— Мда.

— Чего хочет?

— Не знаю. Пока, по-моему, она просто бесится.

Егоров косит глаз в мою сторону:

— В смысле?

— Ну, Борис Наумыч, я думаю, что она еще пару дней шашкой помашет, потом поймет, что журналом руководить это не кораблики в ручье пускать, и все вернется на круги своя.

Егоров уныло возражает:

— Да нет, Марго, ничего уже не вернется.

Опять депрессия и в перспективе запой? Только возиться с ним и в квартиру к себе заселять я больше не намерена и на этот раз не уступлю. Если Сомовой так хочется, пусть снимает номер в гостинице, и кудахчет над своим сокровищем. Сложив руки на груди, пытаюсь возразить:

— Борис Наумыч!

Но тот, оторвавшись от стойки, явно собирается уйти и похлопывает меня по руке, укоряя убитым голосом:

— Марго, не надо меня успокаивать, спасибо.

Он уходит, стараясь держаться прямо, а я невольно провожаю спину печальным сочувствующим взглядом — сначала дочка от него фактически отказалась, а теперь еще и в грош не ставит как начальница.

* * *

Во второй половине дня, загрузив Людмилу отмазкой по поводу своего отсутствия, сматываюсь с работы окончательно и бесповоротно — сначала домой, быстренько переодеться в джинсы и красную футболку, и захватить купленные сувениры для детей, а затем в школу за Алисой. Не приходится даже Андрея подключать к процессу — меня уже хорошо знают, наверно считают будущей мачехой, и отдают девочку без разговоров.

Сразу едем домой, дел невпроворот — нужно переодеть новорожденную, накрасить щеки символикой, а когда начнут подходить дети, еще наряжать и разукрашивать и их. С меня достаточно домашнего наряда, а вот для Алисы подбираем шапку с рогами и белые спартаковские трусы с эмблемой. Еле успеваем развесить по квартире шарики, складные бумажные фигуры и плакаты, подготовленные заботливым отцом.

В 17.00 ребятни уже целая группа — наряжены в шляпы, майки и шарфы и буквально висят на мне с воплями и криками, пытаясь вырвать из рук флажки и сувениры. Вношу в анархию немного порядка:

— Стоп — машина, тихо! Все, хватит! Бери флажок!

Перекричав всех, сую атрибут самой маленькой по росту девочке, Алисиной подружке. На секунду гвалт стихает, но в промежуток врывается звонок во входную дверь. Алиса комментирует:

— Это, Юрка!

Знаменитый Юрка Поздняков? Встрепенувшись, с загоревшимися глазами, хватаю с дивана колпак и зову девочку с собой в прихожую, встречать ее кавалера:

— Давай, пошли.

Алиса оставляет на столике свои подарки, и мы торопимся в прихожую.

— Открывай!

Девочка открывает входную дверь, за которой обнаруживаем нарядного мальчишку в полосатом свитере, белой рубашке и с большой розовой коробкой в руках.

— Юрка!

Нас догоняют из комнаты дружные вопли:

— Оле, оле, оле, оле.

Мальчик не один, а с мамой, которая радушно здоровается, заходя внутрь прихожей:

— Добрый день.

— Здравствуйте.

— Вот, принимайте.

— С удовольствием.

Сразу подключаю нового гостя к нашей фанатской команде:

— Держи!

И натягиваю ему на голову принесенный колпак:

— Оп-па!

Схватив Юрку за руку, Алиса решительно уводит его за собой в комнату, оставляя взрослых в прихожей. Родительница смеется:

— Я смотрю у вас тут весело.

Еще бы — через весь коридор протянулась бумажная гирлянда «Поздравляем» и это не считая шариков и мишуры. На Новый год столько не вешают. Довольная оценкой, весело переминаюсь с ноги на ногу и тычу рукой в сторону шумной гостиной:

— Ну, это еще начало.

Женщина смеется:

— Ясно. А во сколько мне за ним зайти?

Как пойдет.

— А... Алиса же ваш домашний телефон знает?

— Ну да, конечно, они же дружат.

Тогда все просто и я пожимаю плечами:

— Ну, тогда я вам и позвоню.

— А, ну хорошо. Ну, удачно вам погулять.

Чуть склонив голову набок, благодарю:

— Спасибо.

Женщина выскальзывает за дверь, и я тянусь захлопнуть ее. А потом спешу в гостиную к маленьким гостям:

— Значит так, Алис... Ты всем объяснила, кто мы?

— Да, всем.

Они скачут вокруг меня, а на столе тарелка с откусанными яблоками и очистки мандаринов — вот, молодцы, не скучают. Вскидываю руки вверх, управляя вопящей оравой:

— И кто мы? "Спартак"! Оле, оле, оле... «Спартак» — чемпион!

И дую в гуделку, обеспечивая фанатский фон. Далее у нас по расписанию просмотр голевых моментов — они у меня на DVD-диске и я запускаю калугинский плеер, подключив его к телевизору. Рассаживаю болельщиков на диване в два ряда, и они дружно скандируют:

— В мире нет еще пока, клуба лучше «Спартака»!

Алиса с Юркой устраиваются выше всех, на спинке дивана, прикрываясь развернутым российским флагом, внизу три девочки и мальчик, а мне достается место на столике, рядом с диваном, поджав под себя одну ногу. Здесь в гостиной даже торжественней, чем в Алисиной комнате и прихожей — ко всем тамошним прибамбасом, здесь над телевизором большая бумажная гирлянда «С днем рождения!», так что голы мы смотрим в максимально праздничной обстановке. После каждого момента дружно скандируем:

— Московский «Спартак», московский «Спартак»!

А еще дудим в гуделки и хлопаем в ладоши. С такой какофонией даже не слышим, как возвращается с работы Андрей. Замечаем его только тогда, когда в дверях гостиной возникает самый длинный в мире спартаковский фанат в красной майке, джинсах, высокохудожественной росписью щек, в шапке со множеством рожек и с бутылкой шампанского в руках. Когда он все это успел, причем так быстро, не представляю — лично я выводила красками такие же эмблему и флаг с полчаса, не меньше. Алиса радостно кричит:

— Ура, папа тоже с нами!

Шампанское явно не для детворы, но я призываю маленьких болельщиков и Калугина присоединиться к приветственному гимну:

— Ура-а-а... Оле, оле, оле... «Спартак» чемпион… Оу!

И победно вскидываю вверх руку. Калугин смеется, мотая головой:

— Да-а-а… Я смотрю, у вас тут очень весело.

Слезаю со столика, с улыбкой показывая рукой на Алису с ее приятелем:

— Ну, если даже Юрке Позднякову нравится, хэ...

И толкаю Андрея плечом. Тот хмыкает:

— Да, уж.

Рада, что Андрюшка успел к разгару праздника, пока дети еще не устали. И ведь нарядиться придумал! Шутливо окидываю Калугина взглядом — он такой несуразный с этими рожками и такой родной:

— Слушай, а тебе идет.

— Ты, думаешь?

Подхватив упавшую прядь волос, убираю ее за ухо и пытаюсь спрятать смешинки в глазах:

— Ну, я думаю, если ты в таком виде придешь на стадион, то ОМОН тебя даже обыскивать не будет.

— Хэ, это почему?

Флажок в моей руке упирается Калугину в грудь:

— Ну, сразу же видно — самый интеллигентный болельщик.

Мы смеемся, и Андрей демонстрирует мне бутылку, намекая, что пора ее открыть.

— Я думаю, все так и будет.

С шутливой укоризной прикрываю от маленьких фанатов Андрюшкины манипуляции с пробкой и потом оглядываюсь, хохоча, на ребятню:

— Андрей, дети же, ха-ха…

Он кивает в сторону кухни:

— А мы им не нальем, пойдем, пойдем...

Когда выходим из комнаты, Калугин подбадривает ребятишек:

— Занимайтесь.

Со смехом удаляюсь и тут же слышу Алисин голос, который затягивает кричалку, правда без былого воодушевления:

— Оле, оле... «Спартак» чемпион.

Минут десять у нас есть — не только выпить по бокалу шипучки, но и немножко поворковать на кухне о нас любимых — с поцелуями и разными приятными словами. Подзарядившись, возвращаемся к приунывшим болельщикам — пора их немножко встряхнуть и заставить подвигаться. Решение самое примитивное, но действенное — праздничный хоровод. Я вожу детей по кругу, ухватившись одной рукой за Андрея, а в другой держа ладонь Алисиной подружки, а Калугин нестройно запевает:

— Как на Алисины именины испекли мы каравай…

Виновница стоит в центре, и наши сцепленные руки взлетают вверх:

— Вот такой вышины!

А потом мы все приседаем:

— Вот такой нижины!

В дверь звонит запоздалый гость, хотя вроде все уже на месте. Наверно, кто-то из родителей пришел пораньше забрать домой ребенка. Мы продолжаем распевать:

— Вот такой ширины, вот такой глубины!

Звонки становятся настойчивей, прорываясь сквозь наш ор, и Андрей оставляет веселье:

— Кто это там, я сейчас.

Он торопится в прихожую, а хоровод продолжается, не заметив потери бойца:

— Каравай, каравай, кого хочешь, выбирай!

Но мы же фанаты, и наш хоровод заканчивается неизбежным всеобщим воплем:

— В мире нет еще пока клуба лучше «Спартака! Московский «Спартак», московский «Спартак»!

После хоровода моя развлекательная фантазия иссякает, а значит, самое время занять Алисиных гостей чаепитием и тортом. Андрей задерживается в прихожей, с кем-то беседуя, и я спешу к нему со своей замечательной идеей, заодно желая поторопить вернуться к празднику. Но когда врываюсь в прихожую и вижу вытянутую физиономию Калугина, мое радостное возбуждение быстро убывает, наполняя сердце тревогой — похоже, с пришедшей дамой в широкой шляпе у него весьма неприятный разговор. Кто она? Тем более что тетка неприятно и неотрывно смотрит в мою сторону, как только я появляюсь на пороге. Улыбка сама сползает с лица, и я осторожно прерываю их беседу, поглядывая на визитершу:

— Я извиняюсь, Андрей..., э-э-э...

Оглядываюсь на галдящих детей:

— Мне кажется, пора выносить торт.

Калугин растерянно бормочет:

— Да, я... Я сейчас.

Такое ощущение, что я лишняя в этом междусобойчике и им мешаю. Женщина с наигранной улыбкой вдруг заявляет:

— Может, представишь?

Калугин, как деревянный, смотрит на гостью:

— Марго, это Катя.

Кажется, так зовут его сбежавшую жену? Внутренне напрягшись, разглядываю калугинскую бывшую пассию. И что ей тут понадобилось? Вернулась из Америки? Судя по широкой шляпе, прямо из Южной, но на бизнес — леди в дешевом наряде явно не тянет. И вообще она мне не нравится, особенно взгляд: что-то в нем неприятное и неадекватное. Андрей, как зомби, продолжает:

— Катя, это Марго.

Посетительница, широко раскрыв глаза, приподнимает ухо, слушая Калугина, и язвительно качает головой, хмыкая и протягивая руку для рукопожатия:

— Красноречиво, хэ.

Жму протянутую руку и хочу оставить Андрея самому разбираться со своей американкой. Неуверенно смотрю на него, поправляя волосы:

— Ну, что, я, пожалуй, пойду?

Я не очень понимаю растерянности Андрея, но чувствую себя в присутствии парочки неуютно и неуклюже оправдываюсь, тыча пальцем себе за спину:

— Они там уже подарки разгребают.

С торопливой улыбкой, киваю:

— Подтягивайся.

— Я сейчас, ага.

* * *

Передвинув стол ближе к центру, и постелив скатерть, отправляюсь на кухню за тортом, а заодно поразмышлять о Калугине и его женушке. Выставляю на стол чистые чашки с блюдцами, блюдо с плюшками, усыпанными пудрой, а для нежелающих чая, бутылки с газировкой. Пока режу торт на куски и втыкаю восемь свечек, у меня есть немного времени посидеть и подумать.

Было время, Андрей много твердил про свою бывшую — и какая она плохая, и как он переживал, что их с дочкой бросили, и что они совершенно разные люди. Но ведь ничего конкретного про развод я так и не услышала? Как-то особо не придавала значения деталям, а вот теперь…. То, что эта Катя наконец захотела увидеть ребенка и вернулась — вполне понятно для матери и наверно похвально, но… Но, если их развели и суд оставил ребенка отцу, значит, она отказалась от него? Ведь логично же? Если она сбежала, как твердит Калугин, значит, не было обговорено, где Алисе жить, кто и как будет ее содержать и прочее и прочее. Конечно, суд принял это во внимание. Или она не сбежала, а дала письменное согласие на развод и обязалась платить алименты? Или они вообще не разводились и «бывшая», только потому, что так решил Калугин? Вот, чего сейчас так напрягло, Андрея? Чем его напугала злостная алиментщица? Он же, как полено с глазками — стоял и губами шлепал. Тревожные мысли прерывает появление Алисы, и я пытаюсь ей улыбнуться, хотя и выходит грустно. Еще неизвестно как ребенку обернется возвращение блудной мамаши.

— Марго, а торт скоро будет?

Вставляю последнюю свечку:

— Терпение красотка, последние штрихи.

— А когда свечки задувать?

— А я тебе просигналю.

— А папа где?

Судя по вопросу, в прихожей его нет, видимо увел южноамериканскую даму для разговора на улицу. И сколько это выяснение отношений продлиться одному богу известно. Помнится, с Егоровой, чтобы сформулировать простую мысль разбежаться, Калугину потребовалась неделя. Остается надеяться, что это не тот случай.

— А-а-а, папа... Ему срочно пришлось уехать.

— Куда?

Терпеть не могу врать детям и отвожу глаза:

— На работу.

Рабочий день еще не кончился, вот он, прямо в колпаке, и сорвался.

— А почему мне ничего не сказал?

Мне он тоже оказывается, много чего не говорит — и я вздыхаю:

— Ну просто его очень срочно вызвали в издательство.

— А у вас что, сдача номера?

Ага, была, вчера и я киваю:

— Ну, вот молодец, все сама прекрасно понимаешь. Ты не волнуйся, он ненадолго — одна нога здесь, другая там.

Алиса сосредоточенно о чем-то думает, потом заявляет:

— Марго.

— Что, моя красавица?

— Можно тебе кое-что сказать?

Согласно прикрываю глаза:

— Ну, конечно.

Мы смотрим, друг на друга, и девочка признается:

— Я тебя очень люблю.

— Я тоже тебя очень люблю.

И мне ее очень жалко — столько лет без матери, да еще в таком маленьком возрасте. Взяв за плечи, прижимаю ее к себе:

— Очень, очень тебя люблю. Слышишь? Правда!

А потом мы возвращаемся к гостям — вместе таскаем и расставляем на столе чашки, блюдца, конфеты, лимон, бутылки с газировкой и, конечно, блюдо с тортом и горящими свечками. Когда все готово, собираемся вокруг — ну, что, пора дуть?

— Та-а-а-ак....

В гостиную входит Андрей, все взоры обращаются на него, и я обрадовано добавляю:

— А вот и папа.

Алиса довольна:

— Папа, ты, как всегда, вовремя.

Калугин, чуть всплеснув руками, проходит к столу, протискиваясь за детьми к дочери:

— Ну, на то я и папа, чтобы всегда быть вовремя.

Мне не терпится прояснить ситуацию, но я лишь бросаю на Андрея настороженный взгляд, пытаясь понять его настроение. Алиса ждет, и я, все еще держа торт в руках, командую:

— Ну, что с днем рождения?

И, набрав воздуха, запеваю первой, давая пример остальным, которые дружно подхватывают:

— С днем рождения тебя,

с днем рождения тебя,

с днем рождения Алиса,

с днем рождения тебя!

Наклонившись, отец целует дочь в голову, и я киваю на горящие свечки:

— Ну что, красавица? Давай загадывай желание.

Девочка смотрит на отца:

— А я уже давно загадала.

У меня екает сердце — мне кажется, я догадываюсь какое. Все еще склонившийся над дочкой Калугин косится на меня и чуть кивает. Командую:

— А, ну тогда дуй!

С одного раза не получается и Алиса виновато смотрит на отца:

— Ой, а мне воздуха не хватило.

Мы с Андрюшкой смеемся, и он снова целует девочку в висок.

— Главное, чтобы тебе пороху хватало.

— А зачем мне порох?

Тема глубокая, но вижу, другие дети уже скучают, нетерпеливо поглядывая на торт. Так что, оставляю вопрос без ответа:

— А это тебе папа потом объяснит. Ну, что, налетайте, угощаемся.

Калугин поддерживает:

— Да… Давайте, давайте, лопайте.

На его лице вновь проступает озабоченность и это служит мне сигналом — выбираюсь из-за стола, проходя за спинами детей, слизывая крем с пальца. Встряхнув головой, откидываю волосы за спину, и мы отходим подальше в сторону. Меня интересуют три вопроса — почему бывшая жена, сбежавшая семь лет назад, преспокойно появляется в его доме, что ей надо, и как Андрей собирается поступать дальше.

— Ну, что, может, объяснишь?

Он не смотрит в мою сторону:

— Да чего тут объяснять — я сам в шоке.

Это и без микроскопа видно и я недовольно трясу головой:

— Андрей, давай без прелюдий!

Он чешет затылок:

— Ну, в общем, короче. Это...

Он машет рукой в сторону двери:

— Это мама Алисы.

Понятно, что не тетя с улицы. Опустив глаза вниз и зацепив большие пальцы за карманы джинсов, тороплю:

— Я так и поняла.

Взгляд Калугина устремлен в сторону детей:

— Ты знаешь, я не знаю, как ей все это объяснять... Я ума не приложу просто.

Значит, она действительно приехала увидеться с дочерью.

— Она что даже не предупредила?

Калугин пожимает плечами:

— Да нет, восемь лет ни слов, ни духу как говорится и тут на тебе, как снег на голову.

Яснее не становится. Более того, семь лет разлуки уже превращаются в восемь, а Алисе, на минуточку, сегодня день рождения. Она что, прямо из роддома в Америку сбежала? И что, никакой финансовой поддержки со стороны бизнесменши не предусматривалось и погоняло «алиментщица» подходит ей идеально? По крайней мере, если так, требовать дочь она не посмеет, а видеться…. Кто же запретит… А вот если они не разведены, то вариантов больше и они хуже — еще неизвестно, как сам Андрей отнесется к возвращению заблудшей овцы — может он по ней сохнет до сих пор и врет, что они чужие… Нервно тру пальцем нос, а потом откидываю волосы назад, виновато усмехаясь:

— Андрей, извини, ну тут я тебе вряд ли чем смогу помочь.

— Да, я понимаю.

Он столько говорил о несовместимости с бывшей женой и тут вдруг здрасьте, гости понаехали. По-моему, эта Катя об их несовместимости даже не догадывается.

— Ну что, я, пожалуй, пойду.

Мне совсем не хочется слушать охи и ахи про шок, а пытать Калугина, добиваясь конкретики про суд и развод, почему-то не хочется — пожелает, сам расскажет. К тому же обзвонить мамаш и раздать детей Андрей прекрасно сможет и без меня. Не глядя на него, прохожу мимо в прихожую — мне нужно хорошенько все обдумать, разобраться и посоветоваться с Анькой. Калугин пытается задержать, но веселиться уже нет желания.

— Подожди, как уже, но...

— Ну, а что? Мы речевки все отчитали, с торта вон свечки задули, пора и честь знать.

— Ну, Маргарит.

Невольно морщусь:

— Андрей, давай, пожалуйста…. Пожалуйста, не надо. Я все понимаю.

Калугин поднимает глаза:

— Я просто хотел тебе сказать, что …

Он сглатывает:

— Спасибо тебе большое.

Большое, пожалуйста… Лучше бы рассказал, что происходит. Выложил бы как на духу, и все. С кислой улыбкой выхожу из квартиры.

* * *

Раздосадованная новой проблемой и взвинченная скрытностью Калугина буквально слетаю вниз по ступенькам лестницы и, толкнув рукой дверь, выскакиваю из подъезда во двор. Во мне все бурлит и я, не глядя по сторонам, решительным шагом направляюсь к Анькиной машине — с меня хватит загадок, уже то новое, что вылезло с визитом этой Катерины, заставляет пухнуть голову от всяких предположений. Главное неясны ее притязания, а Калуга молчит, словно партизан и только охает. Если они разведены, значит, все точки над i поставлены? Или нет? Не знаю, к чему они пришли, столь долго беседуя, но пусть он быстрей разбирается со своей зазнобой.

Когда подхожу к авто и протягиваю к ней электронный ключ, озадаченно замираю — на боковом стекле помадой выведено «Вали домой!». Это мне? Ошарашено смотрю на надпись, с трудом соображая, кто так мог схулиганить. Дети? Но почему помадой? Подростки? Тогда бы тут красовалась иная надпись да еще с художественными изображениями. Есть только одна личность, которой я перешла дорогу и, похоже, это ее творчество. Оглядываюсь на подъезд — возвратиться и позвать Калугина? Но уж больно это похоже на бабьи разборки — неужели не разберусь c этой дурой сама?

— Капец.

Неужели взрослая тетка может заниматься подобной ерундой? Калугин меня на смех поднимет. Задрав голову вверх, смотрю на окна Андрея: нет, никто не выглядывает и на меня не смотрит — открыв машину, лезу в бардачок за салфеткой и стираю надпись — не буду же ехать через весь город с таким позорным посланием.

* * *

Через 25 минут я уже на Ломоносовском и поднимаюсь на четвертый этаж. Зайдя в квартиру, несколько секунд раздраженно вожусь с замком, запирая за собой дверь, а потом бросаю ключи на полку — настроение отвратительное и все валится из рук. Не переобуваясь, отправляюсь в гостиную, к Сомовой, которая экзотично устроилась на диване, уперев задранную ногу в стол и положив перед собой книжку. Сбоку развалилась Фиона, и на мое появление не реагирует. Анька поднимает голову:

— Привет.

Мой голос звучит тихо и устало:

— Привет.

Плюхаюсь на боковой модуль, продолжая переваривать последние события. Вопрос Сомовой сбивает с мысли и я не сразу понимаю, о чем она:

— Ну чего, какой счет?

— Ты о чем?

— Ну как о чем, о футболе. Или ты в таком виде в филармонию ходила?

Анька смеется, а опускаю голову вниз, посмотреть в каком-таком виде — я уже и забыла про свой спартаковский прикид.

— А это… У Алисы просто день рождения было, поприкалывались чуть — чуть.

Только для взрослых праздник закончился не по-детски, потому и на душе хреново. Протянув руку, треплю Фиону по голове и холке, и она сочувственно смотрит на меня. Анька продолжает допытываться, хмуря брови:

— А-а-а.. . Что-то ты невеселая для дня рождения-то.

Какое уж тут веселье. С этим Калугиным то понос, то золотуха. Даже не знаю, чего теперь и ждать. Отвернувшись, отмахиваюсь:

— Да там, вообще...

Сомова ерничает:

— Что, дети напились?

Глупая шутка. Тяжко вздыхаю:

— Ой, лучше бы напились.

— Хэ... Ну что случилось-то?

Даже не знаю, как преподнести известие. Ясно одно — Калуга что-то недоговаривает, и сказка про американскую жену-бизнесменшу, которой не нужна дочка, дала основательную трещину. Я чувствую во всем происходящем фальш, но в чем она, пока понять не могу. Если матери нужен ребенок, то она и из Америки будет за ним следить и напоминать о себе, хоть изредка. А если этого нет, и не было, ни открытки, ни подарочка, то с чего вдруг лететь из-за океана и являться в день рождения? Не понимаю! И эта дурацкая помада на стекле… Прикрыв глаза, морщусь и снова отворачиваюсь отмахнувшись. Сомова обиженно утыкается в книжку:

— Ну, не хочешь, не рассказывай.

Да хочу я, хочу, просто пока не могу разобраться и сформулировать. Кошусь на подругу:

— Да ты, даже не представляешь, кто там объявился.

Детский юмор продолжается:

— Кто? Баба Яга, что ли? Хэ.

Анькины потуги ерничать заставляют поморщиться:

— Мне сейчас не до шуток.

— Так скажи тогда, как-то нормально, по-русски.

С небольшой паузой, многозначительно поглядывая, произношу:

— Бывшая Калугина нарисовалась.

Сомова легкомысленно отмахивается, хмуря брови:

— А эта?! Эта меня вообще даже не интересует. Я про эту Егорову, даже слышать не хочу.

Блин, глухая что ли. Я же сказала — Калугина! Удивленно гляжу на Аньку. Пожав плечами, раздраженно повышаю голос, тыча обеими руками перед собой:

— Причем здесь Егорова?! Я тебе про бывшую его жену говорю. Или настоящую, даже не знаю, развелись они или нет!

По крайней мере, со свадьбой с Наташей Калугин не торопился, несмотря на беременность невесты. Фиг его знает, может, испугался быть двоеженцем. Сомова непонимающе хмурится, вопросительно глядя на меня:

— Пхэ… Ничего себе.

— Вот, представь себе.

— Вот это да… Так, подожди, ты же говорила, что она куда-то уехала или улетела?

— А ты что думаешь, что самолеты только в одну сторону летают?

Сомова ошарашено бормочет:

— Капец.

— Причем полный.

Тычу в Аньку пальцем:

— Вот, с языка сняла.

— Хэ….Так... А что, что ж ты теперь собираешься делать?

Хороший вопрос. Для начала выяснить семейное положение нашего любвеобильного. Может в личном деле что-то есть? Но не это главное. Приподняв бровь, пожимаю плечами:

— Я не знаю. Меня теперь больше интересует, что Калугин собирается делать.

Анюта качает головой:

— Мда-а-а... Хорошая новость.

Покачав головой, кошу глаз в сторону подруги — пора сделать контрольный выстрел:

— Ну, хорошие новости по одной не летают…

Анюта настороженно смотрит на меня:

— Это ты о чем?

Как бы это ей помягче сказать-то. А то ведь машину перестанет давать. Помолчав секунду, признаюсь:.

— Да эта дура, тебе еще машину расписала.

Известие заставляет Сомову взвиться:

— Чего-о-о?

Сочувственно киваю:

— Не под хохлому конечно, помадой.

Анюта, разнервничавшись, уже готова сорваться с места и мне приходится успокаивающе поднять руку:

— Ты не переживай, я все стерла.

Хотя не гарантирую, что эта убогая не записала номер авто для своих будущих арт-креативов. Сомова елозит по дивану, чуть ли не подпрыгивая:

— Нормально. Она неадекватная что ли?

Ишь, как зацепило за живое.

— Я не знаю, Ань. Мы с ней на брудершафт не пили.

Сомова откладывает книгу и нервно хватает со столика стакан с грейпфрутовым соком:

— Блин, ну вообще!

Она присасывается к бокалу, делая несколько глотков, и я полностью соглашаюсь с ее вердиктом:

— Капец вообще, то понос, то золотуха.

Вечером, когда страсти успокаиваются, и мы с Анькой, успеваем, перетереть все варианты, появляется острое желание позвонить Калугину и устроить ему допрос с пристрастием. Но сдерживаю себя — во-первых, утро вечера мудренее, а во-вторых, я уже перевыполнила норму по «давлению» на Андрея, уговорив провести совместный праздник с Алисой. Раз сам не звонит, значит, не считает нужным.