Бесцветное имя (гет)

Я понятия не имею, как меня занесло в этот темный переулок. Возвращался с очередного убийства, потом весь день потом пробегал по городу в поисках улик. Не нашёл ничего путного. Шел домой, опустошенный, расстроенный, измученный многодневным недосыпом, уставший от этих бесконечных вопросов и неразрешимых загадок, и вот случайно завернул в какой-то неизвестный мне темный переулок. Я шёл торопливым шагом, когда приятный, женский голос — достаточно низкий для среднестатистической женщины, с лёгкой хрипотцой, но все же женский, даже голос молодой девушки — крикнул мне:

— Мистер Шерлок Холмс!

Я оборачиваюсь. Напротив меня в шагах десяти стоит невысокая девушка с хорошо сложенной, стройной фигурой. Нас освещает один одинокий фонарь, но его свет такой тусклый… Да и… Я ведь не вижу цвета.

У меня нет соулмейта. И знаете, я не жалею об этом. Ведь любовь — это недостаток, это жёсткое оружие, которое заставит тебя проиграть. Это убийственное жало, это раскалённое железо, которое люди добровольно вливают в собственные лёгкие

Но иногда… Возможно, только иногда, я жалею о том, что у меня нет соулмейта.

Я всегда один, у меня нет друзей, кроме моего блогера, не было и никогда не будет близкого человека. И я никогда не видел, и никогда уже, кажется, не увижу, какой на самом деле наш мир красивый во всех своих красках. Нет, ну что вы, я вовсе не жалею об этом.

Мне нет дела до такой детской романтики и глупости, как любовь.

Но иногда я позволяю себе на несколько долгих минут задуматься: а каково это? Обнимать любимого человека, целовать чьи-то мягкие губы, любить и быть любимым? Но я никогда не позволял этим мечтам поглотить меня полностью, потому что я повенчан на своей работе, она вся моя жизнь, и я не готов впустить в свои чётко отлаженные механизмы, в своё холодное, ледяное сердце чью-то любовь, чьё-то чуткое тепло и заботу, наверное, просто потому, что в глубине своей черствой души я прекрасно понимаю, что никогда не смогу заслужить, а главное жить с чьей-то любовью.

Девушка, наверное, очень красива, я не могу судить. Она затянула во все чёрное, лицо скрывает капюшон. И тут я замечаю, что в своей хрупкой, на первый взгляд, руке она стискивает небольшой, но удобно лежащий в ладони, хорошо отточенный нож. Это не очень хорошо.

Я слегка отступаю назад и поднимаю руки в примирительном жесте, как бы говоря о том, что я не причиню ей никакого вреда. Тень только хмыкает и затыкает нож в ножны на поясе. Она подходит ближе. Я чувствую, что жду чего-то, но сам не знаю чего. Жду, чтобы она уже кинулась на меня, чтобы застрелила, но только мучила меня молчанием в ожидании неизвестности и полном непонимании происходящего. Я не переношу, когда меня выставляют идиотом, каковым, собственно, себя сейчас и чувствую, потому что привык знать все наперед, обходить обычных людей на два длинных шага, а тут вдруг обошли меня и бессовестно играются. Не дело. Решаю, что лучше буду говорить. Это помогает мне успокоиться:

— Кто ты такая и что тебе от меня нужно?

В ответ слышу только  :

— Мое имя — Лилит, мистер Холмс, о большем не просите. Мистер Холмс, мой босс, — еще один шаг в мою сторону. Я замираю на месте, закладывая руки за спину привычным уже движением, и принимаю самое безразличное выражение лица, на какое только способен я в такой ситуации, — Он ждет встречи с вами.

Ее босс? Он заявляется так неожиданно, после всех странных событий этой недели. Или хочет помочь, или же он как-то замешан. Много ли я знаю преступников, которые будут появляться у детектива, который ведёт дело, если они сами его и устроили? Нет. Только одного.

— Кто твой босс? — мой голос звучит ровно и совершенно спокойно, чему я не могу не радоваться, пусть и мысленно.

— Я не могу сказать вам этого, мистер Холмс, — она расстроено и явно наигранно поджимает пухлые губы, — Скажу вам только одно, мистер Холмс, он вас очень хорошо знает, а вы хорошо знаете его. Очень хорошо знаете, мистер Холмс.

Темноту переулка прожигает ее пронзительный и заливистый смех. Я раздраженно закатываю глаза и тут…

Одна капля дождя.

Я хорошо его знаю.

Еще одна капля.

Очень хорошо знаю.

Сразу две капли дождя.

Пронзительный смех, залитое дождем серое, мрачное и холодное окно.

Я знаю ответ.

Только один.

Мориарти.

Дождь смывает все, но только не кровь совершенных им ужасных преступлений, только не их.

Я помню каждое из них, помню как осторожно, по одной я вытаскивал эти нити из огромной паутины лжи и преступности, что окутывала Лондон, но им, казалось, не было конца.

Это Мориарти, сомнений быть не может.

Я смотрю на нее, изо всех сил пытаясь не выдавать своей догадки, но… Кажется, она уже поняла, что я догадался.

Что же, пусть так. Будем работать с тем, что имеется, может, она менее психованная, чем мне может показаться на первый взгляд, но ведь она от Мориарти. Они там все немного не в себе, и я об этом отлично знаю. Стоит быть осторожнее. Просто так. И это никак не связано с тем, что я сказал чуть выше, не подумайте.

— Что ему нужно от меня? — наконец, выдыхаю я, а сам уже чувствую, как непроизвольно стискиваю ладони в кулаки.

Девушка только невесомо подергивает губами, слегка приподнимая их в какой-то кровожадной и жестокой улыбке. Что за странный и неуместный драматизм в моей голове? Я никогда не замечал за собой привычки сгущать краски. Что-то я теряю хватку.

— Он ждет вас. И очень хочет с Вами поговорить, — вот и все, что я слышу в ответ. Это может значить абсолютно все что угодно.

—Так значит, Джим жив?

Я, конечно, не идиот, но удостовериться мне хочется в этом как можно быстрее. Ведь если он жив, а это был не кто-то иной, как Джим собственной персоной, то тогда дела у нас совсем плохи.

— Мой босс, — тянет она и лёгким, неуловимым движением приближается на маленький шажок еще ближе, — Говорил мне передать Вам информацию лишь о встрече, не более того, мистер Холмс.

Чертовка! Как ловко она ускользнула от вопроса! И ей даже не нужно отводить глаза, как это делают остальные. Она увиливает от вопросов, легко и не напрягаясь, очевидно, посмеиваясь над своим оппонентом, но не раскрывая тех карт, которые ей так выгодны. Что же, я буду пробовать снова.

— Мориарти жив? Отвечай. 

Я знаю куда и как давлю своим острым взглядом, от которого обычным людям хочется закрыться руками, потому что уже много лет проворачиваю это.

Всегда работало. Ну почти. Кажется, этот день можно занести в личный список самых неожиданных вещей в моей жизни.

Даже мой взгляд, прожигающий, подчиняющий, требующий ответа, не влияет на нее.

Профи, что тут еще сказать.

На всех работало, абсолютно на всех.

Кроме нее.

Слишком хороша она.

— Мой босс в полном порядке, мистер Холмс, — на ее губах снова эта лёгкая, мимолётная улыбка.

Бесит. Ужасно бесит. Ну что же, тогда ладно. Я уже так давно играю с огнём, что моим рукам уже не страшно прикосновение к нему. Просто метафора, разумеется. Но все же…

Я делаю к ней резкий, стремительный шаг. Она даже не успевает сообразить, как я жестко хватаю ее за толстовку, прижимаю к стене дома и…

Такие эмоции можно сравнить разве что...

Ладно, я не буду лгать. Я понятия не имею, с чем можно сравнить ощущение, когда весь мир вокруг меня вдруг расцветает, окрашивается яркими красками. Неуловимо и стремительно, так ярко, живописно и просто завораживающе... прекрасно.

Я все еще силой удерживаю ее у стены, держа за темную материю, больше по инерции, чем реально осознавая это.

Она тоже с удивлением оглядывается по сторонам, ее пытливые голубые, с лёгким вкраплением зелёного глаза, кажется, просто не могут вместить в себе все восхищение этими яркими красками. Я замечаю, как из-под ее капюшона выбиваются несколько рыжих прядок, которые слегка завиваются на концах. Пожалуй, мне стоит признать, что она красива… 

Но мне также не нужно забывать о том, что она помощница моего злейшего врага.

Человека, благодаря которому множество людей сейчас не более чем холодные трупы. И я в силах остановить это, значит, мне нужно сделать это незамедлительно.

Я мысленно выдыхаю и еще сильнее прижимаю ее к стене. Во мне что-то жутко сопротивляется этому, как будто магия соулмейтов поет в сердце, в голове, в ушах: целуй! Целуй! Встряхиваюсь и выбрасываю эти мысли из чертогов, напоследок хорошенько наподдав им ногой за подобный визит. Мне не привыкать прогонять лишние мысли. 

Наклоняюсь ближе и улавливаю легкий аромат духов, нанесенных за уши. Чувствуется какая-то нежная цветочная свежесть. Мои губы практически касаются мочки ее уха. Я нервно выдыхаю со злостью и настойчивостью:

— Что от меня хочет Джим?

Поднимаю глаза и смотрю на нее. Она так же с вызовом смотрит на меня в ответ, как и я на нее.

Что же, повторю еще раз и погромче.

— Что задумал Джим? Отвечай! — с силой и злостью впечатываю ее в стену, но она молчит.

Стойкая, черт возьми. Ничего с ней не действует.

— Возможно, вы не все учли, мистер Холмс, — она слегка приподнимает губы в легкой, но оттого не менее раздражающей улыбке. Машинально отмечаю, что у нее на губах легкий, розовый блеск.

Я не успеваю ничего понять и предпринять, как ее колено сталкивается с моим животом, а ее ладонь ребром резко встречается с моим горлом. Я хриплю от резкой и неожиданной боли, а она, вцепившись в рукава моего пальто, резко разворачивает меня к стене. И вытаскивает пистолет так стремительно, что я не успеваю даже заметить этого неуловимого и, несомненно, четко отточенного движения. Направив на меня ствол и бросив прощальный ненавистный взгляд, она пятится, делая несколько нетвердых шагов назад, и выдает:

— Завтра в десять утра на крыше Бартса, мистер Холмс, — и, не опустив пистолета, ныряет в тёмный переулок.

Я остаюсь один. Выдыхаю, потирая шею и медленно приходя в норму после пережитого шока.

В переулке темно, но все же я различаю цвета.

Возможно, где-то в глубине моего холодного, каменного сердца и пробежала печальная мысль о том, что мой соулмейт играет на стороне моего врага, но я, мгновенно схватив ее за глотку, предпринял несколько, пусть и не самых удачных, но все же попыток задушить ее.

Хоть и ненадолго.

Но мне нужна тишина.

И нужен ясный ум.

Еще и проблем на личном фронте мне как будто не хватало.