Never Let You Down (гет)

— И… потом он… что сделал?

— Ничего не смог. Просто я отправил его на Землю, в дом престарелых вроде, и… все.

Роджерс-младшая сидит за столом на кухне, смотря, как резвится ее пес, и слушая рассказ Лафейсона о том, как он буквально освободил себе трон после своей псевдосмерти. Накал безумия возрастает, с каждой его фразой Элис все сильнее хочется и восхищаться его силой, и поражаться его глупости и упрямству одновременно. Он силен и смышлен, но исходя из его рассказа он может показаться тварью. Элис знает его мотивы. Понимает, за что он так поступил с отцом, и, быть может, даже в силах ему это простить — как учил Стив. Но в голове крутится один вопрос, адски докучающий ей, раздражающий каждую извилину и заставляющий сердце дрожать. Уже не слушая россказни бога обмана, она уверенно и громко перебивает его, взглянув в глаза:

— Локи, а оно того стоило?

Тот и впрямь призадумывается. Внутри Элис пляшет маленький довольный чертенок, который смог утереть нос самодовольному Локи. Она встает со стула, подходит вплотную к нему и еще раз, уже четче переспрашивает, стоила ли утрата семьи и ее разочарование Асгардского трона. А по ее лицу можно действительно распознать разочарование, в котором она тонет, рассматривая Локи с головы до ног. Главное отличие Элис от остальных — это то, что бог с ней не высокомерничает. Позволяет себе слезы, истерики, никогда ее не обманывает и всегда, если нужно выговориться, приходит к ней. Элис вызывает доверие. Видит он в ней что-то такое близкое, что-то вызывающее уважение. Почему-то он считает, что когда-то, задолго до него, Роджерс-младшая пережила что-то схожее. Тоже что-то утратила, тоже узнала какую-то тайну, ее что-то разбило, и после этого в ней зародились гиперопека над всем, что движется и не движется, понимание и всепрощение.

В голове мелькает нетипичная для трикстера мысль: «Это все действительно не стоит ее доверия». Потом он задумывается, что она слишком дорога ему. Чем-то завоевывает его, сражает наповал, раз за разом возвращая с небес на землю. Еще тогда, в их первую встречу, Элис показалась ему подарком. А сейчас — и самым большим наказанием, совестью, которая появилась в Локи вместе с Роджерс в его жизни.

— Не знаю, — резко выдает Локи, не узнавая сам себя.

— Где ты его бросил? — грубо спрашивает Элис, накидывая пальто на худые плечи и обувая нежно-розовые кроссовки, которые, кажется, раза в три больше ее ног.

Лафейсон равнодушно протягивает ей визитку и опускает глаза. Стыд? Скорее всего. Элис заставляет его что-то чувствовать, а это уже очень плохо.

— Только посмей уйти. По стенке размажу.

И она покидает квартиру, звонко и раздраженно хлопая дверью. Ни желание убить, ни желание обнять его она так и не смогла побороть — и это изводит еще больше.

Дорога к этому дому престарелых не кажется Элис длинной. Она приходит туда минут за пятнадцать, не больше, и это с учетом того, что она никуда не спешила. Пропускают ее, когда она представляется снохой Одина. Ничего глупее нельзя было придумать, замечает она про себя, поднимаясь по лестнице. Тут довольно тихо. Пол из черного дерева немного скрипит, а кирпичные стены, увешанные картинами, напоминают локации из фильмов ужасов. Комната Одина находится недалеко — и Элис, не успев вздохнуть, уже стучит в нее.

— Заходите! — слышится из-за двери. В душе Роджерс-младшей всплескивает волнение, и через секунду она открывает дверь.

— Здравствуйте… — смущённо произносит она, шоркая по полу, чтобы не нарушить комфорт некогда царя Асгарда.

— Здравствуй, дитя. — Услышав это, она убеждается, что пришла по адресу, и облегченно выдыхает. — Как тебя зовут?

— Элис… Элис Роджерс, — сглатывает она.

— Элис, значит. — Он выдерживает паузу. — Я тебя тут не видел. Ты новая сиделка?

— Нет… — Она переходит сразу к сути, набравшись достаточно смелости. — Недавно познакомилась с вашими сыновьями. — Так нелепо и странно Элис еще никогда себя не чувствовала.

— Один оставил трон, другой оставил меня… Чем же они тебе так приглянулись?

— Я не об этом, — хрипит Элис и откашливается. Следы недавней болезни дают о себе знать.

— Будешь чай? Я все равно его не пью.

Она покорно падает в кресло напротив Всеотца и наливает себе чай. На вкус он, мягко говоря, противен, но со своей изначальной целью — согревать — справляется как нельзя лучше.

— Я недавно общалась с Локи…

— Локи? Он до смерти на меня обижен. — Один в который раз ее перебивает, будто вовсе позабыл о манерах. Но это говорит и о том, что он здесь до чертиков одинок и пообщаться ему не с кем. Элис тяжело вздыхает, но не говорит ничего по этому поводу. По словам Тора, он и так все видит и все знает.

— За что? — Она выгибает бровь и отпивает немного чая. Какой же он горький, господи.

— Я кое-что утаил от него… — с таким же стыдом, как и сын, говорит царь Асгарда.

— Что утаили? — Она мотает ногой. Локи ни о чем подобном ей не рассказывал. Тоже много недоговаривал.

— Кое-что важное для него.

— Мне кажется, от детей нельзя ничего скрывать, — вздыхает Роджерс-младшая, громко ставя чашку на подоконник.

— Я тоже так считаю, но слишком поздно это понял. Ты еще юна, но в разы дальновидней меня. Ты точно не разобьешь кого-нибудь изнутри… — Он замолкает на минуту, уставившись в окно. Элис рассматривает его, убеждаясь, что рассказы Тора были менее приукрашены, чем рассказы Локи. Не похож Один на монстра. Совсем не похож. — Знаешь, Элис… Я вижу в тебе огромное, львиное сердце, в котором хватит любви, чтобы согреть весь мир.

Один вздыхает, взглянув оставшимся глазом на Элис. Она готова поклясться, что выдала бы любую государственную тайну под этим взглядом. Ей кажется, что он знает, зачем она пришла. Закусив губу и сжав пальцами плед, Элис говорит то, что крутится у нее в голове уже долгое время:

— А хватит ли там ее, чтобы согреть вашего сына и наставить его на верный путь?

Так уверенно, чеканя каждое слово, она на своей памяти говорила только раз — когда сообщала Стиву, что вся ее семья мертва. Одина такая уверенность от нее, конечно же, коробит. Ей кажется, он даже ежится. А может, ее возросшее на пару секунд эго так ей говорит.

— Его сердце полно ярости и ненависти. И это просто ужасно, когда у могущественного существа такое в душе. Но… из него мог бы выйти хороший правитель.

— Вы считаете, что из его правления выйдет что-то хорошее?

— Он не вредитель, но и не идеал… Ничего не выйдет. — Элис опускает глаза и поправляет кашемировый шарф. — Я вижу, что ты беспокоишься о нем. Я не буду тебя томить и скажу, что вы… что-то вроде родственных душ. Словно предназначены друг другу. Встретились везде — во всех вселенных, во всех мирах… И изменили жизни друг друга в корне. Он не врет тебе — а значит, ты уже для него что-то значишь. Оберегай его, как родного брата, и ответ на твой вопрос со временем придёт сам.

Элис примерно понимает, о чем говорит Всеотец. Она читала книги об этом, смотрела фильмы, примерно осознавала, что, по идее, они должны значить друг для друга и кем стать друг другу. Роджерс-младшая поджимает губы и перебивает:

— Но я ничего не сделала. Но… Все равно спасибо вам, Ваше высоч… величество.

— Не благодари. И не так официально. Береги его, и это станет лучшим твоим «спасибо», Элис.

После они прощаются, и Элис надеется встретить уже спокойного Локи, сама успокоившаяся, принявшая всех его тараканов и все его проблемы, убедившаяся, что все, что она может сделать, — это быть рядом. И она будет это делать. Всегда, когда может.

И, вернувшись домой, никого там не обнаружив, кроме заснувшей у входной двери собаки, Элис чувствует еще одну холодную волну разочарования. И как после всего этого она находит в себе силы беречь его?