Принцип неравного возмездия (джен)

В доме были люди, и немало.

Неудивительно — торговцы и рабочие, беглецы и искатели приключений, ученые и аферисты съезжались в Анк-Морпорк со всего Диска. Но люди, собравшиеся в доме, не походили ни на кого из них, по крайней мере, не в первую очередь.

В доме были гномы, и их тоже сошлось порядком.

В этом также не было ничего необычного. Гномов в Анк-Морпорке давно было предостаточно. Они приезжали сюда, они здесь рождались: шахтеры и ремесленники, изобретатели и пекари гномьего хлеба. Являлись ли собравшиеся кем-то из них? Возможно, но только не сейчас.

Сейчас все они, и люди, и гномы, были чем-то другим. Они были зрением. Они были слухом. Они были надеждой и ожиданием.

Никто из собравшихся не произносил ни слова, они старались вообще не шуметь. Изредка раздавался скрип половиц или шорох, когда кто-то переступал с ноги на ногу, и все вновь замолкало. Единственным неутихающим звуком был тихий скрежет ножа по дощатому полу.

Молодой человек, стоя на коленях, наполнял очерченный на полу круг символами. Юношу звали Лесли, и когда-то он был студентом Незримого Университета. Когда-то, но не теперь.

Старое отсыревшее дерево легко поддавалось под лезвием ножа, когда круг наполнялся все новыми и новыми знаками. Один за другим они сплетались в едва заметный на темной древесине мрачный узор. Наконец, Лесли смахнул стружку из последнего тонкого желобка и поднялся на ноги.

— Готово, — он с гордостью оглядел свое творение.

Человеческая стена позади Лесли шелохнулась, и вперед выступил темнобородый гном. Его звали Штыб Рудоспуск. Когда-то Штыб был обычным Анк-Морпоркским гномом, помогавшим престарелым родителям в их лавке и влачившим невзрачную и бессмысленную жизнь. Но это было давно, здесь и сейчас Штыб Рудоспуск был идейным лидером «Зовущих Справедливость».

— Братья и сестры! — Рудоспуск вскинул руки, обращаясь ко всем собравшимся. — Возрадуйтесь! Возрадуйтесь, ибо наше ожидание подошло к концу.

Ответом ему был многоголосый вздох облегчения.

— Ибо каждый вскоре получит по делам его!

«Зовущие» приветствовали каждую новую фразу Рудоспуска радостным гомоном, но Лесли не особенно вслушивался в его пламенный монолог. Лесли вообще редко в них вслушивался. Идейная сторона их маленького предприятия мало его интересовала, в отличие от практической. Он, в который раз, проверял и перепроверял в уме все расчеты. Да, все верно. Формула была высчитана идеально. Все получится. Оставалось лишь добавить последний ингредиент.

— Проникновенная речь, правда?

Он услышал тихий голос за своей спиной — голос Кова Подколода. Лесли был знаком с Ковом уже достаточно давно, но в тоже время, не знал о нем ничего. Краем уха Лесли слышал, что когда-то Ков был жрецом, но никто не знал наверняка, какого именно бога. Так же тайной оставалось и то, почему Подколод решил (или был вынужден) оставить свой сан. Все, что касалось Подколода было каким-то смутным и неясным. Где он жил? С кем еще водил знакомства? Чем промышлял до того, как основали Зовущих Справедливость? Доподлинно было известно лишь то, что Ков Подколод отвечал за «все земное», что требовалось их молодому культу, будь то организация места для встречи, закупка трех ящиков черных свечей или же просто поздний ужин с сендвичами для братьев; а еще он никогда не повышал голос (от его тихого вкрадчивого шепота у любого по коже бежали мурашки).

Прямо сейчас Ков стоял у Лесли за спиной. Близко. Намного ближе, чем позволяли любые правила приличия. Это нервировало.

— Вы приготовили то, о чем я говорил? — Лесли попытался отстраниться, но Ков придвинулся теснее, положив руку ему на плечо.

— Разумеется. И даже немного больше.

Эти слова слегка встревожили Лесли. Впрочем не так сильно, как излишняя близость Кова. Подколод умел виртуозно действовать на нервы.

Рудоспуск тем временем распалялся все сильнее, в голосе его то и дело проскакивали высокие, почти визгливые, ноты.

— Этот «человек», — Рудоспуск с омерзением выплюнул слово «человек», будто тот, о ком он говорил, не был достоин этого слова, — считает, что олицетворяет Справедливость. Он считает, что имеет право держать Справедливость в цепях, заставлять ее служить себе, будто цирковую обезьянку. Но это не так!

Рудоспуск уже почти кричал. Капельки слюны слетали с его губ прямо на лица последователей, но те, казалось, и не замечали. «Зовущие Справедливость» неотрывно следили за своим лидером — кто с молчаливой серьезностью, кто с надеждой во взгляде.

— Справедливость вернется в мир! Она вернется, и все порочные сгинут во тьме!

«Зовущие» ответили ему радостным гулом голосов. Этот гул все нарастал и нарастал, пока Рудоспуск не оборвал его, просто опустив руку.

— Начнем же!

В резной круг вступила женщина. Она была одной из Зовущих, Лесли уже видел ее прежде, хотя и не мог вспомнить имени. Глаза женщины были красными от слез, и все же во взгляде горела пугающая решимость.

— Ч-что? Что ты делаешь?! — Лесли дернулся было вперед, к ней, но Ков ухватил его под локоть.

Женщина опустилась на колени и улыбнулась Лесли. От этой улыбки кровь в жилах стыла.

— Что она д-делает? — Лесли обернулся к Кову и сбивчиво зашептал. — Я-я же говорил. Г-говорил, что человеческая кровь — это п-просто символ. Д-достаточно пары капель!

От волнения его заикание вернулось. Все было неправильно. Все должно было происходить не так!

— П-пара свиней! С-свиней, вот и все, что нужно. К-ков!

— Прекрати истерику, — голос Кова Подколода звучал спокойно, словно он говорил о самых обычных будничных вещах. — Мы просто решили действовать наверняка.

Все было неправильно. Так дьявольски неправильно.

— Погляди на нее, разве ее привели сюда силой?

— Д-да она же не в себе! — выпалил Лесли.

Внезапно стало очень тихо. Лесли понял, что все взгляды сейчас устремлены на него. Весьма недобрые взгляды.

— Давай не будем тревожить добрых людей, Лесли, — Ков оттянул его назад. — Ты делаешь свою часть работы, а об остальном позволь позаботиться нам.

— Все в порядке, — женщина, сидя в круге, продолжала улыбаться своей безумной улыбкой. — Все в порядке. Справедливость восторжествует, и мои мальчики будут отомщены… Давайте же!

Вперед выступили трое — гном и двое людей, в руках они держали самодельные клинки на длинных рукоятях.

Почему? Как? В какой момент все покатилось в бездну? Что с этой женщиной? Что со всеми этими людьми?! Он не хотел этого. Вернее, он совсем не этого хотел!

Лесли не был близко знаком почти ни с кем из «Зовущих Справедливость», прежде его интересовала только работа и возможности, который она открывала. А теперь… Теперь он понял, как глубоко увяз.

А потом все началось.

Лесли уставился себе под ноги. Он был не в силах смотреть на то, что происходило сейчас в центре круга, потому что это было слишком страшно. Закрыть глаза он тоже не мог, ведь это значило бы — оказаться в темноте, а оказаться сейчас в темноте было намного страшнее. Он хотел бы зажать уши и не слышать ужасных хриплых стонов, но хватка Подколода держала крепче кандалов.

Кровь бежала по выцарапанным на досках ложбинкам, наполняя их. Символы вспыхивали один за одним. Лесли заметил, как кровь подбирается к той части круга, у которой стоит он. Он хотел отступить еще дальше, но Ков не позволил ему.

Тонкий ручеек добрался до последней метки. Он наполнил кровью небольшой кружок с точкой по центру и вильнул вниз в извивающийся хвост.

Символ вспыхнул бледным зеленоватым светом. Лесли показалось, что этот глаз смотрит прямо на него.

«Боги, что же я наделал».

* * *

Ранним утром следующего дня младший констебль Пемза сидела за столом в участке Псевдополис Ярда, в отчаянии глядя на дно кружки с остатками тролльего кофе, и задавалась схожим вопросом.

— Што я наделала… — Пемза спрятала лицо в огромных каменных ладонях. — Господин Ваймс вышвырнет меня за это.

— Ну-ну, — Шнобби похлопал ее по плечу, вернее, по той части руки, до которой мог дотянуться. — Может, все еще обойдется.

— Это, верно, — подтвердил сержант Колон, сосредоточенно выуживая из общей сахарницы очередной бычок. — Старина Ваймс никого еще не выгонял без причины.

Из-под сложенных ладоней раздался стон.

— Значица, точно вышвырнет…

Из-за не спадающей второй месяц жары окна в участке не закрывались круглые сутки, с тренировочной площадки доносились звуки ударов и шум множества голосов. Господин Ваймс, едва снова смог держать в руках оружие, тут же изъявил желание «размяться» и «проверить уровень боевой подготовки младшего состава». Именно поэтому уже третий день все констебли и младшие констебли (а если честно, то и многие офицеры) свободное от патруля время проводили на площадке, оттачивая старые навыки и познавая новые. У господина Ваймса всегда была в запасе пара приемов, которые могли пригодиться на улицах. Констебли впитывали эти знания, как губка. Вот и сейчас на тренировке были все, даже те, чья смена уже давно закончилась. Все кроме младшего констебля Пемзы. Младший констебль Пемза сидела за столом и ждала, когда на нее обрушится дубина командорского гнева.

Это было неминуемо.

— Как там этот Кварц, жить будет?

— Не знаю… — Пемза убрала ладони от лица и теперь тупо гоняла пустую кружку из одной руки в другую. — Я его знатно поколотила…

— Говорят, у него ни единого зуба не осталось, — Шнобби докурил очередную сигарету и заткнул бычок за ухо.

Пемза издала еще один сдавленный стон.

— А учитывая, что зубы у троллей алмазные, а дело происходило в Тенях, — Колон утопил в чае четвертую ложку сахара, — ни один зуб мостовой коснуться так и не успел.

Стон Пемзы перешел в хрип.

У Шнобби было лицо человека, который что-то сосредоточенно подсчитывает. Он уже открывал рот, чтобы задать Пемзе вопрос, но в коридоре послышались шаги и гул голосов, а так и незаданный вопрос утонул в этом гомоне.

Тренировка закончилась.

Участок наполнился привычным многоголосьем пересменки. Кто-то из стражников сразу поспешил к душевым, кто-то жадно пил воду, остальные же разбились на группки, шумно обсуждая события прошедшей смены. Загремели дверцы ящиков, в воздухе поплыл знакомый букет из запахов пота и свежезаваренного кофе.

К столу, за которым сидела Пемза, подошли младшие констебли Бор и Камнебур.

— Ты как, Пем? — младший констебль Бор участливо улыбнулся. — Уже говорила с командором?

Пемза молча помотала головой.

— А как по мне, этому Кварцу еще слабо досталось! — младший констебль Камнебур плюхнулся на соседний стул и принялся вытряхивать из бороды набившийся туда песок и мелкие камешки. — За то, что он сделал со стариками Пифсами.

— Они были хорошими людьми, — вздохнул Бор.

— Именно! — Камнебур ударил кулаком по столу. — Я и говорю, что этот ублюдок еще легко отделался.

— Но так было нельзя, — не поднимая глаз ответила Пемза. — Я стражник, а значица не должна была так поступать. Енто, значица, прямое превышение полномочий и самосуд.

Они замолчали.

— А была бы возможность повернуть время вспять, как бы ты поступила? Просто зачитала бы ему его права и вежливо проводила до камеры?

Младшие констебли повскакивали с мест и отдали честь.

— Сэр!

Командор Ваймс стоял в дверях, внимательно глядя на подчиненных. Особенно на младшего констебля Пемзу.

— Не могу знать, сэр! — отчеканила троллиха, глядя в пустоту поверх головы Ваймса с решительностью обреченного. — Возможно, я бы снова его, того, от… отделала.

Повисла тишина. Младшие констебли Бор и Камнебур, не поворачивая голов, покосились на Пемзу. Где-то в углу испуганно притихла жужжавшая до этого муха.

— Что ж, это честный ответ.

— Мне сдать значок, сэр? — безжизненным голосом спросила Пемза.

Командор ответил ей долгим взглядом. Будто в душу глядел.

— Не торопись, младший констебль. Насколько мне известно, Кварц жив, и даже пришел в себя, а значит, в скорости он сможет предстать перед судом. Хотя это не снимает с тебя ответственности за столь… жесткое задержание.

Констебли затаили дыхание.

— Я налагаю на тебя взыскание за выбитую дверь и две пробитые стены, а также отстраняю от службы на две недели. И если…

— Такого больше не повторится, сэр!

— Я очень на это надеюсь, — Ваймс, наконец, улыбнулся. — Вольно!

Констебли снова начали дышать. Глядя, как Ваймс поднимается в свой кабинет, каждый из них думал об одном и том же: «Удивительный все же человек — наш командор. Правду о нем говорят».

* * *

Ваймс рухнул в кресло и потер запястье, глядя на гору накопившихся на столе бумаг. Ему повезло, что все обошлось. Проклятье, в первый день, как только Игорь снял ту чертову штуку у него с руки, Ваймс испугался, что никогда больше не сможет держать ничего тяжелее десертной ложки. Подобные мысли пугали до чертиков.

Плюнув на все страхи и предосторожности, Ваймс фактически поселился на тренировочной площадке. И вот, спустя несколько дней и много часов упражнений, он наконец-то снова чувствовал, что его тело принадлежало ему. Жизнь продолжалась.

Под кипой бумаг что-то тихо звякнуло.

— Доброе утро, Введи-свое-Имя, — полупрозрачная голова бесенка Груши выглянула из-за скромной стопки уже разобранных и подписанных бумаг. — Ты просил первым делом напомнить тебе об этих документах.

Ваймс кивнул и молча протянул руку.

— Отчеты за прошедшую неделю. Счета из больницы леди Сибиллы. Отчет о тратах с пометками младшего констебля И. Э. Пессимала. Прошение о краткосрочном отпуске от Игоря. Ведомость на жалованье за неделю… — бумаги замелькали быстрее. — Жалоба от Гильдии Наемных Убийц…

Ваймс хмыкнул и отложил жалобу в стопку, которую про себя называл «Разобрать однажды или никогда».

— И еще кое-что, — бесенок выудил откуда-то мятый листок с большим масляным пятном по центру. — Очередная жалоба от госпожи Кривотолк.

Ваймс помнил госпожу Кривотолк. Когда-то ее острые уши и длинный нос, который она то и дело совала в чужие дела, помог страже накрыть целую сеть по сбыту тролльих наркотиков. Но в последние месяцы все, что делала госпожа Кривотолк, это просиживала часы на бывшей лимонадной фабрике, рассказывая Фреду Колону о падении нравов современной молодежи. Ваймс был благодарен Фреду за то, что он стал настоящим щитом между желанием госпожи Кривотолк посудачить и попытками всех прочих стражников делать свою работу. Фред умел фильтровать пустую болтовню, выуживая из нее крохи информации, которая может потом пригодиться. К тому же, чтобы избавиться от засидевшейся сплетницы, ему достаточно было просто включить свою колоновость на полную катушку. Это всегда работало.

— Она опять жалуется, что соседка кричит по ночам? Несчастную женщину просто мучают кошмары.

— Нет, — Груша протянул листок Ваймсу, — теперь она жалуется, что соседка перестала кричать, и это очень подозрительно.

Ваймс вздохнул. Порой работа стражи состояла именно из такой чепухи. Хотя, у всего этого была и своя светлая сторона. Если у людей есть время и желание писать подобную ерунду, это значит, что все вокруг относительно тихо и спокойно. Ничего не пропадает, никого не убивают и не пытаются натворить что-нибудь особенно противоестественное.

В дверь постучали. Ваймс узнал бы этот вежливый, но уверенный стук среди тысяч других.

— Входи, Моркоу!

Капитан Железобетонссон шагнул в кабинет, внося с собой запахи мыла и полироли для доспехов.

— Доброе утро, сэр! — Моркоу широко улыбнулся. — Вы сегодня показали настоящий класс, ребята в восторге. До сих пор спорят, смогли бы вас скрутить, работай они по трое.

— Смогли бы, — Ваймс довольно хмыкнул. — Они делают успехи, главное не расслабляться.

Это была чистая правда. Ваймс смотрел на свою Стражу и он, черт побери, был горд тем, что видел. Новички учились быстро, но самое главное, они работали слаженно. А это очень важная вещь. Быть уверенным в своем напарнике, знать, что тебе обязательно прикроют спину, и быть готовым сделать то же самое — вот настоящая ценность для стражника. Этому большинство констеблей уже научились. Работа Ваймса состояла только в том, чтобы заставить их перестать недооценивать старую добрую подсечку слева.

— Что-то намечается? — Ваймс вопросительно кивнул на обклеенную цветной бумагой жестянку из-под кофе, которую Моркоу держал в руке. На банке красовалась размашистая надпись «НАДЕНЬРАЖДЕНИЯ».

— Да, сэр, — Моркоу поставил банку на стол, — у сержанта Колона скоро юбилей. Я подумал, будет здорово подготовить ему подходящий подарок.

Юбилей, точно. Ваймс похлопал себя по карманам. Он едва не забыл…

— Вы знаете сержанта лучше всех, сэр. Как думаете, что ему больше понравится?

— Что угодно, если оно будет достаточно большим и сверкающим, — Ваймс наконец выудил из кармана несколько свежих хрустящих банкнот и бросил их в банку. — Главное, чтобы это были не часы. Мы ведь не собираемся его выпроваживать, верно?

— Я думал о кружке с именной гравировкой и табличке на дверь. Такой, чтобы больше не срывали.

— Прекрасная идея, я…

В дверь снова постучали. Стук звучал коротко и торопливо, и походил на стук из серии «ой-ей-ей, у меня плохие новости». Что ж, передышка была недолгой, и она уже закончилась. Ваймс еще не успел ответить «Войдите», когда дверь уже распахнулась. В кабинет, как порыв ветра, ворвалась Салли.

Вид у вампирши был тот еще. Заплатка на щеке прикрывала так и не зажившую рану от оберега, но беда была не в этом. Что-то странное поселилось в ее взгляде, а еще от Ваймса не укрылось, что Салли будто бы пытается дышать ртом.

— Похоже, на Обезьяньей произошло убийство, сэр.

— Похоже? Ты не уверена?

— Как сказать, — Салли сглотнула. — Вам лучше самому на это взглянуть.

* * *

День только начинался, но народу на улицах было уже предостаточно. Анк-Морпорк никогда не спал, он даже не дремал. Город скорее плавно перетекал из одного состояния в другое, в зависимости от времени суток или происходящих событий.

Ваймс с констеблем Хампединг и еще несколькими стражниками свернули на Обезьянью улицу. Ваймс не слишком хорошо представлял, что ждет его на месте. Слова Салли картину тоже не проясняли. Убийство? Что ж, их город повидал немало. Намного сильнее Ваймса беспокоили слова «очень много крови» в сочетании с «что-то странное». Что такое «очень много крови» в представлении вампира? И что за чертовщина должна произойти, чтобы удивить уроженца Убервальда?

— Тьма поглотит землю! — раздался над улицей зычный крик. — Ибо сказано: и погаснет солнце, и изольется Тьма из сердец людей!

По мостовой, распугивая одних прохожих и увлекая за собой других, ковылял всклокоченный старик. Старик был абсолютно голым, он шел вперед, глядя по сторонам безумным взглядом, прикрываясь лишь криво нарисованным плакатом «КАНЕЦ БЛИЗАК». Вокруг блаженного уже скопилась любопытно-взволнованная группа горожан. Люди перешептывались, испуганно охали и отшатывались в сторону, когда старик начинал особенно рьяно махать руками, но следовали за ним с упорством истинных Анк-Морпоркцев, предвкушающих интересное зрелище.

— Покайтесь! Покайтесь, ибо гряде-е-ет! — завопил безумец, воздев руки к небу.

Плакат упал на мостовую, явив миру все прелести анатомии престарелого мужского организма, который не слишком регулярно питается, зато регулярно избегает водных процедур.

Довольно. Ваймс дал знак констеблям, и те, нырнув в поредевшее людское скопление, подхватили нарушителя порядка под руки.

— Да не угаснет пламя веры моей пред ликом тьмы! — вопил старик, сопротивляясь стражникам изо всех своих невеликих сил.

Кто-то из собравшихся подхватил его молитву. Пока безумца со всей возможной деликатностью волокли прочь, люди вокруг гудели, как рой встревоженных религиозных пчел.

Ваймс проводил удаляющуюся процессию мрачным взглядом. Это все проклятое затмение, которое должно случиться через несколько дней. Из-за него некоторые горожане прямо потеряли голову. Казалось бы, просто природное явление, когда великий А`Туин должен пройти рядом с каким-то космическим камнем или что-то вроде того. Ничего особенного. Но нет, почти все церковники тут же начали кричать о великом знамении и плате за грехи, пугая своих легковерных прихожан (ведь страх заставлял их втрое активней жертвовать «на спасение своей души»). Как будто людям и без того мало волнений в жизни.

— Поспешим, если там все так плохо, как ты говорила… — Ваймс обернулся к Салли и замер.

Из-под повязки на щеке вампирши выступила кровь. Густая, почти черная дорожка пересекала ее щеку и выглядела будто трещина на мертвенно-бледном лице. Эту рану Салли получила примерно месяц назад во время беспорядков. И поскольку нанесена рана была освященным амулетом, заживать она не спешила. Ваймс и раньше замечал, что Салли старается беречь правую половину лица, но такое он видел впервые.

— Салли?

Вампирша будто вышла из оцепенения. Она тряхнула головой и торопливо вытерла кровь ладонью.

— Простите, сэр.

— Ты в порядке?

— Да, сэр, — Салли виновато улыбнулась. — Пожалуй, пинта свиной крови была бы сейчас кстати, но я в порядке.

Ваймс нахмурился. Это из-за старика и его молитвы? Подобные раны делают вампиров настолько восприимчивыми ко всевозможным обрядам? Это наверняка еще и чертовски больно. Ваймс смотрел, как повязка на щеке вампирши пропитывается кровью, и вдруг вспомнил совсем другие раны. Значительно более серьезные и такие глубокие, что он, черт побери, видел через них кость!

— Тогда ступай к скотобойням и купи ее. Прямо сейчас.

— Сэр, я могу работать.

— Не сомневаюсь. И ты продолжишь работать, но только в ночную смену, — Ваймс видел, что Салли хочет возразить. — Это не обсуждается, констебль Хампединг!

Он может и недолюбливал вампиров, но он точно не собирался смотреть, как они истекают кровью просто так за здорово живешь. По крайней мере, Салли, на нее он мог повлиять.

Впереди замаячило нужное здание. Его было легко узнать по толпящимся вокруг зевакам и желто-черной веревке, отделяющей этих зевак от места преступления. Веревка была натянута между водосточной трубой и ногой хмурого тролля-стражника, который взял на себя большую часть оградительной функции. Заметив Ваймса, тролль торопливо отдал честь и отошел в сторону, пропуская его и остальных стражников внутрь здания.

Прихожая оказалась заставлена мебелью. Кто-то вытащил сюда все тумбы, столы и стулья, аккуратно взгромоздив их друг на друга. Хотели освободить побольше места? Ваймс прошел в зал. Его взгляду открылась весьма… кровавая картина.

Крови действительно было много. Она покрывала почти весь пол и даже не успела толком подсохнуть.

— Тела уже обнаружили?

— Тело, сэр, — отозвался Моркоу из-за его плеча. — Констебль Хампединг сказала, что вся кровь принадлежит одной единственной женщине, но тело пока не обнаружили. Ангва прибудет с минуты на минуту, она попробует взять след.

«Одной, значит», — Ваймс опустился на корточки, рассматривая лужу крови. Казалось, что ее слишком уж много. Намного больше, чем может поместиться в одном человеке, но первое впечатление могло быть обманчивым. Что-то здесь было не так. Кровавая лужа не просто была огромной, она странным образом образовала почти идеальный круг по центру комнаты и к тому же выглядела свежей. По нынешней жаре запах должен был появиться почти сразу. Ваймс предположил бы, что кровь была бутафорской, но вампиры в таких вещах не ошибаются. Итак, что может помешать крови свернуться и начать смердеть?

Ваймс коснулся края круга. Кровь оказалась еще теплой, будто только что покинула тело.

— Что за чертовщина?

Кровавая лужа вскипела. Буквально. Комнату в мгновение ока заволокло дымом и вонью. Стражники шарахнулись прочь. Кто-то закричал. Зазвенело разбитое оконное стекло (похоже, его задели в суматохе, или просто кто-то перестарался, спеша выбраться на свежий воздух). Вполне закономерная реакция живого существа. Если что-то внезапно начинает шипеть и дымиться, где гарантия, что оно не рванет в следующую секунду?

Ваймс не пошевелился, но не потому, что не хотел. Нет, его тело словно окаменело.

— Сэр, вы в порядке?

Ваймс моргнул. Способность двигаться возвращалась к нему медленно. Удар сердца, еще удар. Вот он уже сумел подняться на ноги. Медленный вдох. Рука, вернее, метка на ней, болела, словно прижженная раскаленным железом. Выдох.

— Сэр…

Дым рассеялся.

— Проклятье.

Кровь исчезла, за исключением нескольких небольших пятен за пределами круга, а вот и сам круг. Теперь он был очень хорошо виден. На полу проступали символы, письмена, завитки и закорючки и прочая оккультная чертовщина во всей своей красе. Ну и что прикажете с этим делать? Да, Ваймс всегда старался держаться подальше от всяческой мистики. Увы, мистика не всегда желала держаться подальше от Ваймса.

— Все целы? — Ваймс откашлялся. — Нужно сообщить в Университет, кажется, это по их части.

Он вдруг представил волшебников в этих их мантиях и остроконечных шляпах, толпящихся на месте преступления, и поморщился.

— Но только за консультацией, и только когда мы здесь закончим.

Ваймс еще раз внимательно осмотрел проступившие на полу символы. Они являли собой другой мир, запутанный и нелогичный, но вот одна из закорючек… Она была Ваймсу знакома. И знакома лучше, чем он бы хотел.

Призывающая Тьма. Древняя сущность, которая порой смотрела на мир из его собственных глаз. Голос, который не стоило слушать слишком часто и слишком внимательно, если ты желаешь остаться собой. Но Ваймс ведь сумел найти к ней подход, верно? Сумел нащупать некое хрупкое равновесие, позволяющее держать ее в узде, а иногда и использовать во благо. Она могла быть полезна. Тьма могла дать силы, когда собственные были уже на исходе. Она могла указать на верный след. Могла…

Символ Призывающей Тьмы на полу испустил последнюю струйку едкого дыма. Ваймс сдавленно чихнул.

Кровь принадлежала женщине, которую звали Лора Рамс. ОН знал это.

Когда-то у Лоры было двое сыновей, славных мальчишек с глазами такими же зелеными, как у их отца. Они были убиты. Отравлены негодяем, который выдавал себя за лекаря.

ОН знал, как это произошло. Видел, как мать пытается хоть чем-то помочь своим мечущимся в горячке детям. Видел, как она своими руками дает им купленную у этого «врача» микстуру. Видел, как она принимает ее сама. Но только этот человек не был лекарем, о нет, а микстура не была лекарством.

ОН видел, как мальчики засыпают, и Лора засыпает вместе с ними. Видел, как этот человек вновь приходит в их дом под покровом темноты, чтобы вытащить из тайника под половицей все деньги и ценности. Видел, как той же ночью человек покидает город.

ОН знал, что Лора проснулась только через сутки, после того, как этот человек исчез, а ее сыновья не проснулись больше никогда. ОН знал, что с того самого момента Лора больше всего на свете желала смерти человека. Желала так страстно и яростно, что отдала за это свою жизнь.

Этого человека ОН тоже видел. Видел его прямо сейчас. Человек звал себя Уитни-Зельевар и находился за много миль от Анк-Морпорка. Уитни укрывался от бушующей за окном бури в номере одного из постоялых дворов, и он был пьян. Небо за окном потемнело, погрузив комнатушку в полумрак, разгоняемый подрагивающим огоньком одинокой свечи. Свечи… ОН замер в ожидании. ОН умел ждать. ОН знал, что, когда за окном окончательно потемнеет, а свеча прогорит до конца, комнатушка погрузится в темноту. Уитни придется подняться, чтобы достать из сумки новую свечу. Пьяные ноги будут плохо держать его, в темноте он споткнется о стул и упадет.

— … сэр?

Уитни упадет, и угол стола будет с нетерпением ждать встречи с его виском…

— Сэр!

Ваймс схватил тормошившего его констебля за руку.

— Что?!

— Сэр, — младший констебль Бор явно хотел бы убраться прочь, подальше от командорской ярости, — патриций желает видеть вас. Прямо сейчас.

Ваймс тряхнул головой, прогоняя наваждение. Что это было, черт побери? Такое отчетливое видение.

— Сэр? — осторожно напомнил о себе Бор.

— О, прости, — Ваймс разжал руку, с запоздалым стыдом отмечая, как по коже парня расползается свежая отметина синяка. — Пожалуй, мне действительно стоит… Стоит идти.

* * *

Ваймс хмуро разглядывал метку на своей руке. Она больше не зудела. Что бы за чертовщина ни произошла в доме на Обезьяньей, это уже закончилось. И все же, следовало быть осторожней. Да, иногда Ваймс позволял себе обращаться к Призывающей Тьме за помощью, но никогда прежде сущность не являла ему таких картин. До жути отчетливых и реальных, надо признать, да еще и в тот момент, когда Ваймс ее об этом совсем не просил.

Ваймс прикрыл глаза и сделал медленный вдох.

«Тик-так», полусекундная задержка, «ти-ик».

Дверь кабинета патриция распахнулась. Ваймс поднялся со скамьи.

— Аха, Ваймс!

Навстречу Ваймсу выплыло раскрасневшееся лицо Гьюнона Чудакулли — первосвященника Слепого Ио и признанного лидера всех духовных общин. Гьюнон замер на пороге, нацелив на Ваймса полный торжества перст.

— Вы проиграли!

Тиканье часов утонуло в рокоте голосов жрецов и священников, толпящихся у Гьюнона за спиной. Они налетали на могучую фигуру Чудакулли, как волна на скалу. Образовалась небольшая пробка.

— Вы больше не сможете нам препятствовать! Патриций одобрил проведение Большого Молебна!

Ваймс перевел изрядно похолодевший взгляд с кончика пальца на лицо первосвященника. Гьюнон чуть отвел руку.

— Я не собирался вам препятствовать, я лишь заметил, что провести многотысячное шествие по узкой улочке, забитой множеством лавок и пристроек, — это не лучшая идея. Если вы не желаете избавиться от лишних прихожан, конечно.

— Это историческое место!

— Которое превратится в историческую давку, если кто-то зазевается или что-то пойдет не так.

Лицо Чудакулли начало приобретать пунцовый оттенок. Он открыл было рот, чтобы разразиться обличающей тирадой, но за его спиной что-то произошло. Какая-то игра света и тени? Ваймсу показалось, что он услышал голос Ветинари, но слов не разобрал. Все святоши вдруг ринулись вперед, словно табун испуганных антилоп разной степени упитанности. Этот религиозно-человеческий поток подхватил Гьюнона и потащил за собой к выходу.

— И все же, ему быть! — только и успел выкрикнуть Чудакулли, прежде чем окончательно исчезнуть из вида.

Ваймс фыркнул ему вслед. Ветинари наверняка предложил Гьюнону другой, менее суицидальный маршрут для шествия, но признать глупость своего изначального предложения перед «коллегами» первосвященник просто не мог.

— Прошу прощения, ваша светлость, — Стукпостук вежливо, но непреклонно оттеснил Ваймса от дверей, — вам придется подождать еще несколько минут.

Секретарь исчез в полумраке кабинета, двери за ним закрылись. Ваймс сжал зубы. Каким бы юрким не был Стукпостук, Ваймс все равно заметил, что было на подносе, который он так спешил доставить.

Там лежали бумаги, какие-то письма, свежие чернила и… бинты. Проклятые бинты.

«Продолжаешь поститься, значит?»

Всяческие освященные штуки ранили вампиров, и ранили серьезно. Некоторое время назад Ваймс собственными глазами мог увидеть, насколько жуткие увечья они могут причинить. Иногда даже присутствие какой-то освященной вещицы могло доставить вампиру весьма ощутимый дискомфорт. Ваймс понял это, наблюдая за Салли. Каждый раз, когда вампирше приходилось пройти по улице Мелких Богов, каждый раз, когда она слышала звон церковных колоколов или гонгов, Салли морщилась. А сегодняшнее происшествие окончательно убедило Ваймса, что грядущий «Большой Молебен» способен наделать немало шороху среди кровососов.

Конечно, вампиры могли залечить и эти раны. В вопросе восстановления им вообще не было равных, вот только для исцеления чего-то настолько серьезного требовалась человеческая кровь.

— Прошу вас, ваша светлость, — голос Стукпостука вырвал его из размышлений. — Его милость ожидает вас.

«Салли морщится от одного только отдаленного звона, хотя ее рана куда легче. А ты только что провел немало времени в кабинете, битком набитом святошами».

Ваймс крепче сжал шлем под мышкой и шагнул вперед.

В кабинете горело больше свечей, чем обычно, неудивительно, учитывая только что завершившееся собрание. Хотя эти свечи так и не смогли окончательно разогнать царящий в кабинете полумрак. Ваймс быстро окинул помещение взглядом, оценивая обстановку: количество стульев (похоже, здесь присутствовали представители даже самых малых конфессий), насколько успели прогореть свечи (длилось все не менее часа, нет, даже ближе к полутора), остаточный запах благовоний. Итак, полтора часа один раненый вампир провел в закрытом провонявшем ладаном кабинете в компании двух десятков жрецов, увешанных бесчисленным множеством освященных амулетов. Потрясающе. Ваймс почувствовал, как внутри него начинает клокотать гнев. Он еще не до конца осознал, на что именно злится, но он был, черт побери, в ярости. И прямо сейчас намеревался…

— Тяф.

Что-то мокрое и холодное коснулось его правой ноги. Ваймс опустил взгляд. У его ног копошился председатель Анк-Морпоркского банка.

— Тяф! — уже громче произнес председатель.

Председателя звали Шалопай, и он был, наверное, самым богатым песиком в городе. Может быть, слегка уродливым, хотя лишь до той степени, чтобы дамы любого возраста могли бы сказать про него «прелесть какой страшненький». У Шалопая была приплюснутая мордочка, выпученные глазки и сердце, готовое объять мир. И начать он намеревался с Ваймса.

Ваймс попытался осторожным движением ноги отстранить от себя пса, но тот воспринял это как ярчайший знак дружелюбия. Шалопай лизнул Ваймса за палец, а потом развернулся и уселся своим хвостатым задом ему на сандаль. Таким нелепым образом Шалопай выражал свое к Ваймсу расположение. Постоянно.

— Доброе утро, командор, — сложив пальцы домиком, патриций созерцал открывшуюся ему картину с легкой улыбкой на губах.

Ваймс захлопнул открытый для гневной отповеди рот. Довольно трудно выглядеть и звучать убедительно, когда на твоей ноге сидит восторженный, пышущий дружелюбием мопс. Ваймс отдал честь. Шалопай со странной смесью сопения и хрюканья принялся выкусывать что-то у себя из шерсти.

— Отрадно видеть вас в строю, — Ветинари кивнул на покалеченную руку Ваймса, и, прежде чем тот успел расслабиться и ответить что-нибудь дежурное, перешел в наступление. — Даже если это означает, что вы до изнурения загоняли себя и своих людей.

Ваймс прищурился. Внимательно посмотрел на патриция. Перед его внутренним взором пронесся чрезвычайно правдоподобный образ Сибиллы, привычно отчитывающей мужа за невнимание к себе. Нечеловеческим усилием воли Ваймс отогнал от себя это видение.

Невероятно! Постящийся раненый вампир накануне массового столпотворения жрецов только что попытался вменить Ваймсу в вину переработки.

— Я убежден, что вы слишком заняты, чтобы следить за будничной активностью Стражи, сэр, — собравшись, выдавил из себя Ваймс, изо всех сил стараясь не парировать безотказным, железным аргументом «сам дурак».

Лицо Ветинари источало невинную благообразность.

— А, вздор. Мне не нужно следить за вами, чтобы круглые сутки слышать оружейный лязг с тренировочной площадки на другом берегу реки.

— И я, и мои люди готовы к работе, сэр, если вас волнует именно это.

— Прекрасно, — Ветинари жестом пригласил его подойти поближе, — работы нам предстоит немало.

Почти весь рабочий стол патриция сейчас занимала огромная карта города. Ваймс по возможности осторожно вытащил ногу из-под задницы Шалопая и подошел к столу. На карте было отмечено несколько маршрутов предстоящего шествия.

— К Большому Молебну изъявили желание присоединиться еще несколько церквей, а это значит, что мы ожидаем почти вдвое большее количество молящихся, не считая паломников.

— Еще? — Ваймс прикинул растущие масштабы предстоящего общецерковного бдения. — А они времени не теряют. Сейчас любой дурак может выскочить на улицу и объявить себя главой какого-нибудь культа.

— Не нужно тревожиться, командор, — Ветинари изящным движением смахнул с карты застывшую капельку воска. — Мы, слава богам, были и остаемся светским государством. В основном потому, что религий у нас так много.

— Простите, сэр. В последние дни я как-то стал об этом забывать.

Патриций покачал головой.

— Люди считают затмение дурным знаком. «День, когда боги ослепнут». В такие дни они намного сильнее тянутся к вере и свету. Пусть даже для большинства эта тяга — всего лишь результат страха темноты.

«Но ты-то темноты теперь не боишься. Если вообще боялся когда-то, — глядя на блики огня в глазах Ветинари, подумал Ваймс. — А боюсь ли ее я?»

Да и шут с ними со всеми. С богами, со жрецами, с отвлеченными философскими вопросами. Что бы не происходило в городе, точно Ваймс знал одно — у него была работа, и ее нужно было сделать как следует. Он склонился над картой, оценивая предложенный маршрут. Центральный вариант был хорош, хотя пару деталей еще нужно доработать.

— Начало на улице Мелких богов, — длинные пальцы патриция скользили по главным артериям города (Ваймс старался не обращать внимания на запястья, обмотанные свежими бинтами), — затем вверх по улице до площади Разбитых Лун и, если понадобится, Саторской площади.

Ваймс присвистнул.

— И волшебники не против?

— Как раз наоборот, из Университета даже прислали официальное прошение, — Ветинари поправил одну из фигурок, обозначающую ремонтные работы на Чамской. — Они утверждают, что там им будет проще стабилизировать ситуацию непосредственно во время затмения.

Ваймс нахмурился. В его представлении магия и стабильность находились на разных осях координат.

— Они ждут проблем?

— Если верить докладу, — Ветинари поднял со стола увесистую папку и, прошелестев листами, нашел нужный абзац, — в минуты затмения магическая нестабильность будет находиться в пределах от «лёгкое возмущение межмагических связей» до «Полнейшего Пока».

— Полнейшего? — уточнил Ваймс.

— Тут сказано именно так, — Ветинари захлопнул папку. — Впрочем, их общие прогнозы весьма позитивны. В самом крайнем случае, Аркканцлер распорядился привязать к шпилю профессора Жестокой и Необычной географии.

— Зачем? — выдавил Ваймс.

— Аркканцлер утверждает, что Ринсвинд служит своеобразным громоотводом для всяческих ударов судьбы, избавляя других от этой незавидной участи.

«Ты никак не можешь на это повлиять, — уговаривал себя Ваймс. — Делай свою работу и дай волшебникам делать свою. Если ты не понимаешь, как это работает, то это не значит, что оно вовсе никак не работает. Занимайся своим делом».

— На Чамской улице идет ремонт мостовой. Его успеют закончить? — Ваймс вернулся к карте и постучал по ней пальцем.

— Сейчас там работают големы, так что до назначенного дня все будет готово.

Ваймс кивнул. Картина начинала складываться.

— Мы можем перекрыть эту часть города для повозок на время молебна? Вот здесь и здесь, — Ваймс обошел стол, неотрывно глядя на карту. — Тут отличное место для наблюдательного пункта…

Это был его город. И неважно, нарисованный ли на карте или же сам ложащийся под ноги своими мощеными улицами. Ваймс знал его, чувствовал спинным мозгом и, черт побери, любил, какой бы зловонной клоакой тот иной раз не казался. Служить городу было так же легко и естественно, как дышать. План выходил четким и стройным. Ветинари лишь иногда прерывал его, задавая уточняющие вопросы.

— Я направлю вам все списки и уточнения к завтрашнему вечеру. Надеюсь, Гьюнон не захочет поменять еще что-нибудь.

— Его святейшество умеет быть благоразумным, — по лицу Ветинари скользнуло мимолетное выражение, которое Ваймс смог бы описать только словом «хищное».

Похоже, жрецы сегодня подошли к самой границе терпения патриция и, возможно, краешком глаза даже заглянули за него. Это объясняло их поспешный уход. Ваймс позволил себе каплю торжества. Святоши наверняка понимали, что их присутствие будет для патриция весьма… неудобным, особенно в его нынешнем затруднительном состоянии. Может быть, даже надеялись обернуть это себе на пользу. Вот только Ветинари все равно оставался Ветинари, даже когда его руки и шея больше напоминали жуткое украшение ко Дню Всех Пустых.

— В конце концов, это и в его интересах, — продолжил Ветинари.

— Надеюсь на это, сэр. Чтобы все прошло гладко, нам нужно содействие церковников. Хотя сегодня мне показалось, что его святейшество затаил на меня некую обиду.

— Дорогой Ваймс, — Ветинари улыбнулся, как всегда оставляя лишь легкий намек на клыки, — поверьте, ко мне его святейшество питает еще меньше теплых чувств, но он прекрасно понимает ситуацию. На дворе век Анчоуса, в конце концов, время поразительных изменений и неожиданных союзов.

Ваймс не до конца понял, к чему клонит патриций, а потому просто промолчал.

— И я вижу, что вы уже сделали свой первый шаг.

— Простите, сэр? — Ваймс понял, что теряет нить разговора.

— Всем известно ваше отношение к волшебникам, но сегодня вы сами решили обратиться в Университет за консультацией. Похвально.

Так вот в чем дело. Конечно же. Разумеется, сам Ваймс не посылал в Университет никаких запросов или прошений, но сегодня на месте преступления он обмолвился о том, что это неплохо было бы сделать. Наверное запрос отправил Моркоу.

— Новости разлетаются так быстро, — произнес Ваймс, стараясь не вкладывать в свой голос слишком много сарказма, — может быть вам известен и их ответ, сэр? Я еще не успел проверить почту.

И почти не удивился, когда Ветинари поднял с подноса письмо, скрепленное печатью Университета. Насколько мог судить Ваймс, сургуч даже не успел толком застыть.

— Увы, никто из местных профессоров не является полноценным специалистом в области кровавых ритуалов или призыва квази-демонических сущностей, — Ветинари пробежался взглядом по строчкам. — Они ограничились лишь общими советами. И основная их часть касается вас, командор.

— И что за советы?

— Они советуют вам не нервничать. Не оставаться надолго в темноте и… — бровь патриция приподнялась в легком удивлении, — постараться не откусывать головы цыплятам в свете убывающей луны.

— Никогда не имел такой привычки, сэр.

— Это обнадеживает. В любом случае, уже завтра в город прибудет специалист, который станет вашим консультантом в этом деле. До тех пор, соблюдайте разумную осторожность.

— Так точно, сэр! Жду не дождусь, когда все это закончится, и я снова смогу обмазаться куриными потрохами в свете луны.

Ветинари встретил его сарказм непроницаемым взглядом.

— Уверен, это будет захватывающее зрелище. А пока, не смею больше вас задерживать.

* * *

Стража напоминала слаженно работающий механизм. Пусть иногда, в приступах ностальгии, Ваймс и скучал по былым временам, когда ему самому ночи напролет приходилось патрулировать улицы, но не признать, что Стража в нынешней ее форме работает куда эффективнее, он не мог. Да, порой его выводило из себя обилие бумажной работы и необходимость присутствия «Его Светлости» на всяческих приемах, вместо того, чтобы в этот момент заниматься Настоящей работой. Но, эй, сам Ваймс никогда не смог бы оказаться во всех местах города одновременно. А вот Стража могла. Ребята могли обшарить самые темные уголки, поговорить с десятками очевидцев и возможных свидетелей, чтобы всего за какой-то час на руках у Ваймса оказались кусочки мозаики, которые оставалось лишь сложить. Это тоже была своего рода магия.

Ваймс отложил очередной рапорт.

— Итак, что мы имеем? Предположительно ритуальное убийство накануне знаменательного религиозно-магически-астрономического события. Это пахнет дурно. Газетчики будут в восторге.

— Но запах гари на месте преступления уже почти выветрился, сэр, — Моркоу определенно был прекрасным стражником, от него не удавалось уйти ни одному мошеннику и негодяю, если только их не звали «сарказм» или «переносный смысл».

Ваймс предпочел сосредоточиться на фактах.

— Здание, в котором произошло убийство, сдавалось в наем на липовое имя. Старик хозяин утверждает, что арендатор был… — Ваймс прищурился, пытаясь разобрать почерк. — «Ну, высокий такой. Серьезный». Чудесные приметы. Но прежде этот незнакомец там не появлялся, по крайней мере, с его слов.

Снова зашелестели бумаги.

— Есть новости от Ангвы?

— От здания на Обезьяньей отъехали три повозки, но их след потерялся на площади у гильдии Алхимиков. Там опять рвануло, все вокруг пахнет селитрой и шоколадными пончиками.

Это был один из тех неудачных моментов, когда преступникам не понадобилась даже бомба-вонючка. Гильдия Алхимиков с лихвой могла заменить несколько десятков галлонов самого вонючего масла, сводя нос вервольфа с ума. Теперь Ангве понадобится время, чтобы прийти в себя. А потом, даже с ее памятью на запахи, придется начинать фактически с начала. Неизвестно кто и неизвестно где. У Ангвы уйдет не меньше недели, чтобы даже бегло обыскать город на предмет запахов, которые она почуяла на месте преступления, а запахи ждать не любят.

— Что насчет хороших новостей?

— Не думаю, что их можно назвать хорошими, сэр, но мы обнаружили тело.

— Лора Рамс? — Ваймс даже не поднял глаз от рапорта.

— Верно, сэр, — Моркоу на секунду замялся.

Ваймс чувствовал, как незаданный вопрос замер на кончике языка капитана Железобетонссона. Сейчас он прозвучит, и Ваймсу придется ответить. И ответить честно. Вот только ответ этот не понравится никому, в первую очередь самому Ваймсу. Он застыл, неотрывно глядя на кляксу внизу листа. Клякса походила на маленький черный кружок с длинным подтеком книзу.

Пневматическая труба издала глухое «вжух» и выплюнула капсулу с посланием. Этот звук оборвал неловкое молчание, будто дав времени под зад и заставив его двигаться дальше. Напряжение спало. Клякса оказалась обычным бесформенным пятном, вовсе не напоминающим глаз с хвостом.

— Хм, похоже, у нас появился свидетель, сэр, — Моркоу протянул ему послание. — Констебль Водослей сообщает, что одна из городских горгулий видела двоих неизвестных, сбросивших тело Лоры в Анк.

Вот так-то! У Стражи был не только острый нюх, но и зоркие, не знающие скуки и усталости глаза. Спасибо констеблю Водослею и его товарищам.

Ваймс пробежался глазами по строчкам. Похоже, удача все же повернулась к ним лицом. Горгулья не только дала описание внешности этих двоих (человека и гнома), но и даже указала на дом, в котором они скрылись.

— Тут сказано, что подозреваемые забаррикадировались в здании.

— Прекрасно, отправь туда сержанта Детрита, и я смогу допросить наших «неизвестных» уже через пятнадцать минут.

* * *

— Мы не скажем ничего!

Подозреваемые сидели в соседних камерах. В той, что справа, вопил и цеплялся за прутья здоровенный детина по имени Бобби Зряш. Зряш напоминал внешностью и манерами Клатчасткую гориллу, хотя и знатно уступал ей в сообразительности. Бобби имел сложное прошлое и не менее сложное настоящее, недавно лишился работы и жилья из-за своего скверного нрава и был абсолютно убежден, что он сам не имеет к своим злоключениям никакого отношения.

В левой камере сидел гном, вернее, гномиха (борода у нее была разделена на три аккуратные косы — хит этого лета среди гномьих модниц). Ваймс сверился с записями — Глед Мелопласт. Мелопласт… Он припоминал эту фамилию. Такая же фамилия была у одного из шахтеров, убитых грагами после обнаружения Куба. Какое любопытное совпадение. Мелопласт казалась полной противоположностью Бобби Зряша. Гномиха сидела в камере тихо, как мышка, не поднимая взгляда от мысков своих кованых башмаков. Она выглядела испуганной и потерянной, а такие эмоции нечасто появляются на гномьем лице.

Ваймс прислонился к стене напротив камер так, чтобы видеть обоих задержанных.

— Это ваше право, господа, — он не спеша закурил сигару.

Мелопласт явно хотела рассказать что-то, что-то, сводящее ее с ума, но боялась. Эта скованная поза, отведенный взгляд. Зажми она себе рот обеими руками, это не слишком бы усилило производимый эффект.

— Ничего не скажем! Не выдадим своих братьев!

— Выходит, вас много? — Ваймс выпустил дым к потолку. — Целое братство? Или даже культ?

Забавно, может Мелопласт и до смерти хотела чем-то поделиться, но именно Бобби Зряш мог выдать всю информацию, которую знал, сам того не желая. Этому парню любой тролль в самый жаркий полдень мог бы дать сто очков вперед. Другое дело, что подобному идиоту никто не позволит знать много.

Ваймс видел, как вздрогнула гномиха, когда Зряш проговорился. Довольно. Стоило увести ее наверх в допросную. Немного горячего чая, обстановка поспокойней, правильные слова. К тому же, неплохо было бы дать Зряшу еще немного промариноваться в собственном не слишком праведном возмущении.

— В любом случае, я обязан действовать согласно протоколу, — Ваймс заставил свой голос звучать как можно более дружелюбно, это был голос из серии «Со всеми случаются скверные истории, приятель, не бери в голову». — Всего пара вопросов. Захочешь молчать — твое право.

Ваймс дал знак стражнику, дежурящему в темнице, открыть дверь камеры.

Сперва все пошло, как надо. В глазах гномихи он заметил слабый проблеск надежды, ключ дважды повернулся в замке, а потом один из четырех фонарей, освещавших темницу, чихнул пламенем и погас. Мелопласт отреагировала мгновенно. Вскочив с лежака, она рванула дверь на себя, захлопывая ее.

— Нет. Я не могу. Я не пойду с тобо… С вами. Пожалуйста.

Ваймс примирительно поднял руки.

«Хорошо, значит, не так скоро».

Он снял погасший фонарь с крюка и подпалил его от сигары. Света стало чуть больше. Удлиннившиеся было тени снова спрятались по углам.

«Вот так».

Увидев его с зажженным фонарем в руке, Мелопласт немного успокоилась. Выходит, дело действительно в темноте и свете. Вернее, в одной конкретной Темноте.

— Вот видишь?! — торжествующе закричал Бобби. — Ты ничего от нас не добьешься, вор! Мы не предадим Зовущих Справедливость!

Похоже, такая тактика имела смысл. Можно было задавать вопросы Мелопласт и слушать, что ответит на них Бобби. Гномиха молча покосилась на сокамерника.

— Расскажи мне, кто убил Лору Рамс?

Пальцы, сжимающие решетку, дрогнули.

— Это не убийство…— прошептала Мелопласт.

— Ей выпустили всю кровь, на тело жутко смотреть.

— Это не убийство.

«Интересно, кого ты пытаешься убедить? Хорошо, попробуем с другой стороны», — Ваймс, все еще держа перед собой фонарь, опустился на одно колено перед камерой.

— Ты ведь дочь Белда Мелопласта, верно?

— Вы… Вы помните отца?

— Помню, — согласился Ваймс. — И я сожалею о твоей потере.

Глед прижалась лбом к решетке. На ее лице, сменяя друг друга, отразились печаль, гнев и снова страх.

«Ты что-то сделала. Может, прежде это что-то и казалось тебе правильным, только больше не кажется», — Ваймс смотрел, как гномиха безуспешно пытается взять себя в руки.

— Он был честным гномом.

— Честным, — эхом отозвалась Глед.

— И что бы он сказал, если бы узнал, что его дочь замешана в убийстве?

— Это не… — гномиха сжала губы. — Мой отец был убит. Был убит и не был должным образом отомщен!

Ваймс хмуро наблюдал за штормовыми волнами гномьего настроения. Мелопласт кидало между тоской, страхом и бессильной ненавистью. Это было жестоко с его стороны. Гномихе нужна была помощь, но Ваймсу нужно было найти чокнутых культистов, которые, возможно, замышляли еще одно кровавое жертвоприношение. А поэтому он намеревался выжать из Мелопласт все, что мог. Одно меньшее зло, чтобы предотвратить несколько больших. Вот такая математика.

— Поэтому ты решила поучаствовать в убийстве?

— Это не убийство!

— Разве госпожа Рамс мало страдала? Она потеряла обоих сыновей.

— Вот именно! Их убили, а вы ничего не сделали! Мы… Я… Я хотела, чтобы все стало правильно…

Ваймс промолчал. Так бывало. Он мог рыть землю сколь угодно долго и яростно, но иногда преступник, совершивший что-то в Анк-Морпорке, мог улизнуть. Сейчас это случалось реже, чем прежде, но все же…

— Поэтому Лора решилась на это! И я решилась! Слышите? Это не убийство! Она сама на это пошла!

— Зачем? — тихо спросил Ваймс.

Все переворачивалось с ног на голову. Была ли гномиха безумна? О да. Говорила ли она правду? Похоже на то. Ритуальное убийство в один миг превратилось в самоубийство, а проблема стала еще сложнее.

— Вы пытались сделать, как лучше, господин Ваймс, я верю вам, правда… — гномиха печально улыбнулась. — Но злодейства не остановить полумерами. Пожар побеждают, пустив огонь против огня.

Ваймс остолбенел.

«Они серьезно»?

— Да, что ты несешь? Чего нянькаешься с ним? Не помнишь, что нам говорили?! — Бобби со всей силы врезал кулаками по решетке, и тут же скривился от боли. — Он просто грязный вор!

Старые добрые темничные решетки определенно не предназначались для подобного. На их видавших видах прутьях кое-где виднелись потертости и зазубрины. Об одну из таких зазубрин Бобби и рассадил себе ладонь.

— Он украл у нас Справедливость, но мы освободим ее!

«Они серьезно, — холодея, подумал Ваймс. — Они зовут чертового древнего демона Справедливостью и поклоняются ему. Они чокнутые».

— … в день, когда погаснет солнце, — не унимался Бобби, — она вернется и покарает наших обидчиков!

В порыве вдохновения Бобби опустился на пол камеры и пальцем по вчерашним опилкам вывел проклятый знак.

Пустяк. Просто кружок да закорючка… Ерунда… Ваймс понял, что любуется тем, как медленно стружки осыпаются на дно «хвоста», это завораживало.

В кармане запищал свою мелодию Груша. Какая-то далекая часть Ваймса утверждала, что ему пора. Что-то где-то там его ждет… Что-то Важное. Но тут капля крови из ссадины Бобби упала на опилки.

— Привет, Введи-свое-Имя, полчаса до чтен…

Ваймс захлопнул бес-органайзер. Не нужно было ему мешать.

— Оставь нас, — бросил он стражнику у двери.

— Сэр?

— Я сказал оставь нас!

Он услышал, нет, почувствовал, как констебль за его спиной вздрогнул, а потом поспешил по лестнице наверх. Хлопнула дверь, и подвал погрузился в полумрак, разгоняемый только четырьмя коптящими фонарями.

Пожалуй… У него было еще несколько минут.

— Боюсь, вы не до конца понимаете ситуацию, ребятки, — Ваймс медленно выпрямился и открыл створку фонаря, который держал в руке. Пламя робко заплясало на сквозняке, такое хрупкое и недолговечное.

Ваймс задул его.

Тени, как длинные щупальца, протянулись вглубь камер. Глед тихо охнула и отшатнулась от решетки, даже Бобби заткнулся.

— Допустим, тот, кого вы так настойчиво зовете, действительно придет и покарает всех, кому вы желаете смерти… — Ваймс не спеша погасил сигару и снял с крюка второй фонарь. — Что же случится дальше?

Еще один огонек погас. Тени стали гуще.

— Справедливость… — голос Бобби уже не звучал так уверенно, — справедливость восторжествует?

Ваймс усмехнулся.

Они и вправду забавляли Его.

«Узнай у них имена. Имена тех, кто их на это надоумил. Они сдадут его. С них довольно. Они уже на все готовы».

— О да, она восторжествует.

Ваймс подошел к третьему фонарю. Опилки, устилающие пол, глушили звук шагов, он двигался бесшумно. Еще одна тень среди десятка других.

— Говорите, Лора сама пошла на это? Думаете, она понимала, что делает? Думаете, ее смерть… — Ваймс прихватил фитиль пальцами, и тот погас с жалобным шипением, — не на вашей совести?

Темнота в подвале стала почти осязаема. Плотными черными кольцами она вилась вокруг последнего зажженного фонаря. Мелопласт упала на пол и обхватила голову руками. С губ гномихи сорвался стон, больше напоминающий предсмертный.

— Прекрати, зачем ты гасишь их?! — не выдержал Бобби. Он уже растерял всю свою злобу и смелость и сейчас неуверенно топтался в углу камеры, куда еще доставал свет.

Ваймс потянулся за последним фонарем. Старый крюк нехотя скрипнул, и последняя искорка, отделявшая все вокруг от темноты, оказалась у него в руках. На какой-то миг власть Ваймса стала абсолютной и такой естественной.

— В чем дело, малыш Бобби, ты боишься темноты? Но мне казалось, что ты так настойчиво звал ее. И вот…

Свет погас.

Бобби не слышал звука шагов. Не зашелестела одежда, не скрипнула дверь камеры. Просто голос у самого его уха произнес:

— Она внимательно тебя слушает.