Полый человек (гет)

Ноябрь, 2000

Полый человек снова взглянул на часы, потом неторопливо направился к выходу. Полому человеку было двадцать лет, и в голове у него была выцветшая от разочарования солома. Чучело — человек вернулся домой, в густой лондонский туман.

Часть I. Глава 1.

Наши засушенные голоса,

Как ветер в сухой траве

Сырой воздух отравлял легкие. Драко поднялся по ступеням крыльца. Серый мрамор был усыпан рыжими кленовыми листьями. Мертвыми листьями, упавшими утром этого безжалостного ноябрьского дня.

Тишина и завывание ветра.

Драко редко скучал по Лондону — наверное потому, что Лондон был вечен: в серых улицах под серым небом он когда-то шел, одиннадцатилетний ребенок, в Косой переулок за первым учебником, первой мантией, первым ванильным мороженым, которое ему не купили, потому что есть на улице — дурной тон. За первой ошибкой, в которой был не виноват. По мокрым летним улицам, под серо-голубым небом он шел в Лютный переулок: шестнадцатилетний парень с черной меткой на предплечье, стискивая зубы от жжения и животного страха, натянув маску гордости и высокомерия — избранный, избранный, избранный… По скользким улицам под серо-белым, молочного цвета небом он шел, девятнадцатилетний молодой человек, разглядывая новый мир, и не мог найти красок, не мог найти смысла, он оставил за спиной все, он хотел начать другую жизнь, свободную от прошлого и жжения в предплечье, от ненависти к отцу и презрения окружающих, от ложных выборов и лживых принципов, от страха быть убитым, от… Но, к счастью, в новом мире ему не нашлось места. Места были ограничены, а приглашение он не получил и остался висеть в настоящем, пока все жили будущим, которое наконец наступило.

Толкнув дверь, Драко прошел пустой темный холл, пачкая ковер отпечатками ботинок, чьи подошвы недавно совокуплялись с лондонской грязью.

Драко шел по галерее, разглядывая потемневшие портреты: дом был ему незнаком. После того, как поместье бросили гнить, а родители окончательно остановились в столице, он бывал здесь лишь трижды.

Драко ненавидел переезды: старый дом врастал в него, как воспоминания детства. В особняке он мог ночью по запаху определить, в какой комнате находится: в библиотеке всегда пахло воском и пергаментами, в кабинете отца — огненным виски, в гостиной — кровью последний жертв Лорда, в столовой — тыквенными пирогами. Чем пах новый дом, он не знал: возможно, домашним теплом и мамиными духами…

— Пахнет пылью, — заметил он, входя в гостиную.

Пол, покрытый крошками от белого хлеба, коричневел под ногами крупными квадратами, режа глаза.

— Я ждал тебя завтра, — Люциус бросил «Пророк» в камин и перевел взгляд на сына.

— Утренние поезда отменили, — Драко протянул руки к огню. — Что пишут в газетах?

Люциус задумчиво взглянул сквозь него.

— Как всегда — ничего дельного. Ты надолго, сын?

Драко повел плечом, не поворачиваясь к отцу.

— Кажется, навсегда.

Люциус поднялся и достал из шкафа два бокала с изящным вензелем.

— Выпьешь со мной?

Драко обернулся, с усмешкой глядя на отца.

— Теперь это твое любимое занятие?

Люциус слегка нахмурился и налил виски в низкие бокалы, не дожидаясь ответа. Он выглядел усталым, бесцветным и равнодушным — как многие после войны. Многие, кому не посчастливилось быть обласканными Поттером. Отец был таким еще со дня смерти Темного лорда, но Драко не видел его почти год, поэтому серость и безразличие бросились в глаза. Он уехал с Блейзом на неделю — сменить обстановку, как советовала мать, а в итоге застрял в безвременье Парижа на целых три месяца.

— Как мама? — Драко взял бокал и повертел в пальцах. Хотелось уйти.

Видеть ее почему-то не особо хотелось. Сначала тяжело вдали от родных, а потом — невыносимо возвращаться. До боли. Притупляется острое желание увидеть и обнять — даже ее, ту, которая была для него всем.

— Надеется, что тебе надоест заграница.

Драко попробовал виски и слегка поморщился.

— Гадость. — Он поставил бокал на стол. — Мне никогда не надоест Париж. Там ты никто — и бог, потому что тратишь деньги. Там жизнь, роскошь, свобода, доступность. Отличная погода.

Люциус негромко рассмеялся.

— А здесь только туман и родители, которых ты ненавидишь.

— Я перерос ненависть, — Драко подошел к окну. Разговаривать с отцом не хотелось, как и не хотелось столкнуться с матерью. — Здесь везде пахнет счастливым Поттером. Никого знакомого не осталось. Все как будто вымерли в этом дивном новом мире без Темного Лорда.

Люциус перевел на него взгляд. Стальные серые глаза сощурились.

— Не все. Вдова Гринграсс все еще живет в квартале отсюда.

Драко задумчиво постучал пальцами по подоконнику: он собирался заглянуть к Пэнси. Она оставалась рядом с ним все годы, и он отчасти ценил это. Когда задумывался, что она значит для него. Что значила. Он помнил, как они впервые поцеловались — украдкой, в палате у мадам Помфри, когда Пэнси прибежала со всех ног, чтобы посмотреть на его руку. Она всегда бежала к нему со всех ног, даже в тот день, когда Поттер испробовал на нем украденную Сектумсемпру. Тогда она осталась в палате на ночь, сидела, держала его за руку и плакала от страха. Глупая маленькая Пэнси. Он не испытывал к ней ничего, кроме снисходительности и доверия — это значило много, но это не удовлетворяло его целиком. Но он боялся ее ранить — она была другом, она была его девушкой с начала шестого курса — а на самом деле, пожалуй, даже с самого Святочного бала, только они сами еще не понимали этого. Ее беготня и раболепные взгляды слегка раздражали его, но она все-таки была искренняя. Дафна искренней никогда не была, поэтому он совершенно бесстыдно переспал с ней вначале седьмого курса, просто потому, что захотел, а она — предложила. Предлагать у Дафны получалось великолепно.

После войны он предложил Пэнси встречаться и сейчас еще помнил ее удивленный недоверчивый взгляд, как будто он звал ее с собой на Луну. Наверное, она бы пошла. Она никогда не предавала его, и это он тоже отчасти ценил, по-прежнему смотря на нее снисходительно. С английской педантичностью, описанной в пыльных романах, они встречались каждый вторник, четверг и субботу в сквере у Букингемского дворца и шли в ее квартиру, в сторону Чаринг — Кросса. Драко оставался на ночь, но утром уходил, не дожидаясь, пока девушка проснется; Пэнси никогда не предлагала жить вместе — не потому, что любила свободу, а потому, что в отличие от Дафны, не умела предлагать.

Но сейчас ему не хотелось ее видеть, не хотелось спать с ней на кровати с темно-зеленым покрывалом, не хотелось объяснять, где он был, почему не писал, со сколькими успел переспать… Он вообще хотел только молчать. Просто молчать. Слушать тишину. Повернувшись к отцу, он лениво переспросил:

— Значит, все еще в квартале отсюда?

* * *

Дом семьи Гринграсс был построен около двухсот лет назад. Высокие окна с потрескавшимися резными рамами выдавали возраст здания, на когда-то белых колоннах фасада серыми лохмотьями висела краска. Дом стоял сиротой. Широкие мраморные ступени вели к холлу, спрятанному за крепкой дубовой дверью.

Дафна выпустила в воздух серую струйку дыма, когда Драко вошел в гостиную и остановился напротив нее. Дафна вскинула голову и спокойно стряхнула пепел на ковер. Драко смотрел в ее слегка вытянувшееся лицо: она не изменилась, его первая девушка. Все тот же надменный изгиб бровей, сжатые губы, самоуверенно-скептический взгляд и волосы цвета спелой ржи. Только теперь они были завиты в тугие короткие локоны, шапочкой обрамляющие лицо, а раньше волнами падали на плечи, закрывая грудь. Первая женская грудь, к которой он прикоснулся.

Первая женщина, которую он познал, рассматривала его с привычной бесцеремонностью. Он перевел взгляд на ее темно-розовое платье, закрывавшее колени. Туфли, небрежно скинутые, валялись возле кресла.

— Драко Малфой, — Дафна затушила сигарету в пепельнице, продолжая рассматривать его. — Давно не виделись.

— Полгода, — холодно подтвердил он. — И когда я уезжал, ты так же сидела в кресле и курила.

Он изредка навещал их дом, чтобы отвлечься от Пэнси.

— Приросла, наверное, — Дафна поднялась, босиком прошла через комнату и приоткрыла окно. Осень сразу же дыхнула в комнату ароматом прелых листьев. — Maman терпеть не может, когда накурено. Что расскажешь?

— Я рассчитывал, что ты расскажешь мне все новости, — усмехнулся Драко, следя за ней, — заграницей никогда ничего не меняется. Там всегда хорошо и безлико.

— Дафна, я…

Они оба одновременно обернулись: в дверях испуганно застыла невысокая девушка в легком белом платье. Ее синие глаза блестели, длинные каштановые волосы рассыпались по плечам. Под пристальным мужским взглядом ее щеки вспыхнули обжигающим румянцем.

— … иду спать. Доброй ночи, — она выбежала из гостиной.

Драко досадливо скривил губы.

— Я и забыл, что у тебя есть младшая сестра.

— Влюблена в тебя по уши, — Дафна снисходительно улыбнулась. Казалось, что чувство сестры ее забавляет. — Во всяком случае, в школе только про тебя и говорила. Да и сейчас, заметь, вспыхнула, как третьекурсница.

— Сколько ей? — Драко присел на софу.

Он не встречал здесь ее младшую сестру — скорее всего, она тогда была в школе, потому что он приходил в конце осени или в начале весны. Да, конечно в школе. Он знал, что Грейнджер все-таки окончила седьмой курс, так же как Дафна и Монтегю; отец долгое время настойчиво просил его вернуться в школу и хотя бы сдать ЖАБА, но Драко давно решил, что СОВ ему достаточно. Кроме того, Поттер так же предпочел не появляться в Хогвартсе.

— Восемнадцать. — Дафна упала обратно в кресло и некоторое время молча разглядывала его профиль. — У нас все по-прежнему: Поттер купается в славе, женился полгода назад, сорит деньгами, играет в благотворительность. Сплошная положительность и показуха.

— А на деле?

— А на деле я прирастаю к креслу, — Дафна повернулась и вытянула вперед босые ноги. Ее большие пальцы некрасиво загибались, словно пытаясь дотронуться до собратьев.— В обществе показаться нельзя. Тычут жирными от обжорства и грязными от свалившихся денег пальцами и презрительно морщатся. Наша новая аристократия. Монтегю бывает на приемах у Кингсли, Нотт удачно устроился на пятый уровень. Про остальных давно не слышала. Сидят, наверняка, как я, и прирастают.

— Значит, грязнокровки в моде, — Драко задумчиво взглянул на девушку.

— Еще бы, — Дафна скрестила ноги в лодыжках. — Грейнджер второй человек в стране после Золотого мальчика. Иногда я думаю: что, если бы Волдеморт…

— Романтическая чушь, — отрезал Драко зло. — Поттер никого не убивает. Темный Лорд устроил бы резню по всей стране. И я не уверен, что мы бы оказались среди помилованных.

Дафна скрестила ноги и скептически улыбнулась. Лодыжки у нее стали еще более костлявые.

— Ты теперь на стороне Поттера?

— Живая собака лучше мертвого льва, — лениво отозвался Драко. — И я ни на чьей стороне, тем более что сторон больше нет.

— Есть противостояние.

— Да нет никакого противостояния, — Драко отклонился на спинку софы. — Мы для них — никто, побежденные и униженные. Им плевать на нас.

— Тебя это устраивает?

— Ради Мерлина, Дафна, — Драко прикрыл глаза. Хотелось сидеть у огня и не двигаться. — Только не говори мне, что ты собираешься тайно сражаться с Поттером. Я в этом не участвую. Я устал. Я не хочу ввязываться в заранее проигрышное дело. Меня однажды уже втянули. Всю жизнь расплачиваться придется.

Дафна вдруг поднялась с кресла и присела рядом с ним.

— А что ты хочешь, Малфой?

Драко сощурил глаза, пристально разглядывая ее лицо.

— Понятия не имею, — он провел рукой по ее щеке. — Что ты можешь предложить?

Дафна наклонилась и поцеловала его. Знакомый запах жасмина ударил в ноздри потоком холодных воспоминаний.

— Ты ведь за этим пришел? — прошептали ее губы.

Драко обнял девушку за талию и привлек к себе. Возможно и за этим. Теперь все возможно, в этом дивном новом мире.

* * *

Стремительно пробежав полутемный коридор, Астория заглянула в бывший кабинет отца: теперь вместо него за широким столом красного дерева располагалась мать, склонившись над бумагами.

— Доброй ночи, maman.

Леди Гринграсс повернула голову к дочери и жестом попросила подойти поближе.

— Ты ложишься? Так рано?

Астория устало приподняла плечо.

— Уже почти одиннадцать. И я хочу еще немного почитать.

— У тебя руки дрожат. Что случилось?

Астория быстро спрятала руки за спиной и сглотнула. Мать не должна знать.

— Что случилось? Посмотри на меня.

Астория медленно перевела взгляд на мать. Леди Гринграсс долго смотрела в ее взволнованное лицо, на которое девочка безуспешно пыталась напустить маску безразличия. Только один человек способен так взволновать ее дочь, и этот человек ей был крайне неприятен.

— Малфой вернулся, — сухо произнесла леди Гринграсс. Вспышка смущения в глазах Астории подтвердила ее догадку. — Что ж, тем лучше. Если он сделает Дафне предложение…

— Она не согласится, — в глазах Астории было смятение. — Не согласится.

— Придется поговорить с ней, — все так же сухо отозвалась мать. — После смерти отца наши дела идут неважно. Мы живем непозволительно роскошно, Астория. Посмотри на счета: три тысячи галлеонов исчезли в никуда. И это всего за полгода. Через год нам придется срезать расходы вдвое, а через два года — заложить дом. Сейчас не время отказывать влиятельным людям.

Астория обошла массивный стол с ножками в виде лап льва и замерла у решетчатого окна. Руки ее по-прежнему были сложены за спиной. Некоторое время она стояла неподвижно, смотря в черноту за окном, потом приподнялась на цыпочки. Покачалась, пытаясь сохранить равновесие. Негромко заметила, смотря в черноту:

— Лот номер один: младшая Гринграсс. Кто сколько даст?

— Астория…

— Зачем мы все выжили в войне?

— Астория, ради бога, — леди Гринграсс потерла лоб, — не начинай. Иди спать, у меня еще много дел.

— Они с Дафной в голубой гостиной, — тихо заметила она, не оборачиваясь.

— Иди спать, дорогая.

Астория покорно взялась за ручку двери и обернулась к матери.

— Спокойной ночи.

— Держись подальше от Малфоя, девочка, этот человек тебя сломает, если попадешь в его руки.

Астория сдавленно кивнула, вдруг задохнувшись: стало страшно — страшно потому, что он был здесь, в этом доме, рядом с ней. Она не знала, на что была способна, она боялась больше саму себя, чем его. Драко она никогда не боялась.

— Может быть я хочу, чтобы меня сломали, — прошептала она в темноту.

* * *

Он лежал неподвижно, смотря на небольшую трещину в потолке, едва различимую в полумраке спальни. Дафна насытилась и спала, обняв его рукой за шею, а он продолжал лежать — обнятый. Тонкая рука была как действительность: она держала его за горло, но не душила. Но от нее невозможно было избавиться.

Драко взглянул на занавешенное темной шторой окно, потухающий камин и вздохнул, гадая, где сейчас Блейз. Может, в «Золотом льве», усердно швыряет комплименты очередной хорошенькой пышечке. Или уже в отеле вместе с этой пышечкой. В «Астории», недалеко от площади Согласия.

Интересно, кто для него Блейз, и что такое друг. Последнее время многое казалось интересным и манящим — чувства, о которых все говорят. Странно, что все ценят то, к чему нельзя прикоснуться — нематериальное, надуманное, с приклеенными именами, и странно, что все презирают материальное. И естественно, что за деньги нельзя купить невидимость, как нельзя купить воздух. Необязательно всюду тыкать своими засаленными штампами.

Астория.

Похоже, так зовут ее сестру. Странная. Невыносимо цветная в черно-белой действительности.

Влюблена в тебя по уши.

В него. Зачем? Все бессмысленно.

За окном — мир счастья, мир свободы, мир встреч без обещаний и слов. Никому не нужны чувства.

Действительность выцвела, опустела, только ветер гнал листовки и обрывки газет по лондонским улицам, в молочном тумане. Война закончилась, Темный лорд мертв, а все потеряно. Похоронено. Жизнь другая — серая, черно-белая. Выцвела — не для тех, кто потерял близких, а для тех, кто потерял положение, над кем теперь было похвально и радостно насмехаться, в кого с наслаждением тыкали пальцами.

Они не виноваты. Поттера, Уизли и грязнокровок вполне можно понять: в войну им досталось. Любой бы на их месте поступал бы так же. Поттер не мстил, он просто забыл о бывших сторонниках Темного лорда. Все забыли. Словно людей больше не существовало.

Драко всегда было плевать на мир, его с детства больше беспокоила собственная личность. И сейчас ему было плевать на Поттера с его забывчивостью и милосердием, на Министерство, уволившее отца, на туман и даже на руку, обнимавшую его за шею.

Он чувствовал себя — он был тем листком, который речной ветер гонял по пустынным замерзшим улицам. У него не было цели. У него не было мечты. Он был полым.

Дафна пошевелилась и спрятала руку под одеяло.

— Который час?

Драко взял с тумбочки наручные часы и повертел колесико.

— Почти три.

— И ты не спишь?

— Как видишь.

Она приподнялась, закрывая грудь одеялом, и, сев, встряхнула головой.

— Я не хуже парижанок?

— И не лучше, — холодно отозвался Драко, проводя пальцем по ее обнаженной спине, сверху вниз. Он уже давно не гонялся за наслаждением. Он всего лишь удовлетворял свою потребность, как любой мужчина.

Дафна поежилась.

— Вечно у тебя холодные пальцы. Дай сигареты.

Драко потянулся к столику и протянул ей красновато-золотую пачку. Даже сигареты выпускали в цветах Гриффиндора, хотя зелено-серебристая пачка выглядела бы намного логичнее. Цвета Слизерина — цвета опасности, изворотливости и предательства.

— Чем занимается твоя сестра?

Дафна взглянула на него сверху вниз.

— Танцует. В одиночестве. Сама для себя.

Драко усмехнулся и взмахнул ладонью, отгоняя дым.

— У нее кто-нибудь есть?

Глаза Дафны стали злыми.

— Зачем тебе?

— Нам все равно не о чем разговаривать.

Мир стал немым. Слова исчезли, проросли внутрь, их заменили стоны, усмешки, хлопки, ласки, поцелуи, внутренние монологи, пустота, наконец. В счастливом мире все с радостью обходились без слов.

— Я иногда думаю: что, если бы я приняла предложение Флинта? — Дафна пальцами взбила волосы. — Кем бы я сейчас была? Чем? Где?

Драко взглянул на ее профиль, вдруг поняв, к чему она клонит.

— Я не собираюсь жениться на тебе. Я пришел…

— Я знаю, зачем ты пришел, — резко оборвала она, и в глазах заплясали огоньки. — И я бы никогда не вышла за тебя. Мне хорошо с тобой в постели, но проводить всю жизнь наедине с твоей молчаливостью, холодностью и эгоизмом я не желаю. Увольте.

Он усмехнулся, и, приподнявшись, поцеловал ее в плечо.

— Тогда иди сюда.

Огонь в камине потух, и только багрово-красные отсветы углей освещали тела, с эгоизмом и себялюбием прильнувшие друг к другу.