Недостающее звено (джен)

«Мы должны признать, что человек со всеми его благородными качествами,

с его божественным умом, который постиг движение и устройство Солнечной

системы, словом, со всеми способностями, всё-таки носит в своём физическом

строении неизгладимую печать низкого происхождения».

(Чарльз Дарвин, «Происхождение

человека и половой отбор»)

— Смотрите, Холмс! — воскликнул я, взглянув в окно, где царил необычно ясный для Лондона теплый сентябрьский день. — Это же…

— Инспектор Лестрейд, я полагаю? — не отрываясь от газеты, меланхолично спросил мой друг.

Холмс, развалясь, сидел в своем кресле спиной ко мне, держа в руках «Таймс» и, казалось, полностью погрузившись в чтение. Я был готов поклясться, что он никак не мог опознать человека, только что выбравшегося из кэба и направившегося к нашей двери.

— Только не говорите мне, Холмс, что вы увидели его отражение в каком-нибудь стеклянном кувшине! — попытался я сыронизировать, но, боюсь, в моей остроте явственно прозвучали нотки отчаяния.

— Увы, мой дорогой друг, не увидел. Зато услышал, как остановился кэб, ехавший до этого в очень заметной спешке.

— Но ведь любой другой мог подъехать, — попытался я возразить, однако Холмс только пожал плечам.

— Не спорю, это мог быть кто угодно, — отозвался он. — Однако я ждал именно Лестрейда, так что мое предположение попало в точку.

— Вы ждали его?

Холмс, не торопясь, выбрался из кресла и развернул передо мной страницу криминальной хроники. «Убийство в зоологическом музее», гласил массивный заголовок в самом верху.

— Я был уверен, что полиция зайдет в тупик, — снисходительно пояснил Холмс, обернувшись на голос приветствовашей гостя миссис Хадсон, за которым последовал звук шагов по лестнице. — Инспектор! Проходите. Мы с Ватсоном ждали вас.

Пока Лестрейд располагался в предложенном ему кресле, я мельком пробежался глазами по газетной странице. «Роналд Харпер, научный ассистент знаменитого Томаса Марша, был найден мертвым в новом выставочном зале Лондонского зоологического музея сегодня утром. Тело было обнаружено за полчаса до начала публичной лекции, посвященной эволюции человека…» Снова преступление, связанное с академическим миром! Неудивительно, что Лестрейд поспешил к нам на поклон, памятуя о двух предшествующих делах с активным участием светил науки.

— Вижу, мистер Холмс, вы уже догадались, с чем я к вам пожаловал, — начал свой рассказ инспектор. — Мы только начали расследование, но сразу же погрязли в деталях. Видите ли, Лондонский зоологический музей — уникальное заведение. Да это и не музей по большому счету, а полноценное научное учреждение, где работает множество ученых, преимущественно биологов и палеонтологов. Его выставочная часть — не более, чем средство покрытия расходов. Ну, а вы сами знаете, у этой братии ничего простого не бывает: даже преступление, должно быть, по своим формулам считают предварительно!

— Полагаете, преступник тоже из числа ученых? — невозмутимо спросил Холмс.

— Не знаю, но я бы не удивился. Какой резон кому-то убивать безобидного и небогатого профессорского ассистента на его рабочем месте? Держу пари, тут пахнет академическими конфликтами, мистер Холмс, — со знанием дела отозвался Лестрейд, покачав головой. — Вы же помните наши прошлые дела. Нормальные люди убивают из-за денег, ну или там из ревности на худой конец, а эти — из-за всевозможной ерунды. То из-за числа Пи, то из-за какого-то там ньютония…

— Я всегда полагал, Лестрейд, — возразил мой друг, — что нормальные люди вообще не убивают, кем бы они ни были. Но давайте все же обратимся к обстоятельствам дела.

— Что ж, Холмс, если вы уже ознакомились с заметкой…

— Простите меня, инспектор, — вмешался я, — а Томас Марш, у которого работал убитый, — это что же, тот самый?..

— Верно, доктор Ватсон. Доктор Марш якобы нашел недостающее звено между обезьяной и человеком… Или что-то вроде. Только на прошлой неделе все газеты трещали об этом, помните? В день убийства была назначена публичная лекция, посвященная этой находке. Естественно, когда обнаружили тело Харпера, все пришлось отменить. Энтони Стоун по этому поводу уже опубликовал очередной пасквиль, да и вообще, весь Лондон просто гудит с того момента, как до происшествия добралась пресса. Даже англиканская церковь с заявлением выступила…

— Церковь? — переспросил я, не скрывая своего изумления.

Лестрейд смерил меня нетерпеливым взглядом, словно бы не понимая, как описанная им буря могла меня миновать, потом покачал головой и проговорил:

— В двух словах этого не расскажешь. Если мистер Холмс возьмется за дело…

— Я берусь за него, — кратко ответил Холмс, так резко пыхнув трубкой, что почти полностью скрылся в клубах табачного дыма. По его сосредоточенному лицу несложно было догадаться, что он он уже анализировал обстоятельства, о которых узнал из криминальной хроники, и был полностью поглощен ими.

— Так и думал, что вас это заинтересует, — кивнул инспектор. — Дело крайне запутанное. Как я уже сказал, совершенно неясны мотивы преступления. В сущности, единственной подозреваемой на данный момент остается вдова убитого, но мало кто из наших всерьез верит в ее виновность. Словом, я буду рад, мистер Холмс, если вы сможете пролить свет на произошедшее. Разумеется, присутствие доктора Ватсона тоже очень желательно.

— Вам следовало приехать к нам с самого утра, дорогой инспектор, — отозвался Холмс, бросив взгляд в сторону стоящего у входа Лестрейда. — Но, я вижу, вы поспешили осмотреть весь музей лично, включая даже лаборатории и мастерские.

— Вы видите? — растерянно пробормотал Лестрейд.

— Именно. Вы, наверное, в курсе, что при посещении химической лаборатории имеет смысл надевать халат: очень многие вещества способны необратимо разрушить как материал одежды, так и, увы, человеческие кожные покровы. А на локте вашего нового пиджака я вижу характерное отверстие с обугленными краями, заставляющее предположить, что вы неосторожно оперлись о стол с каплями концентрированной серной кислоты на поверхности.

Пока инспектор, скрутившись спиралью и с выражением ужаса на лице разглядывал рукав своего безнадежно испорченного пиджака, мой друг сдержанно усмехнулся, поднялся из кресла и подошел к своей обширной картотеке, хранившей сведения обо всех когда-либо интересовавших Холмса личностях, имевших прямое или опосредованное отношение к преступному миру. Это меня порядком удивило: неужели в этом деле замешан кто-то из наших старых знакомых? Однако Холмс, бегло просмотрев несколько карточек, повернулся к нам и озвучил свое решение:

— Что ж, джентльмены, чем раньше мы ознакомимся с обстоятельствами непосредственно на месте, тем лучше. Вы попросили кэбмена подождать, Лестрейд?

* * *

— Почему вдова мистера Харпера под подозрением, инспектор? — спросил я, когда мы подъехали к ступеням зоологического музея. — У нее был мотив?

— Да как вам сказать, Ватсон, — замялся Лестрейд, — мотив вроде бы и впрямь есть. Мы опросили знакомых этой четы, и почти все они подтверждают, что у Мелиссы Харпер с мужем были довольно прохладные отношения, что они особенно и не скрывали. К тому же репутация у вдовы — не самая достойная, прямо скажем. Фривольное поведение, подозрительные знакомства… Нам всем известно предостаточно историй, в которых веселая жена отправляет на тот свет нелюбимого мужа ради наследства или из желания заключить более удачный брак.

— И все же вы не верите, в то, что убийство — ее рук дело, — заметил до сих пор молчавший Холмс.

Лестрейд отбросил ногой в сторону несколько комьев размокшей извести, в изобилии валявшейся у входа в музей, и шагнул на первую ступеньку.

— Считайте это субъективным, мистер Холмс, — сказал он, обернувшись к нам и разведя руками, — но не производит она впечатления убийцы. И ладно бы только это. Она выглядит перепуганной до смерти: когда ей сообщили о произошедшем, она вначале просто удивилась, а потом побледнела, затряслась и едва не лишилась чувств. Либо миссис Харпер тут вообще ни при чем, либо она потрясающая актриса.

Мне показалось, что по губам моего друга скользнула едва заметная понимающая улыбка, однако уже в следующее мгновение он казался отрешенным и сосредоточенным, словно бы вовсе не услышал ответа инспектора. Бегло оглядев массивное приземистое здание музея, Холмс проследовал за инспектором в вестибюль.

Миновав выставленную охрану в лице двух молодых полисменов, мы прошли в ярко освещенный выставочный зал, где, судя по всему, и было совершено злодеяние. Мне сразу бросились в глаза пятна крови на полу, которые до сих пор так и остались неубранными, располагавшиеся недалеко от раскрытой настежь стеклянной витрины. На чистых полках я увидел аккуратно рассортированные фрагменты ископаемого скелета, растрескавшиеся и пожелтевшие от времени, — должно быть, того самого питекантропа, который по мнению доктора Томаса Марша и был искомой промежуточной формой между древними обезьянами и современными людьми. «Pithecanthropus erectus — питекантроп, Соединенное Королевство, Фолкстон, найден экспедицией док. Томаса Марша в 1888 г.», — гласила надпись на металлической табличке.

— Послушайте, Лестрейд, — неожиданно заговорил Холмс, — если убийство совершили в разгар дня, да еще и за полчаса до публичной лекции, то в музее должно было находиться множество людей. Как вышло, что в целом зале не оказалось ни души, кроме убийцы и жертвы?

— Это первое, что я спросил у сотрудников музея, — кивнул инспектор. — Но дело в том, что этот зал был закрыт для экспозиции. Его только что оборудовали и планировали открыть как раз после той самой злосчастной лекции: предполагалось, что все экспонаты здесь будут посвящены вопросам эволюционной теории. Да вот, кстати, мистер Ричард Марш, он расскажет больше. Это он обнаружил тело.

С противоположной стороны зала к нам направился невысокий джентльмен, одетый в костюм настолько мрачного вида, что, казалось, он собирается на похороны. Впрочем, учитывая обстоятельства, такая манера одеваться представлялась вполне уместной.

— Мистер Ричард Марш? — заинтересованно обратился я к нему. — Вы не родственник ли…

— Родной брат Томаса, — с кислой полуулыбкой кивнул Ричард, протягивая руку. — А вы…

— Частный сыщик Шерлок Холмс и мой друг доктор Ватсон, — перехватил инициативу Холмс. — Вы работаете на должности таксидермиста, насколько я понимаю?

— Верно, — кивнул наш собеседник с легким удивлением. — Я таксидермист и не только: занимаюсь здесь подготовкой ископаемых экспонатов к экспозиции. Но откуда вы узнали?

— Это было несложно: на ваших пальцах я разглядел характерные бурые пятна танина, используемого для дубления шкур. К тому же статья в «Таймс», посвященная этому преступлению, сообщала вашу должность открытым текстом.

Ричард Марш, не ожидавший столь будничного поворота, громко рассмеялся, но сразу же осознал неуместность веселья на месте убийства и не очень убедительно замаскировал смех приступом кашля. Чтобы преодолеть неловкий момент, я поспешил ему на помощь:

— Не расскажете ли вы нам, когда и при каких обстоятельствах вы обнаружили несчастного мистера Харпера?

— Охотно, — кивнул он, изо всех сил стараясь вновь не расплыться в улыбке. — Я собирался на лекцию своего брата. Выйдя из своей мастерской примерно в двадцать минут второго, я вошел в этот зал и практически сразу увидел тело в большой луже крови, которая еще не успела свернуться. Подойдя ближе, я понял, что это мистер Харпер: он лежал лицом вниз, но я сразу узнал его по кислотному ожогу на левой щеке. Я, конечно, перепугался и побежал звать на помощь…

— А что вам понадобилось в этом зале? — несколько бесцеремонно перебил его Холмс.

— Ничего. Просто так быстрее, чем огибать его вокруг по коридору, и я уже давно привык так ходить… — пожав плечами, беспечно отозвался Ричард, но сразу же нахмурился. — Вы меня подозреваете в чем-то?

— Вы должны понимать, мистер Марш, — вмешался Лестрейд, напустив на себя важный и авторитетный вид, — что первый свидетель — всегда первый подозреваемый. Однако же сейчас вам не о чем беспокоиться. В момент убийства в здании находилось множество людей, и большинство из них никакого алиби не имеет. Будьте уверены, мы найдем настоящего преступника.

— Лестрейд, вы обратили внимание на второе пятно крови, поменьше? — вновь подал голос Шерлок Холмс. — Дюймах в двадцати пяти слева от лежавшего тела.

— Конечно, мистер Холмс. Полагаете, это имеет особое значение? Крови было много, сами понимаете. Брызги могли попасть куда угодно.

— Вполне возможно, инспектор, — задумчиво кивнул Холмс. — Вполне возможно.

Он закончил разглядывать пятна крови и обратился к витрине с останками питекантропа. Присев на корточки, Холмс вгляделся в лежащий фрагмент костной ткани, представляющий собой, по всей видимости, расколотую черепную крышку. Затем заинтересовался встроенным в основание витрины замком, для чего даже прибег к помощи лупы.

— Почему эта витрина открыта? — спросил он внезапно.

— Она была открытой, когда я обнаружил тело, — ответил Ричард Марш.

— Возможно, злоумышленник хотел похитить экспонат, — вновь заговорил Лестрейд, — вскрыл замок, но когда собирался изъять останки, на него наткнулся Роналд Харпер, поэтому преступник был вынужден избавиться от нежеланного свидетеля.

— А что говорит экспертиза относительно характера ранения?

— Мистер Харпер был застрелен из револьвера сорок пятого калибра выстрелом в спину с близкой дистанции, — с готовностью отчеканил Лестрейд. — Пуля пробила ребро, дугу аорты и застряла в грудине.

— Из чего следует, дорогой инспектор, — заметил Холмс, что этот нежеланный свидетель в момент гибели уже покидал место преступления. Должно быть, намереваясь позвать на помощь или сообщить о взломе. Почему же он не был убит в момент появления? И еще одна любопытная деталь. Замок на витрине не назвать особенно изощренным, но все же у меня ушло бы минут пять на его взлом. Однако если вы взглянете на его полированную металлическую поверхность, вы не найдете на ней ни одной царапины, чего не могло быть, если бы взломщик активно пользовался отмычками. Следовательно, замок был открыт ключом. У кого из сотрудников музея есть ключ от этой витрины?

— На самом деле, мистер Холмс, — отозвался Ричард Марш, — здесь во все витрины врезаны одинаковые замки. Поэтому ключ есть у всех, кто так или иначе работает с экспонатами. Ключ был у самого несчастного мистера Харпера, у моего брата, Томаса Марша, у доктора Джека Бернса… Возможно, у кого-то еще. Вы же понимаете, мы не храним здесь драгоценностей Британской короны и не очень печемся о безопасности. Мало у кого может возникнуть желание похитить груду растресканных костей.

— Орудие убийства, — обратился Холмс к инспектору, — полагаю, найти не удалось?

— Увы, — скорбно кивнул Лестрейд. — Мы обыскали находившихся в здании сотрудников музея, а также их личные кабинеты и лаборатории, но безуспешно. К сожалению, до момента нашего прибытия убийца имел массу возможностей избавиться от оружия.

— И последний вопрос, — после короткой паузы вновь заговорил мой друг. — Выполнялась ли какая-то экспертиза этих останков и кем?

Ричард Марш на мгновение нахмурился, но сразу же отозвался:

— Да. Но видите ли… Экспертизой у нас обычно занимается доктор Бернс, однако он только позавчера вернулся из длительной экспедиции на Борнео, поэтому предварительное исследование выполнил тот же, кто обнаружил останки, — мой брат, Томас Марш.

— В таком случае, джентльмены, — ответил Холмс, — я считаю, что экспонат следует как можно раньше подвергнуть повторной экспертизе. Будьте добры, попросите доктора Бернса тщательно исследовать находку. Результаты экспертизы могут кардинально изменить суть нашего расследования. А мы с вами, дорогой Ватсон, поговорим с миссис Харпер. Если она здесь действительно ни при чем, надо бы по возможности скорее снять подозрения с невинного человека.

* * *

Дом покойного мистера Харпера встретил нас атмосферой уныния, никоим образом не связанного с безвременной кончиной хозяина. Уныние поселилось здесь давно и заявляло о себе десятками малозаметных на первый взгляд деталей. Скудность обстановки в этом доме не имела ничего общего с бедностью Харперов, хотя эта чета и впрямь не могла похвастать размером состояния. Нет, просто для каждого из них дом оставался лишь вынужденным местом ночлега, в то время как вся настоящая жизнь протекала за его пределами.

Здесь не было ровным счетом ничего из того, что можно увидеть в каждой счастливой семье: ни милых безделушек, ценность которых заключена лишь в общих воспоминаниях, ни сдвинутых вместе кресел в гостиной, где супруги могли бы коротать вечера, ни даже минимального внимания к убранству помещений. Растрескавшиеся деревянные перила, невзрачные бронзовые канделябры на облупившихся стенах, потертые ковры — все это отлично подчеркивало облик вышедшей нам навстречу Мелиссы Харпер в черном вдовьем платье, чей взгляд был наполнен тоской вселенского масштаба.

— Вы тоже подозреваете меня в убийстве мужа? — с напускным равнодушием спросила она, пригласив нас в гостиную. — Полиция не придумала ничего умнее, чем изводить меня бессмысленными допросами, хотя револьвер я и в руках-то держать не умею.

— По-настоящему никто вас виновной не считает, миссис Харпер, — заверил ее Холмс, — просто полиция нуждается хоть в какой-то версии. Тем не менее, я бы хотел прояснить некоторые детали.

— Что ж, задавайте свои вопросы, джентльмены, — со вздохом смирения отозвалась Мелисса, расслабленно положив ладони на подлокотники и откинувшись на спинку кресла. Весь ее облик демонстрировал смертельную скуку.

— Для начала ответьте нам, пожалуйста: с какой целью вы посещали зоологический музей сегодня утром? — невинным тоном спросил Холмс, словно бы не заметив мгновенную панику на лице хозяйки, из-за чего от ее облика циничной и утомленной жизнью вдовы не осталось и следа.

— Что? — побелевшими губами проговорила она. — Откуда вы знаете? Кто рассказал вам? — уже окрепшим голосом, в котором мне явственно послышалось нараставшее возмущение, задала она встречный вопрос.

Холмс несколько секунд молча смотрел на нее, ничего не говоря. Возмущение миссис Харпер сменилось блеснувшим во взгляде гневом, и она привстала, без сомнения, собираясь бросить нам в лицо что-то не очень вежливое, однако в этот момент Шерлок Холмс заговорил:

— Догадаться было нетрудно. Недалеко от входа в музей, с правой стороны, рассыпана известь — должно быть, кто-то из рабочих на погрузке был слишком нерасторопен. Туда проблематично войти, не испачкав обувь. Ну, а оказавшись у вас на пороге, я сразу же разглядел характерный белый отпечаток туфли. Правой туфли. Догадаться о его происхождении было довольно легко, согласитесь. Так вы ответите на мой вопрос, миссис Харпер? Что вам понадобилось в зоологическом музее?

— Это… Никоим образом не касается дела, которое вы расследуете, джентльмены, — ответила она, поколебавшись. — Исключительно мое личное, не более того.

— Раз уж вы об этом заговорили, то прошу меня простить за то, что касаюсь вопросов личного характера, — осторожно начал Холмс, — но у нас есть основания полагать, что у вас с мистером Роналдом Харпером были достаточно напряженные отношения. Если это действительно так, в чем причина?

— В чем причина? — насмешливым эхом отозвалась Мелисса Харпер. — А у несчастливой в браке женщины, по-вашему, не может быть причин? Я выходила замуж, совершенно не имея в виду ту жизнь, которая в итоге последовала. Он был красив, молод, умен — естественно, я, потеряв голову, понастроила себе иллюзий. Да только с того момента ничего не изменилось: он так и продолжал работать обычным ассистентом, да еще и заработал этот кошмарный ожог на половину лица.

— Вы что же, вините его в том, что он не смог разбогатеть и утратил былую красоту? — не удержался я от возмущенного восклицания, сразу же почувствовав, как Холмс предостерегающе сжал мое запястье.

Глаза Мелиссы вспыхнули неожиданной злобой, и она вскочила со своего кресла настолько резко, что я ощутил волну воздуха, потревоженного ее движением, в котором мне почудился аромат свежих роз. Одарив меня испепеляющим взглядом, разъяренная вдова метнулась к окну, шумно выдохнула и вновь обернулась к нам.

— Не делайте из меня меркантильную мерзавку, джентльмены! — воскликнула она и, уже более спокойным тоном, продолжила: — Дело не в ожоге. Просто я избавилась от наваждения и взглянула на нашу с ним жизнь трезвым взглядом. У нас разные интересы, разные привычки и образ жизни. Я люблю быть в обществе, видеть новых людей, веселиться… А мой покойный муж не думал ни о чем, кроме своей работы, и даже гостей терпеть не мог. Он не давал мне ничего из того, о чем я мечтала в начале замужества. Неудивительно, что я…

Она осеклась на полуслове и опустила глаза. Потом, вернувшись в свое кресло, снова заговорила:

— Словом, у нас хватало поводов для размолвок. Но уж точно не для убийства. — Она невесело усмехнулась. — Если бы я убила его, это произошло бы у нас дома.

— Свидетели сообщают, — спокойным тоном заговорил Холмс после короткого молчания, — что вы были испуганы известием о смерти мужа. Могу я спросить, что вас так напугало?

— Свидетели понятия не имеют, что творилось у меня в душе, — резко отозвалась Мелисса и отвела взгляд. — Но это правда. Я… испугалась, что меня сочтут виновной. Так оно и вышло, собственно.

— Но больше не боитесь, верно?

— Нет, не боюсь, — с вызовом ответила Мелисса, вскинув голову. — И знаете, мистер Холмс и доктор Ватсон… Буду вам признательна, если вы оставите меня в покое. Мне нечего больше сообщить вам.

Когда мы покинули мрачное жилище Харперов и направились к поджидавшему нас кэбу, я попытался воспользоваться методом Холмса и сделать логические выводы из того, что мы услышали и увидели в этом доме. К сожалению, почти сразу я был вынужден признать, что более ясной картина преступления не стала: все полученные нами сведения ни на шаг не приближали нас к разгадке тайны. Во всяком случае, такое признание я мысленно сделал самому себе. Холмс, с другой стороны, похоже, придерживался иного мнения.

— Ну, что вы думаете о роли вдовы в этой истории? — спросил он с беззаботным видом. Его настроение после этого недолгого визита заметно улучшилось, а мрачную задумчивость как рукой сняло.

Мне в ответ, увы, оставалось только развести руками.

— Сложно сказать, Холмс. Я, пожалуй, соглашусь с Лестрейдом: вряд ли она виновна в убийстве. Но женщина эта все же не очень приятная.

— Нет, мой дорогой друг, я не спрашиваю о вашем впечатлении. Меня интересуют ваши выводы. Вы же понимаете, что самое интересное она нам не рассказала, ограничившись тем, что и без того всем известно?

Как видно, мой растерянный вид оказался настолько красноречивым, что Холмс, едва слышно вздохнув, продолжил:

— Она терпеть не может работу покойного мужа, но часто бывала в зоологическом музее. Почему? По идее, она должна избегать этого места. Она испугалась, когда ей сообщили о смерти мужа, но сейчас никаких признаков страха не демонстрирует. Что изменилось? Ее дом — в запущенном состоянии, ни она, ни ее покойный муж, ничего не делали для создания в нем атмосферы уюта. Однако вы, должно быть, почувствовали запах цветов, когда мы находились внутри, и я не удивился бы, обнаружив свежий букет, стоящий в ее спальне. И нет, это определенно не похоронный венок. Что все это значит, по-вашему?

— Вы предполагаете, — нахмурился я, — что кто-то подарил ей…

— Неверная жена, дорогой Ватсон, — вот, кто наша любезная миссис Харпер, — без тени смущения проговорил Холмс. — И ее новый избранник работает в том же зоологическом музее. Нетрудно догадаться, чего она так испугалась, когда ей сообщили о трагедии. Она сочла, что именно он и совершил убийство, убрав таким образом препятствие их союзу.

— Но почему она перестала бояться?

— Потому что встречалась с ним сегодня — помните следы извести на ее обуви? Кто еще додумался бы подарить букет роз безутешной вдове? Очевидно, он заверил ее, что ему ничего не угрожает. Вполне возможно, что у него и впрямь алиби: это нам еще предстоит выяснить.

— Кто же он такой? — озадаченно спросил я, не особенно рассчитывая на ответ.

Холмс неторопливо разместился в кэбе, и я увидел загадочную улыбку, скользнувшую по его губам. Когда я уже собирался забраться следом, подскочивший мальчишка, разносивший газеты, оглушил меня пронзительным криком:

— Покупайте «Лондон Трибьюн»! Новая разоблачительная статья Энтони Стоуна о дарвинизме! Возьмете газетку, мистер? — доверительно обратился он ко мне, снизив громкость.

С новоприобретенной газетой я разместился рядом со своим другом и раскрыл страницу с обещенной статьей. «Идолы дарвинизма», прочел я броский заголовок вверху страницы и скользнул взглядом по тексту статьи Стоуна. «Как известно, не так давно адепты теории эволюции получили поддержку в лице доктора Томаса Марша, который объявил о находке останков питекантропа — предполагаемой промежуточной формы между примитивными обезьянами и человеком. Однако готовившееся помпезное выступление, на котором и планировалось сообщить о находке, было неожиданно сорвано в результате кровавого происшествия…» Дальше следовало краткое изложение обстоятельств, которые нам уже были известны, а вся вторая часть статьи носила целиком обличительный характер. У меня просто зарябило в глазах от выражений типа «попирает основы христианской веры», «богохульные теории последователей вероотступника Чарльза Дарвина» и даже «сам Бог отметил кровавым знаком эту мерзость перед лицом Его».

Я покачал головой и отложил газету в сторону. Мне стали понятны слова Лестрейда о вмешательстве англиканской церкви. Какой бы оторванной от жизни ни казалась иногда жизнь профессиональных ученых, не следовало забывать о том, что порой она имела мировоззренческое значение. Мало ли убийств за веру знает наша нелегкая история?