Две встречи (гет)

О мама мия, тебя искал какой-то матрос,

Он был неделю не выбрит, был оборван и бос,

Он перебил всю посуду,

Разломал мне всю мебель…

…………………………..

О мама мия, теперь я сам такой же матрос,

Я неделю не выбрит, я оборван и бос,

Я перебью всю посуду,

Я найду тебя, мама мия...

Сплин

— Будешь спать со мной? — спрашивает он, стоя перед ней, небритый, отчаявшийся, уже которые сутки не имевший покоя — тихо, нерешительно спрашивает, бессильный перед её наваждением.

Она качает головой.

— Нет.

— Нет?

Она сидит за столом, удобно расположившись, в своем красном костюмчике. Постукивает кончиком карандаша себя по губам.

— Ну-с, что у нас будет за тема? Голодающие дети в Африке? Дефицит оксидазы в нервной системе?

— Я не хочу, чтоб ты писала мне научную работу! — кричит он. — Я хочу узнать, что ты делаешь здесь!

Она не дает ему покоя. Является повсюду, встречается ему на каждом шагу, весь мир заполнен ею. Снова и снова видит он её в своём кресле перед диваном, когда сидит там, когда ложится; она играет ему на гитаре. Поёт песенки и смеется русалочьим смехом.

— Почему ты не хочешь спать со мной? — спрашивает он, вконец обессиленный этими явлениями.

— Скажешь, что я шлюха, что я как все женщины… — с обидой в голосе протягивает она, как будто собираясь вот-вот заплакать.

Он сидит в темноте, откинувшись на спинку кресла. В дверном проеме появляется она — опять в красном, она входит, приближается к нему, склоняется, откидывая на бок волной светлые волосы. Медленно садится к нему на колени.

Он протягивает руки — наконец-то! — "Боже, как давно я этого ждал!" — обхватывает руками её тёплые бёдра. Начинает покачивать (а всё кругом так зыбко и нереально).

— Нет, нет, нет, нет… — повторяет она, глядя в его глаза, и вдруг откидывается назад, выгибаясь в сладкой истоме — но тут же все исчезает. Он лежит лицом вниз на диване, уткнувшись лицом в жёсткую обивку. "Где ты?" В доме тихо, темно, где попало открыты двери, все в его квартире брошено как попало. "Где ты?" Темнота и тишина...

Утром, на работе, идя, как обычно, в потоке толпы в коридоре, он вдруг притормаживает — в толпе студентов навстречу промелькнёт она, в белом халате, со всеми, как ни в чем не бывало. Уилсон посреди разговора, объясняя ему что-то, останавливается, смотрит ему в глаза: "Ты меня слушаешь?" Нет, он не слушает, он смотрит на неё, сбоку от Уилсона. Когда после работы они с Уилсоном едут домой, сидя на переднем сиденье и говоря о чем-то, он украдкой бросает взгляд назад, на заднее сиденье — конечно же, там, как ни в чём не бывало, опустив глазки, пристроилась она.

И дома ему нет покоя. Викодин не помогает, он давно не помогает. Когда он подходит вечером к своей кровати, видит ее, растянувшуюся на покрывале, нагло подперевшую голову рукой.

— Уйди от меня, суккуб проклятый! — кричит он.

— Дай мне, что я хочу, и оставь меня в покое! — кричит он, когда ползет по полу ванной за закатившимся под ванну викодином, а она в это время стоит над ним на бортике ванной в короткой юбке.

Но нет ему покоя, и нет прощения.