#писательство #длиннопост #цитаты
В 2006-2007 гг. В.В.Камша давала онлайн-интервью. Было много вопросов, в том числе совсем частные; но некоторые из них имели отношение к проблемам коммуникации писателя и аудитории.
В этой области у автора опыт богатый (целый форум имеется), так что я выписала ее ответы: там они тонут в общем потоке. Возможно, кому-то пригодится — хотя бы для сравнения со своей собственной позицией по затронутым темам.
(Камша часто оперирует понятием «библиотека Мёнина». Если кому не попадалось — это отсылка к «Лабиринтам Ехо» Макса Фрая. Имеются в виду книги, которые никогда не были написаны, — иными словами, провал коммуникации: гляжу в книгу автор написал одно, а читатель видит что-то совершенно другое…)

Про задачи литературы
Вопрос читателя:
Как считаете, чему учат Ваши книги и учат ли чему-либо вообще?
Ответ:
Считать, что твои книги УЧАТ (если ты не автор учебника арифметики или ботаники), может либо гений и пророк, либо убежденный в своем величии и праве указовывать полугурок. Обычный же автор рассказывает людям историю. Иногда просто так, иногда с намеком, и все. Думать, делать выводы, принимать в конфликте чью-то сторону или закрыть том и навеки забыть прочитанное — дело читателя.
Человека можно научить тригонометрии, правописанию, даже азам рисунка и хорошим манерам, но научить быть человеком, а не свиньей, ИМХО, могут только родители (реже — учитель). В детстве. Или же сам человек в любом возрасте, если захочет.
Книга может дать толчок к работе над собой, но спать или не спать на гвоздях — решать не Чернышевскому и не Рахметову, а читателю. А от утверждений «книга учит тому-то и тому-то» и «автор хотел показать типичный образ типичного…» я подвывала еще в школе. И жалела классиков (даже нелюбимых), о якобы намерениях которых говорили классические же критики, учебники и учителя.
Теперь, оказавшись в пишущей шкурке и регулярно узнавая из третьих рук, что я... мммм... имела в виду, я окончательно уверилась: книги — отдельно, а происходящие в некоторых головах процессы — отдельно.

Про работу с «чужим текстом»
Я считаю продолжение чужих произведений и развитие чужих миров (если автор не оставил прямого запрета) совершенно нормальным. Произведение «по мотивам» может оказаться не слабее и даже сильнее исходника, но оно должно быть самоценным, логичным и НЕЛЖИВЫМ. Мне поперек горла не сам факт написания фанфика, не факт замены одних событий другими, а ООС. Я знаю, многие считают себя вправе эти самые ООС писать и при этом еще пенять автору за «неправильных героев», но мне будет неприятна Татьяна, отравившая мужа, чтобы и княгиней остаться, и Онегина получить, Холмс, вступивший в долю со Стэплтоном, карьерист Павел Корчагин, трусливый Портос, бездарный Мастер, нимфоманка Ассоль.

Перевод способен книгу как угробить, так и вознести. Я готова отвечать за свои собственные художества, но за переводчиков и автопереводчиков — увольте. Недавно мне дали ссылку на самочинный перевод на украинский. Этот язык я знаю, так что смогла оценить. Произошла в восторг, особенно при виде «ера Серпня». Это который изначально эр Август (кто не в курсе, «серпень» по-украински и есть «август». Месяц).

Про «матчасть»
Вопрос читателя:
Насколько, по-вашему, фэнтези и фантастика должны отражать реалии — как истории, так и современности?
Ответ:
Начнем с того, что никто никому ничего не должен. «Если елки стали красные, значит, автору видней» (©), а если читатель красных ёлков не хочет, он не станет про них читать. Или будет, но будет при этом фыркать и писать разгромные отзывы с цитированием учебника ботаники на предмет хлорофилла и голосеменных. Или терпеть, если помимо цвета елок его занимает то, что под сенью данных елок происходит.
Спрос с авторов, пишущих научную фантастику, альтернативную историю, квазиисторию (термин не ах, но другой в голову не приходит) и антиутопии иной, чем с авторов космоопер, классической фэнтези, притч и сказок.
В сказке достаточно сообщить, что «царицу в тот же час в бочку с сыном посадили, засмолили, покатили и пустили в Окиян — так велел-де царь Салтан». Никаких вопросов. В антиутопии, описывающей СУПЕРРАЦИОНАЛЬНОЕ общество с ограниченными ресурсами, выкидывание заведомо ненужных членов этого общества на мертвую планету в капсулах, каковые капсулы, как и энергоносители, представляют очевидную ценность, режет глаз вплоть до полного «не верю!»
В космоопере читатель спокойно воспринимает сверхсветовые скорости, переходы в подпространство, превращение опилок в золото в полевых условиях и мгновенное овладение любым языком. Звук в вакууме не распространяется, ну и что? Лукас от этого хуже не стал.
Увы, что позволено Лукасу, не позволено Жюлю Верну. В научной фантастике любой монстр должен быть обоснован. Как перумовская Туча. Начиная играть на заведомо реалистическом поле, приходится следить за мелочами, которые у выбравших иные условия игры коллег «не считаются».
При этом я далека от того, чтобы стенать на предмет точного соответствия числа мундирных пуговиц или корабельных заклепок земным аналогам. Если авторы не только исторических романов из земной истории, но и вроде бы документальных работ с матчастью обращаются весьма вольно, фантастам и вовсе можно. Подход, при котором отягощенный теми или иными познаниями критик волевым решением приравнивает условия планеты Шелезяки к условиям Курской магнитной аномалии и начинает разоблачать несоответствие шелезячных реалий курским, откровенно глуп. А вот определенная корректность, на мой взгляд, необходима. Если в книге персонажи, выпив кофе, немедленно засыпают, надо либо пояснить, что на данную расу кофеин действует иначе, чем на людей, либо сообщить, что этот кофе назван так в шутку, либо переименовать напиток.

О «бетинге» и «гамминге»
Лично я без бета-тестинга и консультантов свою работу считала бы халтурой.
Тех, с кем я работаю, проще всего разделить на консультантов по специальным вопросам, «свежий глаз» и непосредственно бет.
«Свежий глаз» — он и есть «свежий глаз». Видит то, что человек, единожды написавший, четырежды переписавший и сорок раз прочитавший, прохлопает.
С консультантами понятно. Если не хочешь «стремительных домкратов», надо работать над матчастью, но никакой Яндекс и никакие справочники не превратят дилетанта в медика, моряка, пожарного, конника, фехтовальщика, альпиниста, сталевара. Кроме того, есть подробности, о которых в справочниках и мемуарах не прочтешь, потому что для авторов они несущественны или же очевидны (будет вам Денис Давыдов объяснять, как он раскуривает трубку, или Рокоссовский — подробно расписывать походное меню!), а художественный текст без них голый. Есть еще художественная литература, но тут существует опасность потащить дальше чужой домкрат, который от этого не становится менее стремительным. И остаются профессионалы, у которых можно не только узнать, какова, к примеру, вероятность извержения, но и какими цветами отливает пар в долине гейзеров — и что чувствуешь, оказавшись там впервые.
Написанный по мотивам источников (а источники надо читать самому) и расспросов текст должен быть проверен и уточнен. Историком. Лошадником. Фехтовальщиком. Врачом. Музыкантом. Зоологом.
Теперь непосредственно бета-тестеры.
Объективно оценить свой текст не просто трудно, но очень трудно, субъективная же оценка меняется — что вчера кажется удачным, сегодня воспринимается как провал. И наоборот. И вот тут чужое мнение очень помогает, но не всякое и уж точно не сюсюкающее.
Во-первых, тестер должен читать то, что пишет автор, а не экземпляр, взятый в библиотеке Мёнина. Во-вторых, тестер должен быть честен, жесток и уметь спорить. В-третьих, тестер должен обладать с автором сходным литературным вкусом и жизненными взглядами. Тогда мнение этого человека можно с достаточной степенью вероятности приравнять к мнению, которое имел бы о книге сам автор, если бы он ее не написал.
ИМХО, сейчас слишком часто путают дружбу с взаимным облизыванием, но кукушко-петушиный симбиоз (как и отношения «барин — дворня») дружбой не являются никоим образом. В лучшем случае приятельством: приятное сказал, приятное услышал. Дружба подразумевает честность и, если нужно, режет, не дожидаясь перитонита.
Нет, тестер не должен придираться ради придирок, но если ему что-то не нравится, должен сказать (как и о том, что нравится). Автор волен согласиться или поспорить. Если в результате спора автор останется при своем мнении, тоже хорошо. Значит, это его, автора, осознанный выбор, а не случайная оплошность или недоработка.
И еще один момент. Когда пишешь, многое держишь в голове, но в тексте-то его еще нет. То, что ты ЗНАЕШЬ, из букв на экране или в тетрадке не следует — или следует со скрипом. И вот тут тестер, который не знает, что у тебя в голове, незаменим. Если у него два и два не складывается, надо править.
При этом есть писатели, которым посторонние в процессе не нужны и даже опасны. Есть писатели, которым нужны соавторы и которые вне соавторства невозможны. Есть писатели, которым непосредственный отклик в процессе написания не нужен (хотя «читки» доверенным друзьям устраивали в свое время едва ли не все балующиеся пером). Есть писатели, которым нужна реакция. Есть писатели-фельетонисты, как Дюма и Диккенс — им без немедленного отката и отклика пишется плохо. Зачем стричь под одного пуделя рыб и птиц? От этого не выиграет никто — ни рыбы, ни птицы, ни читатели. Проиграет и пудель — от него будут требовать полета.

Об отношении автора к персонажу
Вопрос читателя:
Как по-вашему, что подвигает людей брать чужого персонажа и — нет, не просто писать фанфик, или альтернативную концовку, продолжение, вбоквел, — а использовать этого персонажа (чаще всего выбирают умных, сильных, интересных личностей) лишь для того, чтобы всласть его помучить?
Ответ:
Я бы не привязывала «мучительство персонажей» к фанфикерству, хотя там это встречается достаточно часто: это лишь частное проявление модного нынче сюжета. Многим отчего-то нравится читать про то, как сильного и гордого человека доводят до скотского состояния, когда он начинает казаться жалким тем, кому чужие сила и гордость поперек горла. Зато в раздавленном и растоптанном виде его можно пожалеть, причем свысока, а то и представить себя утирающим слезы и кормящим с ложечки с последующим вразумлением, обращением, умужением или еще каким слэшем.
ИМХО: многие книги (и фики) подобного плана работают на самоутверждение читателя (писателя) путем унижения тех, кто изначально сильнее и ярче и никогда на такого читателя (писателя) в реале не глянул бы. Тому, кто в подобном самоутверждении не нуждается, читать подобное неприятно и даже противно, а расписывать именно в таком ключе и с таким придыханием в голову никогда не придет.
Характерно, что авторы книг(фиков)-унижений старательно обходят ситуации, когда люди не теряют себя, как бы кошмарно у них ни складывалось. Достаточно вспомнить женщин, раз за разом отказывавшихся признаваться в колдовстве, что бы с ними ни творили. Или прошедших мясорубку НКВД, но не признавшихся ни в чем и ни на кого не показавших. Были подследственные, которых так и не смогли вытащить на публичный процесс и стреляли втиxyю, как того же Молчанова. Были такие, которые выдерживали, выходили на волю и жили дальше. Как Рокоссовский, что до конца своих дней не расставался с револьвером, потому что второй раз пройти через то, что он выдержал, не хотел. Увы, признание самого факта существования подобных характеров поперек горла довольно значительному контингенту, вот они и наслаждаются примерами унижения крупных личностей. Или настаивают на невозможности существования оных. Или на том, что те руководствуются исключительно шкурными мотивами. Тоже помогает самолюбию, видимо.
Кроме того, на мой взгляд, чернуха (и порнуха) наиболее просты по исполнению и дают гарантированную аудиторию. Особенно если автор не намерен утруждать себя, создавая характеры, интригу, мир. Написать красивую, востребованную историю красивой любви, пусть и с грустным концом, без таланта и без души не выйдет; зато расписать с физиологическими подробностями сцену насилия, расчленения, пыток достаточно просто. Даже человеку анатомически и исторически безграмотному, но имеющему доступ к аналогам, так как у потребителей достоверность подменяется расписыванием крови и грязи. И неважно, что герой при таком обращении сдох бы сутки назад. Подробно, похабно, кроваво, беспросветно — значит, «правда жизни». По крайней мере с точки зрения сурового мужчины 15 лет с ником Великий Расчленитель или изощренной дамы того же возраста, именующей себя Великой Жрицей Смерти.
Помимо логики повествования, о ненужности данной сцены свидетельствует схематичное, невыразительное, скомканное описание того, что было «до» и «после». Особенно ярко это проявляется именно в фиках, когда берутся готовые герои и бросаются в мясорубку. Неважно, что происходящее противоречит логике и характерам персонажей. Главное — можно не возиться, придумывая мир, внешность, характер, имена, а быстренько-быстренько приступить к тому, что с их точки зрения главное. Лично мне это противно.

Вопрос читателя:
Почему вы так ненавидите своего героя <Дик Окделл>? Вы как будто специально ставите его в такие ситуации, когда он оказывается в невыигрышном свете. Мне кажется, Автор не имеет права так поступать с героем, который ему не нравится, только потому, что выбрал его мальчиком для битья...
Ответ:
Ну в самом деле, почему Обломов не поднялся с дивана, не стал Пржевальским, не уехал в Азию и не открыл лошадь? А Ионыч?! Ну как он мог стать таким жлобом, вместо того чтоб пойти в народ и жениться на слепой крестьянской девушке?!
Если кто обидится, так тому и быть, но дело в том, что ни автор читателю ничего не должен, ни, тем более, читатель автору. Автор ИМЕЕТ ПРАВО рассказать любую историю про любого героя. Читатель ИМЕЕТ ПРАВО оценить эту историю и этого героя. Читатель ИМЕЕТ ПРАВО плеваться, обижаться, возмущаться, шипеть (восторгаться и мурлыкать), но Герасим все равно бросит собачку под паровоз. Писатель ИМЕЕТ ПРАВО плеваться, обижаться, возмущаться (мурлыкать и восхищаться) читателями, которые не оценили (оценили) его нетленку (тленку), все равно судьбу книги решат читатели.
Я Дика не ненавижу и не показываю в каком-то свете, я его показываю таким, каков он, именно он (а не Люк Скайуокер или Ранд) есть. И в ситуации я его ставлю не «как будто специально», а специально. На то и автор, чтобы ставить героя в ситуации. Если герой в этих ситуациях не нравится, значит, я своего добилась.
Разглядите же вы, наконец, границу между людьми и их действиями! И между отношением к личности и отношением к тому, что эта личность творит!
Ну можно, можно испытывать симпатию к кардиналу Сильвестру, взвалившему на себя ношу не по силам и честно ее тащившему, даже если этот человек постепенно потерял связь с реальностью и совершил ряд страшных ошибок, обернувшихся катастрофой.
Можно испытывать симпатию, можно сочувствовать и, тем не менее, не оправдывать его. Показывать эти ошибки и их последствия во всей их красе. Можно его даже свергнуть, убить, осудить. Потому что он губит державу. Или идею, как тот Фиеско у Шиллера.
А можно и не испытывать симпатии, а просто изображать его человеком, а не упырем. Пытаться разобраться, как и почему он стал таким.
Давайте все-таки откажемся от дурнофэнтезийного (или дурношкольного) восприятия мира, в котором если не Свет, то Тьма, и если не ангел, то черт. Белый жеребец — эльфийский воитель. Черный — назгул. А вдруг кто на сером в яблоках?! А если на ЗЕБРЕ?! Караул!
Насколько проще закрыть глаза на половину и решить, что автор персонажа безоговорочно одобряет. Ведь если герой симпатичный, значит, автор его одобряет, правильно? А этот... нехороший автор тут же показывает, насколько мерзкое дело ложные обвинения — даже в случае, если есть в чем обвинить.
— АААААААА! — кричит читатель. У меня все сыплется! Дайте мне простую картину обратно!
Специально для любителей передергивать и делать вид, что они не поняли: какие очки ни возьми — черные, серые или розовые, все одинаково плохо, потому что мир — цветной.
Я симпатизирую многим героям (сочувствую еще большему количеству). При этом, симпатизируя и сочувствуя, я отнюдь не считаю их самыми правыми, самыми правильными, самыми умными, самыми сильными и так далее. Я их не оправдываю, но я их понимаю. В ОЭ ошибаются, дают слабину, приносят зло себе и другим практически все. И при этом большинство персонажей остается людьми, которых можно понять, которым можно посочувствовать и которых есть за что уважать. И есть за что дать по голове.

Критика и отношение к ней
Вопрос читателя:
Как Вы считаете, стоит ли отстаивать свою точку зрения перед читателями / критиками / редакторами? Зачастую замысел автора предполагает одно, а некоторые люди видят в нем совершенно иное. Под всех же не подстроишься... Или стоит пытаться?
Ответ:
Насчет читателей.
Давайте сразу договоримся, что за теснящиеся в голове пациента образы и ассоциации ни показывавший оному пациенту картинки доктор, ни Малевич с черным квадратом, ни Шишкин с мишками ответственности не несут. Как и автор текста не несет ответственность за экземпляры, взятые читателями в библиотеке Мёнина. Даже если фамилия такого читателя Белинский или Жданов. Если бояться того, что МОЖЕТ прийти в голову читателю, творить надо исключительно в стол, а еще лучше — сжигать текст на месте.
Есть такой викторианский анекдот:
— Мисс Джонс, вы поедете в Бат?
— Что вы, миссис Добс, там же МУЖЧИНЫ!
— Ну и что? Они там очень приличные и хорошо одеваются…
— Как вы не понимаете?! Под одеждой они все равно ГОЛЫЕ!
Такой мисс Джонс с ее воображением чем больше объясняешь, тем больше она думает… мммм… о своем, о девичьем.
Теперь о своей точке зрения и отстаивании оной.
ИМХО, объяснять всем и каждому, что ты хотел сказать, не надо, но если то, что ты имел в виду, вообще НИКТО не понимает, это повод задуматься. Если вас правильно понимает значительное число созвучных вам по вкусам и мыслям людей, текст свое дело сделал. Если при этом вас не понимают (не желают понимать, делают вид, что не понимают) люди вам НЕ созвучные и неприятные, то тем более все в порядке.

Про критиков и критику.
Чтобы адекватно воспринимать критику и извлекать из нее пользу, ИМХО, нужно:
1. Не исходить из того, что ваше произведение посильнее «Фауста» Гете.
2. Не думать, что публикация вашего произведения (хоть в Сети, хоть на бумаге) — важнейшее событие, в сравнении с которым войны, выборы, олимпиады, выходы бестселлеров и блокбастеров не значат ничего.
3. Не считать себя тварью дрожащей, а свое произведение — квинтэссенцией безграмотности, посредственности и комплексов.
4. Понимать, что отношение к вашей книге не является определяющей характеристикой личности критика. Не записывать с лёту того, кто похвалит, в лучшие друзья и корифеи всех наук. Не объявлять того, кто обругает, врагом народа и умственно неполноценным.
5. Не поджимать хвост, не нападать, не отрекаться от себя и не менять поминутно свое мнение.
Техника безопасности при работе с критикой:
Встречаясь с сетевой критикой, смотрите на место, на повод, в связи с которым вас начали разбирать, и на личность критика.
1. Бегло осмотреть место критики. Откровенно враждебные ресурсы лучше покидать сразу же.
2. Проверьте, в связи с чем вас помянули:
• Если просто прочли и высказались по существу, это заслуживает внимания.
• Если притянули за уши в качестве примера в чужом споре или же «назло» оппоненту, уходите. Если, конечно, вам не интересна стартовая дискуссия.
• Если вас восхвалили или заклеймили в связи с общей направленностью данного ресурса, уходите, если только вы не одержимы идеей миссионерства и не готовы разделить судьбу Кука.
3. Бегло проглядите отзыв, оценив степень категоричности. Обнаружив односложные «отстой / супер!», «очередное свидетельство деградации фантастики», «где вы видели таких драконов», «автор ничего не понимает в синтезаторах Мидас», уходите. Если, конечно, вы не мазохист и не таксидермист-коллекционер.
4. Прежде чем принимать критику во внимание, убедитесь, что:
• Критик не принадлежит к «оптовикам», отвергающем (превозносящим) не только вас, но целый пласт.
• Вас не записали в члены семьи изменников Родины, то есть в группу, с которой дерутся просто потому, что дерутся.
5. Определите тип вашего критика. Критикующую братию условно можно разделить на:
• Заинтересованных читателей. Их в первую очередь интересует текст. Таких всегда полезно выслушать и действовать по обстановке.
• Узких специалистов. Их интересует не лес, но отдельные деревья. Неоценимы при отсутствии профессиональных консультантов, но сами нуждаются в двойной и тройной проверке.
• Ангажированных выразителей. Их мнение, а частенько и манера общения — функция мнения определенной группы. Это может быть как серьезный литературный семинар, так и полдюжины блогеров. Объективности здесь ждать не приходится, а как выстраивать отношение именно с этой группой (игнорировать, каяться, подлизываться, объясняться, дразнить, вступать в бой) — решать вам.
• Самоутверждающихся за чужой счет. Этих в первую очередь интересует собственная персона, вернее, производимое оной впечатление. Напоминают лирического героя Канцлера Ги, а именно трехпалого ленивца, которому хочется быть большим и страшным, а приходится «висеть на ветке, листики жуя». Довольно часто являются еще и ангажированными выразителями. Случай тяжелый, но пользу извлечь можно и из него. Главным образом по принципу «Если хвалят тебя и тебе они рады, значит что-то и где-то ты сделал не так».
• Страстно ненавидящих догонятелей. Этих интересует сразу и текст, и личность автора, а также личная жизнь, толщина кошелька и метраж жилплощади. Они готовы скакать за автором десять дней, чтобы сказать, как он, автор, бездарен, глуп, закомплексован и им безразличен. При этом тексты знают едва ли не наизусть, соответственно, могут принести ощутимую пользу. Крики догонятелей привлекают нормальных читателей, выловленные блохи подлежат устранению, а сами преследователи могут пригодиться при создании характерных персонажей. Четвертый клок шерсти, которую можно получить с этой разновидности критиков, — осознание того, что ты преодолел определенный порог, за которым каждого автора стережет его личная мышь. Она будет плакать, колоться, громко пищать, но продолжать грызть кактус. Следующая стадия — группа мышей, а на определенном этапе грызуны начинают собираться в стаи, но заслуживают не больше внимания, чем одна-единственная маленькая мышка.
6. Прежде чем перейти к сути критических замечаний:
• Убедитесь, что критик читал именно вашу книгу, а не чужую, только в похожей обложке. А также не был ли прочитанный экземпляр взят в библиотеке Мёнина или же написан самим критиком. В собственном воображении.
• Оцените степень конкретики. Если похвала или хула сводятся к «роман написан хорошим / отвратительным языком», «сюжет оригинален / предсказуем», «герои яркие / безликие», «автор велик и могуч / бездарен», не тратьте времени. Критик явно не дописал в школе сочинений о типичных представителях и не даст вам ничего, кроме ностальгических воспоминаний о Чацком и Сонечке Мармеладовой.
7. Если вас критикуют за фактические ошибки, убедитесь, что критик выудил этот пассаж из вашего текста. Его там может просто не оказаться. Если же он есть:
• Проверьте, правильно ли рецензент понял написанное. А то напишешь про дощатый доспех, а критик решит, что речь о дереве, и примется объяснять, что железо его рубит.
• Если вас поняли верно, спокойно проверьте, кто прав — вы или критик. На утверждения типа «конных арбалетчиков не бывает» следует отвечать ссылками на серьезные книги, где оные арбалетчики фигурируют.
• Если вы поняли, что ошиблись, — признавайте это, не юля и не огрызаясь. Несоответствие числа мундирных пуговиц или заклепок не дает критику права идентифицировать книгу как «полную фигню». Лермонтов, написав, что «Терек прыгает, как львица с косматой гривой на хребте», допустил зоологический ляп.
• Если вам указывают на несоответствие числа пуговиц мундиру Финтифлюйского полка Ферапонта Великого, а вы пишете про другой полк, другого государя и другой мир, спокойно поблагодарите за информацию и напомните, что ваша книга — не калька земной действительности. Только сперва проверьте, имеет ли Ферапонт Великий хоть какое-то отношение к вашей книге: очень может быть, что не имеет.

Распространенные критические претензии:
• Вы написали о селекционере, выведшем особо крупный огурец.
Критик углядел плагиат и радостно ткнул пальцем в очевидный (ему) источник. Не обращайте внимания. Автор не несет ответственности за то, что критик ограничился прочтением «Репки», а биография Мичурина прошла мимо него.
• Вы написали о баскетболе.
Критик обвинил вас в пристрастии к высоким мужчинам. Не обращайте внимания. Автор не несет ответственности ни за то, что критик смотрит баскетбол потому, что там «тааакие мальчики», ни за то, что критик уродился ростом 1 м 44 см.
• Вы написали о жирафе.
Критик обвинил вас в отрыве от жизни — и многостранично, страстно и саркастически доказывает, что жирафов не бывает и быть не может. Не обращайте внимания. Автор не несет ответственности за то, что критик не читал Акимушкина и Брема, не смотрит передачу «В мире животных», не посещает зоопарк и вообще не является Гумилевым.
• Вы написали о драконе / летающей тарелке.
Критик многостранично, страстно и саркастически доказывает, что даже младенцам известно, что число голов у драконов кратно трем / гравилеты имеют шестиугольные иллюминаторы. Не обращайте внимания. Это ваш дракон / тарелка, и принадлежит вам, а не критику. Хочет трехглавого — пускай ищет в другом месте или пишет сам.
• Вы написали о том, как расцветает роза.
Критик многостранично, страстно и саркастически доказывает, что писать о розах, когда в Закобякинском районе сокращается ареал живучки ползучей, — эскапизм. Не обращайте внимания. Розам — розово, живучкам — живучково. И вообще — см. выше.
• Вы написали. Просто написали.
Вас заклеймили в одной обойме с ... — далее по списку. Если список вам симпатичен и вам в нем уютно, обращайте внимание и гордитесь. Если список НЕ симпатичен, подумайте, как вы там оказались. Если по принципу «У кактуса есть иголки, у ежа есть иголки, следовательно кактус = еж. Еж является переносчиком бешенства, кактус = еж, значит, кактус является переносчиком бешенства. Немедленно убрать кактусы из школ и детских садов!» — не обращайте внимания. Это не ваши проблемы. Это к доктору, причем не вам.
• Вы написали. Вот взяли и написали.
Критик не осилил, осилил с трудом, просто не смог читать, etc. Не обращайте внимания. Это не ваши проблемы.

О групповой полемике на почве вкусовщины (она же «моя трава» и «не моя трава»):
Дурак дальний куда опаснее дурака близкого. Он способствует обобщению, а от обобщения до недоумения, обид, ссор, вражды между умными, вменяемыми людьми не столь уже много шагов. Дурак, с которым мы учимся, работаем, соседствуем, оказываемся в одном вагоне, если так можно выразиться, индивидуален. Мы видим в нем не национальность, религию, идеологию, а дубину стоеросовую, Мнение дурака о том, как нам обустроить всё, никого не волнует. Но дурак приходит домой, включает компьютер и начинает вещать и излагать. Дистанционно. Нет, что он дурак, видно и тут, беда в другом: его глупость начинают увязывать с теми, от чьего имени он вещает. А дальше срабатывает нехитрая ловушка.
Допустим, я люблю кактусы, очень люблю, но при этом не имею ничего против гераней. А какой-то дурак-кактусофил имеет и начинает нести агрессивную тупую дичь на сей счет. Я вижу, что он дурак, но при этом знаю, что и я не геранефоб, и мои друзья-кактусофилы не геранефобы. Следовательно, этот дурак в нашей среде — исключение, ну и черт с ним!
Мы молчим, а любители герани видят, что на них наскакивает агрессивный урод, и закономерно встопорщиваются. Рано или поздно кто-то неудачно отругивается, задевая кактусы как таковые. Это видит какой-нибудь горячий кактусофил, отвечает тоном выше, а дальше по нарастающей.
Геранщики судят о кактусофилах не по молчащим умным и вменяемым нам, а по дураку. Кактусофилы судят о геранщиках по их агрессии и по их дуракам, которые сбегаются и подхватывают знамя глупости. Всё. «Окрестности в пожаре пылают за окном» (©).