Ракушка была не домом.

Ракушка была убежищем.

Это чувствовалось во всем: в том, как из-за толстых стен в дом почти не долетали звуки моря; в том, какими основательными были оконные рамы, которые, казалось, не так просто выбить, несмотря на то, что защитные чары, наложенные на них, уже давно выдохлись; в том, как мало здесь было мебели, но вся она выглядела крепкой, массивной, и кто-то расставил ее в просторной гостиной таким образом, чтобы за ней, в случае чего, получилось спрятаться.

В Ракушке можно было открыть для себя ту сторону Мюриэль, которую язык бы не повернулся назвать “тетушкой”.

Тетушка Мюриэль, похожая на маленький ворчливый сморщенный гриб, жила в тесном захламленном доме. Каминная полка ломилась от статуэток — справедливости ради, довольно красивых — и некоторые так и норовили свалиться мне на голову, когда выпадала моя очередь проведать ее.

Тетушка Мюриэль сидела в своем глубоком кресле, укрытая целой стопкой старых одеял, и без особой приязни смотрела на мир из-под безвкусной старой шляпки. Гостиная вокруг нее выглядела так, будто туда постарались впихнуть содержимое целого особняка. Я не знала, что творилось в других комнатах, но подозревала, что разобрать их было бы намного сложнее, чем найти шкатулку с воспоминаниями Перси среди хлама, который копился в Хогвартсе столетиями.

Мюриэль, которая обставляла Ракушку, была другой. Строгой, сдержанной, немного даже аскетичной. Мне несложно было представить, что она делала здесь все сама: двигала магией мебель, накладывала на нее заклятие вечного приклеивания (и из-за этого мы не могли ничего сдвинуть), развешивала по стенам простые магические лампы, стекла которых потускнели со временем, и поэтому по вечерам гостиная погружалась в (почти) уютный полумрак. Кирпичные стены без отделки выглядели здорово сами по себе, но вместе с этим казались очень пустыми.

Я представляла, как Мюриэль, прямая, сильная и одинокая, приходила сюда, когда ей нужно было подумать, садилась в одно из кресел, в то, что стояло ближе всех к широкому камину, и часами изучала шероховатую кладку и швы между кирпичами.

Нет, Ракушка не была домом. Ни для нас, ни для той Мюриэль, которая исчезла много лет назад.